Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность - Михаил Филиппов

Другой очевидец, полковник Панютин, подтверждает, что “скобелевцы имели более высокие правила чести, чем какие-либо другие солдаты”, и приводит такой пример: художник Верещагин после дела при Хаскиойе попросил Панютина доставить ему для картин несколько мундиров и амулетов с убитых турок. Полковник позвал фельдфебелей и приказал достать мундиры. Фельдфебели переглядываются, наконец один из них говорит:

– Ваше высокоблагородие, позвольте для этого нанять болгар или жидов, наши солдаты ни за что не станут обирать убитых, потому что позорно.

Этот случай и многие другие показывают также, как понимал Скобелев дисциплину. Один из почитателей Скобелева, Кошкаров, формулирует его взгляды на дисциплину следующим образом:

“Дисциплина основывается на законности. Приказание не исполняется только тогда, когда испытаны все средства. Дисциплина заключается не в рабском исполнении желаний начальника. Она не только допускает, но и требует рассуждений! Дисциплина не в форме, а в духе”.

Все это действительно подтверждается не только рассказами очевидцев, но и документально – приказами Скобелева.

Скобелев терпеть не мог подчиненных, которые не смели своего суждения иметь и безусловно с ним соглашались. Он не выносил людей дряблых, пассивных, инертных и говорил, что они сделаны “из мокрой и слизкой тряпки”. По возможности он упрощал и сокращал формалистику, в которой многие видят необходимое средство для поддержания дисциплины. Под Плевной при обходе их траншей Скобелев приказал солдатам не вставать, говоря, что это лишь пустая потеря времени.

Вместо классического: “Не рассуждать!” – Скобелев старался прислушаться ко всякому здравому мнению, не разбирая, кем оно высказано – генералом или солдатом. Вот что рассказывает, например, наш известный путешественник Мозер.

Во время осады Геок-Тепе Скобелев ставил солдат ночью во рвы. Текинцы подкрадывались, взбирались на брустверы и рубили наших сверху. Однажды вечером, обходя аванпосты, Скобелев слышит, что солдат говорит товарищу: “Генерал напрасно ставит нас здесь. Если бы он ставил нас шагов на десять назад, текинцам пришлось бы спускаться в траншеи, где мы могли бы безопасно рубиться”.

– Это было откровением для меня, – рассказывал сам Скобелев. Был отдан приказ, и на следующее утро сотни неприятеля лежали во рвах. Солдат, подавший эту блестящую мысль, был награжден Георгиевским крестом.

В одном из своих приказов по 4-му армейскому корпусу Скобелев писал: “Известно, что на войне нравственный элемент относится к физическому, как 3:1”.

Этому правилу Скобелев следовал в течение всей своей боевой деятельности, заботясь прежде всего о поддержании духа войск, причем, однако, он никогда не забывал о физических потребностях солдата.

Все знавшие лично Скобелева, начиная с восторженного Немировича-Данченко и оканчивая Верещагиным, называют его глубоким психологом, знатоком солдатской души. Трудно указать полководца, который умел бы в такой степени воздействовать на солдат даже в минуту их бегства под влиянием панического страха, как это случилось, например, на Зеленых горах с двумя ротами новичков. Немирович-Данченко рисует этот эпизод, быть может, не без прикрас, но в общем, несомненно, верно:

“Только что начальство стало взбираться на скат Зеленой горы, как навстречу – расстроенная масса. Бегут врассыпную, во все стороны.

И тут-то, – пишет Немирович-Данченко, – я удивился от души боевому психологу. Объятую паникою толпу не остановишь угрозами.

– Здорово, молодцы! – крикнул им навстречу Скобелев. Крикнул весело, радостно даже. Те приостановились... – Спасибо вам, орлы, за службу!.. Героями поработали.

Еще минуту назад растерявшаяся, толпа стала подбираться. Оказалось что-то наподобие строя.

– Горжусь я, братцы, что командую вами. Таких молодцов еще и не было.

Беглецы оправились уже и, видимо, очнулись.

Тут генерал делает вид, что только сейчас заметил у них отсутствие ружей. – Это что же такое? Где же ваши ружья, ребята?

Молчание... Солдаты стоят потупившись.

– Вы это что же? Ружья кинули? Бежать – от турок... Стыд! Не хочу командовать такой дрянью.

Солдаты совсем уничтожены.

– Марш за мною!”

Затем, выведя солдат из траншей в самое опасное место, Скобелев скомандовал: “На плечо!” – и произвел ученье, как на параде, и только тогда пустил их обратно в траншеи.

Что в этом рассказе нет особого преувеличения, доказывается аналогичными свидетельствами Верещагина и Дукмасова.

В числе средств, ободряющих солдата, Скобелев считал одним из весьма важных музыку и пенье. По словам Шаховского, в походе Скобелев терпеть не мог, чтобы солдаты двигались молча. “Песенники, вперед!” – была его любимая фраза, и при этом песни должно выбирать веселые. За скучные песни он делал выговор командиру части. Во время боя на Зеленых горах Скобелев велел играть оркестру в ста шагах от неприятеля. “Мы забыли войну, – говорил Скобелев. – Наши отцы были лучшими психологами... Наполеон – бог войны – водил атаки под громкие звуки марша”. Корреспондент “Голоса”, вообще не слишком расположенный к Скобелеву, одобрительно писал, что во время осады Геок-Тепе каждое утро лагерь пробуждался всеми хорами музыки, а на штурм шли под звуки марша.

Во время бездействия Скобелев боялся, что солдаты “раскиснут”, и устраивал игры – в мяч и другие. По словам Гродекова, Скобелев говорил: “Одно для меня очевидно: у нас солдат молодой, впечатлительный, требующий сердечного за ним ухода. Начальники частей, которые почти вдвое старше массы солдат, не должны этого забывать. Одно возможно: предписать устроить солдатский театр и расходы отнести на экспедиционные суммы”.

Но особенно важное значение представляют для истории военного дела воззрения Скобелева на умственную сторону солдата. В противоположность полководцам, воображающим, что все основано на рабском подчинении начальству, Скобелев и в теории, и на практике требовал “осмысленности боя”, сознательного исполнения приказаний. Под Плевной 2 ноября Скобелев буквально устроил военный совет из фельдфебелей и унтер-офицеров Суздальского полка, причем один молодой унтер-офицер дал полезный совет, сказав, что выходить из траншеи прямо нельзя, так как турецкие секреты близко, а лучше подкрасться с флангов. Вообще перед боем, в случае малейшей к тому возможности, Скобелев объяснял не только офицерам, но и солдатам весь план действий.

Не станем разбирать взгляды Скобелева на технику военного дела – для этого необходимо быть специалистом. Ограничимся общими замечаниями, извлеченными из приказов Скобелева. О Наполеоне не без основания говорили, что он был прежде всего артиллеристом. Правда, у него был такой кавалерист, как Мюрат, едва ли имевший себе равного. Скобелев не отличался этой односторонностью. Он одинаково ценил действие всех родов оружия. Признавая, что решающее значение в бою принадлежит теперь пехоте, Скобелев полагал, однако, что некоторые германские теоретики чересчур унижают значение кавалерии. 20 мая 1878 года он писал Струкову: “Что было бы с нами в Турции, если бы воскресла кавалерия султана Махмуда? В войне с Австрией и даже с Англией неумелость употреблять кавалерию может просто повести к проигрышу кампании”. По мнению Скобелева, роль кавалерии “пылко наступательная”. “Бой ее решается успехом главных частей, тогда как в пехоте победу решает хвост”.