Криминальный попаданец (СИ) - Круковер Владимир Исаевич

Ротный особой трагедии в моем появлении не узрел. Его интересовало, кто меня послал? Видно, кое на кого из старичков у капитана был большой зуб.

— Ну, рядовой, кончайте сочинять, что для себя. Что ж вы, один бы ее выпили, что ли? Говорите, кто послал, и идите, вы еще присягу не принимали, что с вас взять.

— Разрешите, — шагнул я к столу.

Пока я открывал бутылку и наливал в стакан, капитан вел себя мирно — он еще ничего не понимал. Когда я выпил второй стакан и начал сливать остатки, он взревел и вырвал его из моих рук. После впечатляющего потока ругательств он вызвал взводного и приказал:

— В кровать этого обормота уложить, из казармы не выпускать, до утра не беспокоить. А с утра — на кухню, в посудомойку!

Во всем этом было одно хорошее звено — “дембеля” прониклись ко мне благодарным уважением, что значит немало для салажонка. Дедовщины, повторяю, в том уродливом виде, окутавшем нынче армию подобно ядовитому туману, у нас не было. Но, естественно, уровень загруженности у первогодков и солдат третьего года службы был разный. Все так и делились, по годам: “салага”, “фазан”, “дембель” или “старик”.Командир смотрел на меня и облизывался. Но долго радоваться комполка ему не дал.

— Этот рядовой на месяц освобождается от всех занятий и распорядка дня. Зайдите с ним в бухгалтерию, пускай выпишут деньги, я сейчас позвоню. И предупредите на КПП, что у него свободный выход из части в дневное время. Увольнительные будете выписывать сами. — И добавил ошарашенному капитану: — Гордиться надо, хорошее пополнение получил.

Моя свобода совпала с примечательным событием. В армию пришли первые девушки. Им еще не сшили форму, вместо нее выдали лыжные костюмы, в которых девчонки походили на байковых медвежат. Одна из этих девушек благосклонно приняла от меня шоколадные конфеты и согласилась испить сладкого вина в мастерской — небольшой комнатушке за казармой, которую я снабдил крепкой дверью без щелей.

…Дней через двадцать капитан спросил у взводного:

— Где этот салажонок, что там у него с машиной?

— Вон он, — ехидно сказал лейтенант, показывая в окно за спиной ротного, в которое был виден я в обнимку с солдаткой.

Конечно, мне не следовало целоваться напротив кабинета командира. Но двадцать дней постоянного общения с портвейном “три семерки” притупили мою бдительность.

— Сюда его! — заорал капитан. — Доставить!!!

Меня ввели.

— Ему! Поручили! Доверили! Оказали доверие!

Тут командир заметил, что я едва стою на ногах.

— Да он же едва на ногах стоит, — сказал капитан обиженным голосом.

Утром на плацу выстроился весь полк. Одни штабные занимали пространство целой роты

— Рядовой Овчаренко, — зычно скомандовал подполковник, — выйти из строя!

Старательно чеканя шаг, а вышел на середину плаца. Так обычно выходят отличившиеся для получения правительственной награды. Я казался сам себе очень маленьким на сером бетоне плаца, на фоне огромного П-образного строя.

— Вот этот, — указал подполковник на меня, — вот этот…

Тут он добавил десяток фраз, доказывающих, что служит он давно и речевой характеристикой подчиненных владеет на высоком уровне. Потом он вкратце пересказал историю проблемы.

— И что же он делает? — интригующе спросил командир у полка. Так как никто ему не ответил, он ответил себе сам: — Он пьянствует, в его каптерке найдено тридцать семь пустых бутылок из-под портвейна. “три семерки”! — По рядам пробежало глухое, но завистливое “Ого-о-о!” — Он развратничает (подполковник, правда, высказался более конкретнее), отрывает от службы наших девушек, деморализует их! — в последовавшем за этими словами междометии чувствовалось больше восхищения, чем зависти. — Он бездельничает, пропивает, пропивает казенные деньги… Он обманывает своего командира!

