Клинки против смерти - Фриц Лейбер

И я склонил голову перед его словами, а потом погреб обратно к кораблю. Вместе с Оувенайисом и Ларлтом следил я с борта корабля за тем, как взбираются они на округлые высокие скалы. Обе фигуры все уменьшались, наконец фигура северянина сделалась комариком на скале, а его серый собрат уже вовсе исчез из виду. А потом с берега задул ветер, поднялась зыбь, и мы могли уже поднимать паруса. Но мы остались… ведь мы же клялись служить им. Разве я не мингол?

Темнело, наступал вечер, ветер крепчал, крепло и наше желание уносить ноги - пусть даже только для того, чтобы утонуть в неизвестном море. Такой трепет внушали нам странные округлые скалы Блеклых Берегов: ведь в свинцовом воздухе не было ни чаек, ни ястребов, ни других птиц… у воды не было даже водорослей… Что-то блеснуло на гребне утесов, это видели все мы трое. Но лишь в третьем часу ночи подняли мы якорь и оставили Блеклые Берега за спиной.

Прошло еще несколько дней, вновь разразился страшный шторм, который, должно быть, забросил нас обратно в знакомые моря, Оувенайиса смыло за борт, а Ларлт свихнулся от жажды. В конце концов я и сам уже перестал понимать, что происходит. Меня выбросило на берег у Квармолла, со многими трудами я добрался до Ланхмара. Но до сих пор во сне вижу эти черные утесы, а на них - белые кости бывших хозяев… черепа их с пустыми глазницами, молчаливо взирающие на что-то ужасное и смертельно опасное.

Не осознавая усталости в натруженных мышцах, Серый Мышелов червем проскользнул за последний булыжник, цепляясь ногами и руками за неглубокие щели на стыке гранита и черного базальта, и наконец выпрямился во весь рост на кромке округлых скал, обступивших Блеклые Берега. Рядом был Фафхрд - в выбеленной солью кольчуге и шлеме. Но и друга он видел смутно, вдали, как через толстое стекло. Перед ним же были только два черных глаза, пустые туннели, уводящие вдаль, и казалось, он глядит в них целую вечность и уводят они к скорби и ужасу, что были когда-то за Внешним Морем, а теперь оказались рядом. Только эти глаза видел он, поднявшись из-за игорного стола под низким потолком ланхмарской таверны. Смутно он помнил зевак на пристани в Крае Земли, ярость бури и пену волн, колыхание черного моря и ужас в глазах Уурфа-мингола, но и память обо всем этом проступала словно сквозь толщу стекла. Смутно понимал он, что на них с приятелем легло проклятье, и источник его рядом.

На всей равнине, простиравшейся перед ними, не было даже признака жизни. Прямо перед ними базальтовая скала обрывалась в черную котловину, наполненную черным песком - мелкими частицами железной руды. В песке этом тонули десятка четыре чернильно-черных, овальных, разных по размеру валунов - так показалось сперва Мышелову. Только слишком уж круглыми они были, слишком правильными, и до сознания Мышелова медленно стало доходить - не валуны это, а черные яйца чудовищ… Были там небольшие, но были и такие, что не обхватить человеку, а одно - величиною с шатер.

На песке валялись кости, большие и малые. Мышелов признал клыкастый череп вепря, два поменьше показались волчьими. Был там и скелет огромной хищной кошки. Возле него белели лошадиные кости, а за ними ребра человека или обезьяны. Поблескивающим белым кольцом окружали кости громадные черные яйца.

Откуда-то повелительно, тонко, но ясно, прозвучал бесстрастный голос:

- Воинам - судьба воинов.

Голос был знаком Мышелову - он столько недель стоял в его ушах, - слова, сошедшие с языка бледнолицего с выпуклым лбом, что сидел тогда в черной одежде рядом с ними в ланхмарской таверне. Еле слышный шепот раздался прямо в мозгу: “В смерти всегда повторяется прошлое, и всегда это смерти на руку”.

А потом Серый Мышелов увидел, что перед ним уже не совсем безжизненные края. Движение вернулось на Блеклые Берега. Одно из больших черных яиц лопнуло, затем другое, трещины зазмеились по скорлупе, они ширились, осколки падали на черный песок.

Мышелов понимал, что вокруг все вершится по приказанию первого, тонкого голоса. Понимал, что близок конец, и они теперь там, куда велел им отправляться этот голос, - за Внешним Морем. Но не в силах шевельнуться, он лишь тупо следил за ходом чудовищных родов. Перед ним под нависшим свинцовым небом из яиц проклевывались две смерти - для него самого и его сотоварища.

Намеком на участь, ждавшую их с северянином, длинный, словно меч, коготь мелькнул в трещине, расширяя ее. Скорлупа стала осыпаться быстрее.

Вылупившиеся в сгущающейся мгле существа показались нереальными даже оцепеневшему Мышелову, они неуверенно пошатывались на двух ногах, словно люди, только ростом были чуть выше. Головы ящеров охватывали костистые гребни, напоминавшие шлемы, у обоих были темные птичьи лапы с когтями, а средний коготь в них выступал на ярд. В полутьме они казались мерзкой карикатурой на облаченных в броню витязей с мечами. Тьма только оттеняла желтый свет их мигающих глаз.

И тогда голос воззвал вновь:

- Воинам - участь воинов.

При этих словах с Мышелова словно упали путы. На мгновение ему даже показалось, что он пробуждается от сна. Тут раздался мерзкий, настойчивый визг вылупившейся узкомордой твари - и обе рванулись к ним. Он слышал, как за спиной с легким звоном вырвался из ножен меч Фафхрда. Мышелов мгновенно обнажил собственный клинок, тут же встретив им удар будто стального когтя, направленного ему в горло. Рядом и Фафхрд отразил удар другого чудовища.

А дальше началось кошмарное побоище. Котти резали и кололи, будто мечи. К счастью, не столь быстро, чтобы их нельзя было отбить, хотя против двух клинков было четыре. Мощная костяная броня отражала все контрудары. Вдруг обе твари повернулись к Мышелову, но, ударив сбоку, Фафхрд спас его. Обоих приятелей медленно теснили назад, к обрыву. Твари, казалось, не уставали, словно были они из металла и кости, не из плоти. Мышелову представилась собственная уже недалекая смерть. Какое-то время еще они с Фафхрдом смогут отбиваться, а потом все решит усталость - удары их станут реже и слабее, и твари возьмут их жизни.

Словно предвещая такой исход, коготь зацепил его запястье. Вот тогда-то он и вспомнил темные бездонные глаза, что отправили их через Внешнее Море, голос, что обрек их судьбе. Странная сумасшедшая ярость овладела им, не против самих тварей была она обращена, а против их господина. Черные мертвые глаза словно взирали на них из черного песка. И он потерял контроль над собой. Когда чудовища обрушились вместе на Фафхрда, он не бросился другу на помощь, он скользнул мимо в низину, к погруженным в песок яйцам.

Оказавшись перед двумя чудовищами сразу, Фафхрд рубил как сумасшедший, громадный меч свистел, унося остающиеся в громадных мышцах крохи сил. Он даже и не заметил, когда второе чудовище припустило следом за его другом.