Казачий край - Василий Сахаров

  - Команда саперов с подрывными зарядами и две сотни офицеров. Задача твоей дружины пойти вперед и пробить подрывникам путь к бронепоезду.

  - С моим личным составом это дело трудное, да и на полустанке может быть засада.

  - Потому и посылаем, кого не сильно жалко, а насчет трудностей, так они у всех.

  Таким было первое боевое задание "Новочеркасской боевой исправительной дружины". День бойцы отдыхали, а к вечеру выдвинулись к Персиановке. Я вышел перед строем и произнес, как мне показалось, зажигательную речь, смысл которой сводился к тому, что кто отступит, тому не жить, не пулеметы достанут, так красные расстреляют. Закончил же свое выступление словами о том, что девиз: "Победа или смерть!", для них не пустой звук, а самое что ни есть, настоящее руководство к действию. Народ на мои слова угрюмо загудел, а один из бойцов даже заплакал, кажется, это был бывший банкир Копушин.

  Как только стемнело, в сопровождении охранной полусотни стариков и дальних дозоров конницы Власова, дружина обогнула Персиановку по правому флангу, и вышла в зимнюю степь. Бойцы шли не очень хорошо, было много непривычных к дальним прогулкам людей, но к полуночи, мы все же вышли к Новогрушевскому полустанку.

  Рубеж, на котором мы концентрировались для атаки, находился в полутора километрах от расположения противника. Мой отряд дошел почти без потерь, всего семерых бойцов не досчитались, люди были более-менее, к бою готовы, и к нам подскакал Власов.

  - Костя, - окликнул он меня в темноте. - Черноморец, ты где?

  - Чего? - я подошел к нему.

  - Мы вражеские секреты сняли, так что путь тебе открыт. На полустанке пять эшелонов, три с нашей стороны и два с противоположной. Бронепоезд между ними. Мои волчата из разведки подошли почти вплотную, и донесли, что там гулянка идет, баян играет, песни пьяные и самогон рекой.

  - С чего бы это?

  - Пленные большевики говорят, что товарищ Сиверс сделал товарищу Саблину и его героическим революционным борцам за свободу подарок, прислал сотню свежих баб из ростовских заложников. По-хорошему, мои казаки и сами управятся, и заложников освободят и саперов к бронепоезду доведут. Может быть, отведешь своих, а мне офицеров и пулеметы оставишь?

  - Нет. Раз так сложилось, что момент для атаки хороший, то этим надо воспользоваться и своих бойцов обстрелять.

  - Как знаешь, Черноморец, атака через пятнадцать минут.

  - Отлично, начинаю выдвигаться.

  Сам бой описывать не буду, вполне нормальное ночное боестолкновение, во время которого кругом царит неразбериха, идет суматошная стрельба и кто свой, а кто чужой, разобраться бывает очень проблематично. Скажу только, что мои бойцы второго сорта, с поставленной задачей справились, может быть от страха, но все, что изначально намечалось сделать, они сделали очень хорошо. Подорвав вражеский бронепоезд и повредив железнодорожные пути, дружина отошла в поле, взяла под охрану триста пятьдесят освобожденных заложников и к утру была в Персиановке.

  Здесь, когда уже рассвело, я смог подробно разглядеть людей, которые находились в плену у красных, и зрелище было не из приятных, поскольку не было среди них такого, у кого не имелось на теле ран. Все это скопище гражданских и еще несколько дней назад, не принимавших никакого участия в Гражданской войне людей, сидело подле развалин какого-то дома и практически не шевелилось. Они ничего не хотели, не плакали, не голосили и не требовали. Просто сидели и ждали команды, которая указала бы им, что они должны делать дальше.

  Как можно из разумного существа сделать растение я знал, все же на Кавказе воевал, и сам многие пыточные приемы горцев, курдов и турков мог бы использовать без угрызений совести, но все это касалось воинов, людей, профессия которых война, а здесь, были совершенно обычные люди. Вот, сидит пожилой и абсолютно седой дедушка, может быть, что и профессор. Рядом с ним, в оборванной в хлам одежде молодой парень, скорее всего, студент или кадет. А за ними, спрятавшись за спинами, старушка в платке и душегрейке. Прохожу мимо и, неожиданно для меня, эта пожилая женщина, испуганно выглядывающая из-за плеча "студента", подает голос:

  - Подъесаул Черноморец.

  Резко обернувшись, пристально всматриваюсь в лицо старушки. Голос мне знаком, а вот внешность, совершенно неизвестна. Проходит несколько секунд, и я все же узнаю эту женщину, которая оказывается Лизаветой Алексеевной Артемьевой. Как же она изменилась и куда подевалась та ослепительная и строгая красавица, с которой меньше двух месяцев назад я пил чай. Черт! Будь проклята эта война, из-за которой страдают мирные люди, и будь прокляты большевики, принесшие в наши края не просто смерть, а издевательства и мучения, превращающие молодых женщин в старух!

