О криминалистике и не только: избранные труды - Евгений Ищенко

Есть и еще одна негативная грань рассматриваемой проблемы. Что греха таить, самостоятельность и независимость нужны самим носителям судебной власти для самоутверждения судебного корпуса, решения его внутренних проблем, установления дополнительных льгот и привилегий. Независимость необходима судебной власти не ради самой независимости, а для того, чтобы защищать права и свободы граждан, охраняемые законом интересы общества и государства, обеспечивать равенство всех перед законом и судом, вершить правосудие в строгом соответствии с Конституцией РФ и федеральными законами.

Чрезмерная неприкосновенность судей, как и иных государственных чиновников, граничащая с полной безнаказанностью, – это тот барьер, который еще долго будет стоять на пути борьбы с коррупцией, активно провозглашаемой, но недостаточно реализуемой в нашей стране.

Отрицательными последствиями чревата и тенденция сворачивания форм внешнего контроля за правосудием на фоне снижения роли и престижа судебной власти, получившей дополнительные возможности для злоупотреблений.

Что же предложил УПК РФ в качестве компенсационного механизма к утраченному общественному контролю? Пожалуй, только суд присяжных, возрождение которого выдается за крупную победу периода реформ. Однако эта победа весьма сомнительна. Во-первых, на рассмотрение суда присяжных могут передаваться лишь уголовные дела об особо тяжких преступлениях, доля которых в статистике не превышает 5 %. Во-вторых, нет никаких оснований считать, что присяжные, приглашенные из списка, составляемого на основе избирательных списков, окажутся грамотнее и активнее народных заседателей, избранных коллективами трудящихся. В-третьих, расширение коллегии присяжных до 12 человек способно привести (и часто приводит!) к снижению качества и обоснованности вердикта, ибо увеличение численности коллегии закономерно влечет снижение индивидуальной ответственности за принимаемое решение. Можно, конечно, уповать на нравственный долг присяжных заседателей. Уповать-то можно, но очень уж часто срабатывает у них стадный инстинкт. Суд присяжных – это суд эмоций, он отличается своей непредсказуемостью.

Приняв суд присяжных как некое демократическое достижение в развитии судебной системы, явно не имеющее дальнейшей перспективы, ставящее обвиняемых в неравное положение, игнорирующее интересы потерпевшего, реформаторы сочли это достаточной компенсацией к исключению народных заседателей и переходу от коллегиального к единоличному правосудию по подавляющему большинству уголовных дел.

Существенно сузив пределы полномочий суда в исследовании доказательств и лишив его права на возвращение уголовного дела прокурору на дополнительное расследование, законодатель тем самым объективно закрепил приоритет защитительной функции суда, признал достаточной для эффективного правосудия формальную, юридическую истину, что также следует из уравнивания задач общего и особого порядка судебного разбирательства.

Отказавшись от постановки целей и задач в уголовном судопроизводстве, УПК РФ в ст. 6 сформулировал его назначение. По сути, в этой статье сформулированы функции обвинения, защиты и разрешения дела по существу. Другими словами, назначение уголовного судопроизводства сведено к состязательности судебного разбирательства. Очевидно, что законодатель таким образом форму уголовного судопроизводства поставил выше его содержания, процессуальные права личности – выше ее материальных прав и интересов, а также совершенно проигнорировал интересы общества и государства.

Подчеркну еще раз, что отход от объективной истины неизбежно ведет к формализации уголовного процесса, к презюмированию выводов по делу следователя и суда, тогда как объективное исследование недооценивается и даже шельмуется. Нельзя отрывать состязательность от установления объективной истины, ибо это сводит назначение уголовного судопроизводства к простому «выигрышу дела» одной из сторон – обвинением или защитой.

