Жёсткая ротация - Виктор Топоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечислены уже и основные «проколы» и «ляпы»: сановные театральные старцы в ролях сорокалетнего прокуратора и самого Воланда — вопреки смыслу образа, но по вполне понятным биологическим соображениям — трясутся на экране за собственную жизнь, а вовсе не распоряжаются чужими, и власть их — от кесаря и от дьявола — выглядит поэтому откровенной бутафорией. Не смешон, но смехотворен плюшевый Кот Бегемот. Невесть откуда взялся Берия в исполнении Валентина Гафта.
Плоха и вторична Москва тридцатых — но и Иерусалим тридцатых (первого века) ничуть не лучше. Внешне похожий на Михаила Булгакова артист Галибин в роли Мастера почему-то говорит голосом Сергея Безрукова. Отсутствуют спецэффекты — а те, что наличествуют, буквально вопиют о том, что пятимиллионный (в долларах) бюджет хорошо «попилен» на сторону. Телефильм в целом театрален и кажется непомерно затянутым телеспектаклем, в котором актёры — талантливые и не очень — механически воспроизводят булгаковский текст (романа всё-таки, а не пьесы), теряя по дороге всю его прелесть и очарование. Список достоинств телевизионной Маргариты исчерпывается хорошей фигурой второй свежести. Абдулов играет подвыпившего бомжа, а Филиппенко и вовсе играть нечего. И так далее.
Добавлю несколько личных наблюдений. В заставке каждой серии центурион Крысобой (В сетевой публикации данной статьи Крысобой был назван Зверобоем. В читательской почте (85 возмущённых писем и 20 восхищённых) на эту описку указали двое) умерщвляет распятого Безрукова копьём Лонгина — и тут же с креста скатывается отрубленная голова Берлиоза.
Бал у Сатаны распадается на две части: вторая целиком и полностью слизана с тайной оргии из фильма Стэнли Кубрика «Широко закрытые глаза» (умники со Второго показали этот фильм ночью по окончании одной из серий «МиМ»), тогда как первая воспроизводит стилистику не новорусской даже, а обкомовской баньки с податливыми комсомолками и раздухарившимися коммунистическими начальниками. Отсутствует искромётность, отсутствует фантасмагоричность, отсутствует сумасшедший темп, на котором держится, не впадая в лоскутность, яркий во всей своей пошлости роман Булгакова.
На котором, кстати, здесь самое время задержаться. Начав, пожалуй, с забавного вывода, сделанного либеральным (потому что он получает деньги у олигархов) и верноподданным (потому что защиту от фашистов он ищет единственно у Путина) публицистом Леонидом Радзиховским. Дебютировав как булгаковед по свежим следам телесериала, Радзиховский констатировал: «МиМ» — это «Сатанинские стихи» по-русски!
Ну что не по-еврейски, это как раз понятно. Как истинный русский писатель Михаил Афанасьевич «малый народ», мягко говоря, недолюбливал. Наш земляк Михаил Золотоносов (феноменальный специалист по анальному юмору, причём, похоже, наследственный, — золотоносов, как и золотарей, не след путать с ювелирами, которых встарь именовали золотых дел мастерами), совсем недавно — уже на правах телекритика — введший в обиход аббревиатуру ГВН (Главная Весть Недели), именно на примере Булгакова и его романа разработал теорию CPA (Субкультуры Русского Антисемитизма) и прямо обвинил писателя в черносотенстве.
В двадцатые-тридцатые годы прошлого века евреев во власти, в силовых структурах и в идеологической обслуге режима (включая литературу и кинематограф) было процентов семьдесят-восемьдесят. Впоследствии Сталин их отовсюду (кроме литературы и искусства) вычистил — и Булгаков любил Сталина, в частности, и за это. Погляди, Лена, — говорил он своей Маргарите, разворачивая свежий номер «Правды» году где-нибудь в 1937-м, — и этот жидок оказался врагом народа! И этот! И даже этот! А я ведь так и знал! Я всё знал заранее! Соответствующие записи раскопала и — поначалу вполголоса, на коллегии специалистов, — обнародовала, ужаснувшись, но не смутившись, как раз Чудакова.
Еврейским писателям (а других считай что не было) жилось при Сталине не только хорошо, но и богато. Очень богато. А Булгаков (как Александр Семёнович Кушнер, по слову Довлатова) тоже любил конвертируемую валюту. Червонцы — и чтобы они не превращались в осенние листья. Облигации ТОРГСИНа (торговля с иностранцами; поэтому-то «иностранцем» оказался и Воланд). Но ему почти ничего, вопреки украинскому происхождению (и поговорке «где пройдёт хохол, жиду искать нечего»), не доставалось: жиды всегда и всюду шли первыми! Жиды и полужидки. Приехав из Одессы, а то и вовсе из Жмеринки, они захватили литературную Москву, оставив киевского врача практически на бобах. У меня кривое ружьё, — жаловался Маргарите Мастер. — Я целюсь, я стреляю — и промахиваюсь! И все призы достаются другим. Ну, этим…
Тут Булгаков решил сделать ход конём, написав атеистический роман об Иисусе Христе! Про еврея Христа — чтобы евреям во власти понравилось, но атеистический — чтобы им понравилось тем более! И написал! И назвал «Понтий Пилат»! А как отреагировали евреи? Формулировку отказа находим в тексте «МиМ» — в отповеди Берлиоза Ивану Бездомному: ты написал, что Христос не был Богом, а на самом деле никакого Христа просто-напросто не было!
