Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала - Автор неизвестен

Притащила Буки угощение для гостя и сказала детям:

— Будьте вежливы с нашим другом! И смотрите, чтобы у него всего было вдоволь, когда я отлучусь.

А Лёк нарочно привередничал, и молодые гиены ничем не могли ему угодить: то одного ему было мало, то другого — много.

Понравилось зайцу гостить у гиены, и решил он пожить у Буки подольше.

С этой мыслью он и заснул.

На беду его, ночью разыгралась гроза, какие бывают в Сенегале только в пору зимних дождей. Гром грохотал, и сверкали молнии. Ливень превратил улочки в грязные реки, а всю округу за деревней — в топкое болото.

Хижина, где поселили зайца, была не из лучших в деревне, ветер срывал с ее кровли пучки соломы, и скоро на Лёка хлынули потоки дождя. К тому же плетеные стены хижины не выдержали, и сквозь них тоже стало захлестывать зайца. Пришлось ему полночи бегать из угла в угол в поисках сухого местечка. Но пока он бегал да прыгал, его глиняная маска растаяла и растеклась красноватой грязью под ногами Лёка. А главное — самое страшное! — длинные уши его распрямились и торчали высоко вверх.

Но заяц об этом не думал: он старался где-нибудь спрятаться от дождя. И когда дождь вдруг перестал так же внезапно, как начался, Лёк, измученный и промокший, примостился на единственном сухом пучке соломы в самом дальнем уголке и заснул мертвым сном.

На рассвете Буки сказала сыну:

— Пойди погляди-ка, что там с нашим гостем! Не очень ему досталось в эту грозу?

Молодой сын Буки побежал, посмотрел сквозь щель в стенке хижины и увидел странного гостя, который спал, сжавшись в комок.

Он быстро вернулся к Буки и сказал:

— Наш гость спит. Но он сильно переменился! У него сейчас два длинных уха. Может, он надевает на ночь колпак?

Буки побежала сама, посмотрела сквозь щель и все сразу поняла.

— А, проклятый зайчишка, теперь ты в моих руках! — прохрипела она. — Клянусь, ты умрешь самой ужасной смертью! Заплатишь стократно за все, что ты мне сделал!

И вот все гиены из семейства Буки ворвались в хижину, где дрожал озябший мокрый заяц, схватили его и связали, как вязанку хвороста, так что он не успел и опомниться.

Вылили на Лёка еще два-три калебаса воды, смыли с него всю глину, и предстал он перед гиенами во всем своем заячьем обличье.

Затащили гиены зайца в самую крепкую, самую надежную хижину, заперли намертво и поставили самых злых сыновей Буки сторожить.

— Горе мне, горе! — стонал заяц Лёк. — Этот чертов дождь меня погубил! Надо было мне вчера поужинать и убраться подобру-поздорову домой. Бедные мои дети, у вас больше нет отца!

А Буки снаружи злобно хохотала:

— Теперь тебе не помогут все твои хитрости! Если б я захотела, я тебя сразу убила бы. Но я хочу придумать тебе самую жестокую смерть. И будь уверен, на этот раз ты от меня не уйдешь.

В той хижине, куда бросили связанного Лёка, жил сверчок Саллир. Услышал он стоны Лёка, услышал угрозы Буки и стал думать, как бы помочь своему другу зайцу.

К нечастью, сверчок Саллир умел только петь свои песенки — и ничего больше. Если бы он даже попробовал перегрызть путы зайца и сделать дыру в соломенной крыше, на это понадобились бы месяцы и месяцы. Челюсти у сверчка слабенькие! Никакой надежды вызволить зайца у него не было. Оставалось только петь, чтобы хоть как-нибудь усладить последние часы Лёка.

Спустился Саллир по соломе почти до самых ушей зайца и принялся стрекотать и петь. А потом спросил:

— Как же ты, мой друг, такой хитрый и умный, так оплошал? Вайе, горе мне, горе мне! Я не смогу ничем тебе помочь.

Но у зайца ум никогда не дремал, и едва он заслышал голос маленького своего приятеля сверчка, как сразу же сбрел надежду.

— Друг мой Саллир! — воскликнул Лёк. — Ты вполне можешь мне помочь. Сделай вот что: незаметно заберись на хижину Буки и подслушай, что они будут говорить. А потом расскажи все мне. Но, прошу тебя, запомни все до подробностей, а главное — постарайся не запеть, хотя день будет жаркий и солнце яркое.

Саллир перебрался на хижину Буки и затаился на соломенной кровле.

А как раз в это время гиены вершили суд.

— Какой же смертью наказать этого проклятого злодея? — вопрошала сама Буки.

— Забьем его палками! — воскликнул один сын.

— Да он после первого же удара подохнет и ничего больше не почувствует! — сказала Буки.

— Подвесим его за уши, как он тебя подвесил за гриву, — предложил другой сын.

— Нет, нет! Кто-нибудь придет и вызволит его, как Mop-Мак вызволил меня.

— Сожжем его на большом огне!