А что же говорят апологеты чистой состязательности? По мнению Г. М. Резника, «исторический опыт неумолимо свидетельствует о том, что инквизиционная модель судопроизводства с ее неограниченным стремлением к истине в итоге вырождается в бесправие… Советский уголовный процесс к середине 80-х гг. являл собой удручающее зрелище: пыточное следствие, исчезновение оправдательных приговоров, бесполезность защиты. Судьи разучились судить, если понимать под правосудием деятельность на рассуд, а не на осуд; прокуроры – обвинять, адвокаты – защищать…

Понимание уголовного судопроизводства как средства борьбы с преступностью господствовало и в правовой теории. Такая аберрация вкупе с искаженно толкуемым принципом неотвратимости наказания и утопическим представлением о достижении истины по каждому уголовному делу – плодом философско-идеологической вульгаризации познания события прошлого – породили поистине уникальное правосудие…»

А что же теперь? – сам собою напрашивается вопрос. Г. М. Резник продолжает: «Через 5 лет жизни по новому закону, можно смело констатировать, что вновь восстановлена прежняя упряжка из суда, прокуратуры и следствия, решающих одну общую задачу – борьбу с преступностью… На бумаге – новый процессуальный кодекс. На практике – все то же пыточное следствие, правосудие без оправданий (суд присяжных не в счет). Не в борьбе с преступностью цель уголовного процесса, а в утверждении справедливости в обществе. Не социальной. Юридической. Выражающейся в разрешении независимым судом спора равноправных сторон обвинения и защиты»194.

Другими словами, все вернулось на круги своя. Не оправдал демократический УПК РФ надежд адвокатского сословия…

Между тем объективная истина в уголовном процессе диалектична по своей сути. Поэтому, отрицая диалектику, приходится отрицать и объективную истину, довольствуясь суррогатом – юридической, формальной, правдоподобной истиной. Но и она, как считает Г. М. Резник, не позволяет утвердить в обществе юридическую справедливость. О социальной и говорить нечего.

При вероятностном подходе (в отличие от подхода с позиции объективной истины) исследовательский тип процесса подменяется презюмированным (неисследовательским), когда исходят из того, что следователь должен исповедовать презумпцию виновности подозреваемого195. Презумпции предваряют, свертывают исследование, предрешают его выводы. Если определенная часть следователей продолжает смотреть на истину сквозь призму фактических презумпций, значит, проблема обвинительного уклона при расследовании не только не преодолена, но и обрела второе дыхание. При вероятностном подходе все упрощается, становится относительным, условным, в том числе и такие абсолютные ценности, как права человека, основополагающие правовые принципы, в числе которых и объективная истина.

Вероятная истина по самой своей сути не может служить достаточным основанием для изобличения человека в преступлении и его осуждения. Как бы заманчиво ни выглядели сориентированные на практическую целесообразность суждения о том, что объективная истина не отвечает современным реалиям, они неприемлемы. Ведь уголовное судопроизводство неразрывно связано с правами человека, которые нельзя приносить в жертву неопределенности, предположительности. Это путь формализации уголовного процесса, предвзятости, обвинительного уклона, следственных и судебных ошибок, резкого снижения качества расследования уголовных дел, что повсеместно и наблюдается.

Вопрос об объективной истине – это и вопрос об уровне правосознания следователей, дознавателей, прокуроров и судей. Их правосознание и практика борьбы с преступностью должны опираться на объективную истину, в противном случае успехов в этом направлении ожидать не приходится. Их и нет, ведь даже термин «борьба с преступностью» заменен на аморфное словосочетание «преодоление преступности».

Объективная истина важна не сама по себе, она имеет основополагающее практическое значение. Полученное в результате тщательного исследования знание должно претворяться в практику. При объективном установлении того, что произошло в действительности: кто совершил преступление, его виновность и др., истина бумерангом возвращается к преступнику в виде решения о признании его виновным в совершении конкретного преступления. Объективная истина практична, а практика должна быть истинной. В частности, это означает, что наказание должен понести только действительно виновный, невиновный же в любом случае должен быть оправдан.

Проблема объективной истины для органов следствия и суда остается особо актуальной, ибо всегда наличествует опасность нивелировать ее значимость или отказаться от нее вовсе «в интересах практических», исходя из целесообразности, удобства, «экономии сил», вследствие загруженности в работе, активизации усилий в преодолении преступности с учетом увеличения числа ее проявлений и т. п.