  - Лизавета Алексеевна, что с вами произошло? Где ваш ребенок? - присев на корточки перед Артемьевой спросил я.

  Ответа мне нет, а только полный горести взгляд, неизбывная тоска, навечно поселившаяся в них, и слезы, которые сами собой, катятся по щекам Артемьевой. Что тут сделаешь, да и надо ли что-то делать помимо того, что уже происходит? Все что могу, это отправить жену офицера в дом купца Зуева и написать записку Анне Ерофеевне, с просьбой помочь несколько повредившейся в уме женщине. Бог даст, придет в себя и сможет как-то жить дальше, а мне остается только продолжать войну за то, чтобы подобных трагедий происходило как можно меньше.

Глава 12

Новочеркасск. Март 1918 года.

  Столица Войска Донского, все же устояла. Город выдержал двухнедельную вражескую осаду и для большевиков пробил час расплаты. В ночь с 27-го на 28-е февраля, не принимавшие участия в кровопролитных боях на западе и севере Новочеркасска войска генерала Мамантова, перешли в наступление на Заплавскую и Бессергеневскую. Сила у Константина Константиновича была немалая, 3-й Донской ударный полк, Кривянская боевая дружина, несколько отдельных партизанских отрядов, казаки Власова, а так же "Новочеркасская боевая исправительная дружина", которая помимо дела под Новогрушеским полустанком, уже успела неплохо показать себя в боях с латышами Сиверса. Одновременно с Мамантовым, с левого берега в тыл к голубовцам ударили переправившиеся с левого берега боевые отряды хорунжего Федора Назарова и войскового старшины Фетисова.

  Шансов у изменников не было. Как и ожидалось, голубовцы нашего натиска не выдержали. Казаки и так были сильно угнетены тем, что город, который они с малолетства считали для себя родным, держится ими в блокаде, а тут еще и красные отличились, прислали к ним надзирателей, полсотни австрийцев и полторы сотни добровольцев из Ярославля. Все, что происходило у Голубова, мы знали, перебежчики шли к нам каждую ночь, а потому, не сомневались и били в самые слабые точки их обороны.

  Боя как такового не было, сопротивление оказали только ярославцы, а австрийцы закрепились на одной из окраинных улиц и выслали парламентера, который оговорил условия их сдачи в плен. К утру Бессергеневская была за нами, ярославских коммунаров задавили артиллерией и пулеметами, а казаки или сдавались, или, не принимая боя, бежали в родные станицы. Однако далеко убежать им не дали, в степи они перехватывались конницей Назарова и, сдав оружие, под конвоем возвращались обратно в Бессергеневскую.

  Мамантов продолжил свое наступление и двинулся на Мелиховскую. Власов вернулся в Новочеркасск, а мне приказали держать занятую станицу и производить поиск затаившихся по хатам большевиков. С этим заданием мои орлы справились за полчаса. Местные жители, уже встававшие на запись в армию, нам с этим вопросом помогли, так что основная наша работа, это охрана военнопленных.

  Наступил полдень. Я находился в штабе Голубова, когда с радостным вскриком в него влетел Мишка, которого я вместе с Демушкиным забрал к себе в дружину. Теперь, один всегда при штабе, вроде посыльного, а второй конной сотней командует.

  - Жида поймали! - выдохнул брат и, присел к стене.

  - Какого такого жида?

  - Самого настоящего, командира ярославцев. Говорят, очень важная птица.

  Так произошла моя первая встреча с самым настоящим большевиком, членом ВЦИК Семеном Михайловичем Нахимсоном. Спустя час, выгнав Мишку, и оставив только писаря, я вел первичный допрос пленного. Что можно было о нем сказать? Самый обычный человек, мой ровесник, на голове фуражка, на носу очки, под ними фингалы, а одет в черную кожанку. Надо заметить, весьма умный и начитанный человек, все же из семьи богатых купцов, Бернский университет окончил, а в войну даже успел прапорщиком в одном из запасных полков послужить. Последние занимаемые должности председатель исполкома Совета солдатских депутатов и комиссар 12-й армии. Птица, в самом деле, чрезвычайно важная. Здесь на Дону оказался случайно, отправлял из Ярославля на борьбу с белоказачеством очередной отряд и, по ряду причин, был вынужден сопроводить его до места. Сегодня должен был получить себе замену и отправиться обратно в Ярославль, но не сложилось и теперь, он беседует со мной.