Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вас хотят испытать и узнать, принадлежите ли вы к нашему семейству.
— А если мы не выдержим этого испытания, — спросил Элиот, — мы вернемся домой?
— Нет, — коротко ответил дядя Генри.
У Фионы под ложечкой похолодело, словно там образовалась льдинка.
Без дальнейших объяснений дядя Генри развернулся и направился к выходу из комнаты.
— Пойдемте. Назад дороги нет.
Фиона посмотрела на Элиота.
— Похоже, придется.
Он кивнул.
Близнецы последовали за дядей Генри.
Он провел их через кабинет, где находилось множество чучел животных и прочих охотничьих трофеев: медведь-кодьяк, лев, дронт, бивни мамонта. Затем они оказались в застекленном атриуме и, перейдя по мостику оформленный в японском стиле ручеек с каменистым дном, прошли в библиотеку.
В библиотеке было три этажа, обрамленных галереями с металлическими коваными балконами. Все стены занимали книжные шкафы, возле которых стояли медные стремянки на колесиках. Дальней стены не было видно. Наверное, книжное собрание включало в себя миллионы томов. Фиона почувствовала запах бумаги и кожи — запах веков. Как дома. Чтобы все здесь рассмотреть, потребовалось бы несколько десятков лет.
Но дядя Генри не позволил Элиоту и Фионе задержаться в библиотеке. Он подтолкнул их к короткому коридору, и они услышали шипение воздуха, вызванное перепадом давления. Коридор выходил к галерее над обрывом.
Ветер растрепал волосы Фионы, пряди упали на глаза. Она собрала волосы в узел на затылке и увидела, куда привел их дядя Генри. Узкий каменный мост, переброшенный через бушующие волны, вел на маленький островок.
Когда они подошли ближе, Фиона заметила, что на мосту есть парапет, но в некоторых местах он сломан и вообще не слишком высок. Оступишься — не удержишься.
— Вы про это говорили? — спросила она, с трудом перекричав вой ветра. — Мост и есть испытание?
— О нет, детка, — ответил ей дядя Генри. — Если тебе не хватит храбрости пройти по этому мосту, то у тебя нет и десятой части той выдержки, какая потребуется для встречи с семейством.
Он махнул рукой, словно хотел сказать: «Идите — или не идите». Предоставил им выбор.
Фиона посмотрела на Элиота. Он взял ее за руку, полагая, что на таком мосту четыре ноги лучше, чем две… Оба понимали, что нарушают уговор — никогда не прикасаться друг к другу, но промолчали.
Вместе они ступили на потрескавшиеся, не скрепленные раствором камни. Ветер дул с такой силой, что Фионе пришлось согнуть ноги в коленях. Она сделала несколько первых робких шагов по мосту. В щелях между камнями гудел воздух.
Девочка старалась смотреть на носки своих кроссовок, и это было бы легко и просто — ведь, работая в пиццерии, она всю смену не отрывала глаз от пола, — но ее взгляд то и дело соскальзывал к неровным камням и бушующему внизу морю. Соленые брызги щипали глаза, но Фиона смаргивала слезы и продолжала идти вперед. Она должна идти. Если остановится — Элиот сочтет ее трусихой. А этого следовало избежать любой ценой.
Сосредоточенно смотря себе под ноги, она продолжала путь по мосту.
И вдруг древние камни закончились, и Фиона ступила на темный песок.
Они с Элиотом одновременно разжали руки.
— Вот видите? — проговорил дядя Генри, сойдя с моста следом за ними. — Ничего страшного.
— Да, — прошептал Элиот. — Проще простого.
Фиона сердито глянула на него. Конечно, он соврал.
— Сюда.
Дядя Генри повел их к амфитеатру.
Здесь ветер утих. У Фионы возникло такое чувство, словно она очутилась в аквариуме. Бабушка сидела на самой нижней ступени лицом к остальным. Их было четверо — трое мужчин и женщина. Увидев Фиону и Элиота, бабушка сдвинула брови и моргнула. Ее взгляд был жестким и непонятным.
— Позвольте представить вам мисс Фиону Пост и мистера Элиота Поста, — сказал дядя Генри. — Элиот, Фиона, это… — Он вздохнул. — Всяческие титулы типа «великий» и «дважды свергнутый» я опущу, если не возражаете.
Дядя Генри остановился перед женщиной. Она была красива, как фотомодель или актриса, а от ее улыбки Фионе сразу стало тепло, но почему-то одновременно — не по себе.
— Это ваша тетя Лючия.
Значит, сестра их матери? Неужели их мать была так же хороша собой? И Фиона сможет стать такой же красавицей, когда повзрослеет?