Этот отказ погубил Мастера. Ну, погубить, положим, не погубил, но изрядно озлобил. И он решил написать — уже без надежды на публикацию, «в стол» — памфлет против литературных евреев. Затеял, сказали бы сегодня, виртуальный погром. В отместку за устроенную ему профессиональную обструкцию, но тем не менее. «Не расстреливал несчастных по темницам», греха на душу не брал (да и возможности не имел), а «расстрелять пархатых на страницах» — самое милое дело!
Милое, но (как опять-таки сказали бы сегодня) не релевантное. Оно конечно, Пилат жестоко отмстил иудеям за Сергея Безрукова, пообещал отмстить — и отмстил! Но где взять в Москве Пилата? Где-где — в Кремле! Троцкого уже выгнал, Каменева с Зиновьевым гнобит, за остальных не сегодня-завтра возьмётся — и мало, хочется верить, не покажется никому! Кроме самого Мастера, которого кремлёвский Воланд распознал, оценил (а значит, втайне и полюбил) — и вот-вот осыплет скромными, но заслуженными щедротами. Сталин, конечно, дьявол, но такой, который творит добро. Он лучше Бога — их Бога! На него, родимого, вся надежда.
Ну и, понятно, любовь. Большое чувство. К генеральше. Но Воланд поймёт: кровь, говорит он, значит очень многое. Королевская кровь? Ну да в художественной прозе нельзя обойтись без гипербол.
Таковы три пласта романа (следует признать, мастерски сплавленные воедино): изумительно стилизованный протороман «Понтий Пилат» в традиции Жюля Ренана, Леонида Андреева, Анатоля Франса и (не будем забывать) Ивана Бездомного; невыносимо слащавая любовная линия, но тут и впрямь любовь, а значит, медицина бессильна; и виртуальный разгром литературно-артистической Москвы, трактовать который как ужасающе серьёзный еврейский погром или как фантастически смешной «капустник» — дело выбора, определяемого вкусом и, не в последнюю очередь, пресловутым голосом крови. Заговорившим, например, в том же Радзиховском — вот ему и примерещились в безобидном «МиМ» «Сатанинские стихи» и полковник Квачков с кошачьей головой Чубайса во рту.
Литературное отмщение «в стол» психологические проблемы решило, а финансовые не решило. И Булгаков вознамерился воспеть Воланда ещё раз — уже в открытую и без каких бы то ни было аллегорий. И написал пьесу «Батум» — о юности Сталина, но Сталину она не понравилась, и он распорядился снять «Батум» с постановки. После чего Мастеру (исповедовал он применительно к собственному творчеству принцип «один раз — не пидарас» или нет, в данном случае не имеет значения) оставалось только лечь и умереть. И он лёг и умер. А Маргарита дожила до «оттепели» и пробила, пусть и в усечённом виде, публикацию «МиМ» в журнале «Москва». Ну а всё остальное вы знаете.
По недоразумению воспринятый в шестидесятые годы прошлого века как антисоветский (и воспринимавшийся так ещё четверть века) роман — великолепный и чудовищный, ослепительно-пошлый, бесконечно циничный и вместе с тем бесконечно наивный, гордо-заискивающий и трусливо-мстительный, прославляющий абсолютную тиранию как единственное снадобье против всеобщей несправедливости с выраженно левантийским лицом — массовый читатель заглатывает, как «солянку мясную сборную» в дешёвой забегаловке, — горячо! остро! вкусно!.. А потом, когда начинает подташнивать, ломает себе голову: что же это я за гадость съел?
Съел — и ладно. Горячо было, остро, вкусно — вот и хорошо. А желудок-то у тебя лужёный. Особенно смолоду. Вот почему «МиМ» превратился прежде всего в юношеское чтение — и вот-вот превратится в подростковое.
А телефильм Бортко не горяч, а чуть тёпл. Не остёр, а пресен. Не вкусен, а в лучшем случае не противен.
Плюс из просроченных продуктов (см. выше) сварганен. Плюс подан и сервирован с такой пышностью, словно речь идёт о черепаховом супе в Виндзоре при дворе Елизаветы Великой. Плюс про него известно, что он влетел в пять миллионов долларов.