— Сжечь-то можно, да жалко. Я мечтаю сожрать его дохлого.

Так все гиены спорили, но ни одно из их предложений не пришлось Буки по нраву.

— Пойдем-ка подкрепимся! — прорычала она. — Время терпит, у нас впереди целый день и вечер.

И тут Саллир-сверчок забылся, запел и застрекотал во весь голос.

— Стойте-ка! Стойте! — закричала Буки, подняв голову. — Саллир был тут! Он подглядывал! Он подслушивал! Поймайте и раздавите этого соглядатая!

Все дети гиены Буки бросились за Саллиром. И вот связанный Лёк услышал из своей запертой хижины жалобный голос сверчка:

— Не убивай меня, Буки! Я сидел здесь, на кровле хижины, только для того, чтобы помочь тебе. Мне дела нет до этого хитрого зайца. Все равно он, считай, уже мертвец!

— Если ты и впрямь хочешь помочь мне, — прошептала Буки, — сделай только одно. Лёк тебе доверяет. Спроси у пего, какой смерти он больше всего боится? Спроси, какая смерть для него будет самой мучительной?

— Я согласен, — проскрипел сверчок Саллир. — Я буду прислушиваться всю ночь! Лёк стонет и бредит все время, и наверняка он выдаст в бреду свою тайну.

И вот Саллир-сверчок перебрался на хижину Лёка. Все гиены, родичи Буки, не спускали с него глаз. И он не мог никак предупредить несчастного зайца.

Но у Лёка недаром длинные уши! Он все слышал и все понял.

И вот длинноухий хитрец начал стонать:

— О, бедный Лёк! Ты уже не увидишь своих детей! Буки поклялась меня убить. Но если бы она забила меня палками, это было бы счастье. Я умер бы от первого удара! Если бы она подвесила меня за уши, это было бы только справедливо. Я ведь тоже подвесил ее за гриву! Если бы она меня бросила в огонь, это было бы смешно. Моя шкура спасла бы меня от огня! Самое главное, чтобы эта проклятая злодейка не узнала, чего больше всего на свете страшимся мы, зайцы! Ой-ой, только бы она не проведала, что опаснее всего для зайцев — утренняя роса. Она сжигает нас, она съедает нас медленно, как кислота. От одной только мысли об утренней росе я дрожу от страха. Какая ужасная смерть!

Саллир-сверчок понял хитрость зайца. Он все точно пересказал Буки. Но чтобы еще больше одурачить тупую злобную гиену, Саллир предложил Буки:

— Если ты мне не веришь, сама спроси у Лёка, какой смертью он хочет умереть. Ты знаешь, Лёк врет всегда, когда ему выгодно. Если он скажет «да», значит, это «нет». Но если он скажет «нет», значит, этой смерти он боится больше всего на свете!

Так протрещал сверчок Саллир, а голос его, как все знают, разносится далеко. Длинные чуткие уши Лёка уловили слова Саллира.

Всю ночь гиена Буки со своими сыновьями и сородичами измывались над зайцем: не давали ему ни есть, ни спать, кололи сквозь щели стрелами и копьями, гоняли из угла в угол и поносили последними словами.

«Ну, попался ты мне, приятель! — думала Буки. — Теперь ты умрешь в страшных корчах! Ты думаешь, я не знаю, что для зайцев опаснее всего утренняя роса? О, на рассвете ты, Лёк, убедишься, что с гиенами шутки плохи!»

Незадолго до рассвета Буки со своими сыновьями вошла в хижину, развязала ноги зайцу и повела его под надежной охраной в саванну.

— Что же делать, мой братец Лёк! — сказала приторно-медовым голосом Буки. — Пришло тебе время умереть. Но чтобы ты унес обо мне в преисподнюю самые лучшие воспоминания, я разрешаю тебе самому выбрать смерть. Хочешь, мы забьем тебя палками и ты сразу умрешь на месте?

— О, нет, нет! Умоляю тебя, избавь меня от такой смерти!

Буки ухмыльнулась и подумала про себя: «Если Лёк говорит «нет», это значит «да», значит, он хочет такой смерти. Но я-то не дура!»

— А что скажут мои дети? — спросила Буки.

— Нет, нет! — откликнулись молодые гиены. — Придумаем для него что-нибудь получше!

— В самом деле, — сказала Буки, — не лучше ли подвесить тебя за уши и оставить так, пока ты не сдохнешь?

— Нет, нет! — взмолился заяц. — Ты же знаешь, какие у меня нежные уши. Сжалься надо мной!

— Не делай этого, — сказали Буки сыновья. — Кто-нибудь его вызволит, и все начнется сначала. Давай лучше сожжем его живьем!

— Ай-ай-яй! — завопил заяц Лёк. — Не надо огня, умоляю вас!

«Да, видно, Саллир был прав, — подумала Буки. — Этот хитрый ушастый прохвост рыдает и плачет, надеясь меня обмануть. Он боится, как бы я не предала его самой мучительной для зайцев смерти. Но я-то знаю, чего он больше всего боится! А ну-ка спрошу его!»