Далее дядя Генри представил им мужчину с золотистой бородой и волнистыми волосами. Он был в джинсах, кроссовках и белой рубашке с короткими рукавами. Мужчина улыбнулся Элиоту и Фионе.
— Ваш кузен Гилберт.
— Очень рад.
— А это… — Дядя Генри указал на сурового мужчину, сидевшего опершись локтями на колени. Он устремил на Элиота и Фиону такой взгляд, словно смотрел в микроскоп на образцы бактерий. Его длинные усы напомнили Фионе о монгольских воинах, которых она видела на картинках, — воинах, которые проносились по просторам Азии и убивали каждого, кто посмел оказать им сопротивление. — Ваш дядя Аарон, — продолжал дядя Генри, затем повернулся к старику, сидевшему рядом с Аароном, скрестив ноги по-турецки. — Дядя Корнелий.
— Мы очень рады познакомиться с вами, — сказала Фиона.
Более необдуманных слов она никогда в жизни не произносила. И вовсе не была рада тому, что находится здесь, ей не хотелось знакомиться ни с кем из этих людей. Хотелось бы только узнать, чего они хотят. Она посмотрела на бабушку. Та кивнула. По крайней мере, Фиона сумела хоть что-то сказать.
Тетя Лючия встала. Складки ее черного платья заколыхались. Красные розы на ткани были такого же цвета, как ее губы и волосы. Фионе, одетой в серый свитер и трикотажные штаны, с испачканными маслом и скрученными в неуклюжий узел волосами, было неловко стоять перед такой утонченной женщиной. Наверное, всем этим людям я кажусь уродкой, думала девочка.
— Вы проделали долгий путь, — нарушила молчание Лючия. — Наверняка вы устали, но прошу вас, окажите нам честь и ответьте на несколько вопросов.
Фиона выпрямилась в полный рост. Они с Элиотом очень хорошо умели отвечать на вопросы. Если под словом «испытание» дядя Генри имел в виду это, то все пройдет благополучно. На вопросы бабушки они отвечали всегда, сколько Фиона себя помнила.
Она бросила взгляд на Элиота. Тот кивнул.
— Мы готовы, — сказала Фиона Лючии. — Задавайте вопросы.
— Первым спрошу я, — сказал дядя Корнелий и взял блокнот и карандаш, приготовившись записывать. — Любимые цвета?
К такому вопросу Фиона не была готова. Она ожидала чего-то вроде: «Как называется столица Мадагаскара?» Никто никогда не спрашивал ее о том, какие цвета она любит.
— Лиловый, — выпалила она.
Это было первое, что пришло ей в голову. Не сиреневый, а темно-лиловый. Цвет сумерек или ранней зари. Темный, глубокий и немного печальный.
Элиот сосредоточенно сдвинул брови.
— Серый.
Корнелий записал их ответы и сверился с астрологическими таблицами.
Дядя Генри сел на ступень, немного наклонился и спросил:
— Когда я закрыт, я — треугольник. Когда открыт — круг. Что я такое?
Фиона обожала загадки. В детстве они с Элиотом разгадали все загадки. И те, что смогли найти в домашней библиотеке, и те, что помнили бабушка и Сесилия. Именно поэтому они потом перешли на игру в «словарные дразнилки».
— Зонтик, — ответили близнецы одновременно.
— Но правильнее было бы сказать, — добавил Элиот, — что в закрытом состоянии вы представляете собой конус.
— А в открытом — полушарие, — сказала Фиона.
Дядя Генри довольно улыбнулся.
— Отметь способности к многомерной абстракции, — сказал он Корнелию.
— Да-да, — пробормотал тот и быстро записал несколько уравнений.
— Сколько квадратов на шахматной доске? — фыркнув, спросил Аарон.
Фиона знала, что на шахматной доске — шестьдесят четыре квадратика, черных и белых, восемь по вертикали и восемь по горизонтали. Но кроме того, квадраты на доске образовывали маленькие квадратики — два на два, три на три.
— Начни с самых больших блоков, — шепнул сестре Элиот.
Фиона недовольно нахмурилась — не потому, что это было плохое предложение, а потому, что брат был прав: так было легче подсчитать.
— Есть закономерность, — сказала она Элиоту.
— Угу, я только что это заметил, — в свою очередь обиделся Элиот, потому что Фиона догадалась первой.
— Один, четыре, девять.
— Квадраты чисел, — сказала ему Фиона. — Последнее — восемь в квадрате, то есть шестьдесят четыре. Суммируем все и получаем…
— Двести четыре, — в унисон ответили они на вопрос дяди Аарона.
Он кивнул и больше не смотрел на них, как на бактерии под микроскопом.
Корнелий оторвался от своих записей.
— По моим расчетам, баланс сохраняется. С точки зрения генетики возможен эквивалент.