Последнюю фразу подполковник произнес особенно зычно и эффектно. Видимо, этот факт показался ему совсем уж кощунственным, чем-то вроде гопака во время службы в православном храме.

— Но он зря думает, — набирал высоту подполковник, — что меня легко обмануть! Я хохол, я всю жизнь в армии, я таких, как он, видал!

На этом запас риторики у него, видимо, иссяк. Он не стал уточнять, где именно ему доводилось встречаться с “такими”. Он попросту отвалил мне пятнадцать суток, пообещав сгноить на гауптвахте, и распустил развеселившийся полк.

Глава 18

Дела́,

      чтоб черти ели вас!

Чем

  на работу злиться,

пойду

       вором,

          отстреливаясь

от муров

       и милиций.

Владимир Маяковский — Хочу воровать

Проснулся, смеясь. Дай мне бог так просыпаться чаще! И поспешил в оружейку, ну никак нельзя было пропустить такое веселье, как задержание банды. Среди которых и мой убийца: ведь сознание этого тела умерло. Ничего, за попытку убийства тоже несладко дают.

Оружие мне не выдали. Мол, не оформлен еще по-настоящему. Выручил Виктор Борисович, достал из сейфа наган и россыпь патронов.

— Умеешь обращаться?

— Со стариной наганом, конечно.

Я взял и начал снаряжать барабан. Бессмертное оружие.

— Здравствуй семизарядный револьвер, разработанный и производившийся в Бельгии. — приговаривал я, доставая шомпол и начиная чистку, — У нас Леону Нагану пришлось переделать револьвер под русский 7,62-мм калибр и, как и в 1883 году, исключить возможность самовзводной стрельбы, ухудшив характеристики оружия. Но все равно люблю я старинное оружие.

— Ишь ты, сказал капитан, — производя те же операции со своим ТТ. — Не волнуйся — это самовзводный («офицерский») вариант нагана. Любишь оружие?

— Естественно, я же офицер. Ну был им. А почему у тебя не «Макаров».

— Привык к тетешнику, да и сильней бьет он. В разведке у меня тоже ТТ был. У нас в уголовке каждый может сам выбирать удобное оружие. Многие в области до сих пор с «Вальтерами» ходят, хоть и с патронами бывает напряг. А кто-то «Стечкиным» балуется, у него дальность поражения целых сто пятьдесят метров. Но нам стрелять не придется, воры редко сопротивление оказывают. К тому же я вызвал подмогу — отряд из батальона охраны нашего военного аэродрома. Все с автоматами.

Пошли по темноте. По дороге выловили в кустах «сигнальщика» парня, который должен был кричать: «Шухер!» в случае опасности. Я и выловил, не успел парень крикнуть. Зато успел финкой мне предплечье вспороть. Бил в грудь, но я каким-то чудом отклонился. Я его не увидел, а услышал. Слух у меня в новом теле проявился удивительный, любой шорох улавливает. Надо сказать, что с приходом к власти Хрущева, который недавно услаждал Сталина украинскими танцами, авторитет милиции стал снижаться, так как в видении этого политика, в светлом коммунистическом будущем не нужны армия и милиция. Поэтому в 60-е годы сначала начались массовые сокращения в системе МВД, затем была осуществлена ее реорганизация. Все это привело к падению авторитета милиции. Фактически единственным оружием милиционера был свисток. Разрешалось оснащение ОВД газовыми патронами «Черемуха», наручниками и резиновыми палками. Однако открыто их носить запрещали. Палки выдавались лишь автопатрулям, которые возили их в машине и практически не применяли. Ну а «уголка» держала в сейфах массу неучтенного оружия, так как парни из угро имели дело не с будущими жителями коммунистического далеко, а с бандитами.

«Стрёмника[1] скрутили и передали группе прикрытия.

— Ты как? — спросил капитан.

— Я нормально, — ответил я. — Царапина. Потом перевяжу.

Окружили дом, в котором проходила сходка. Объявили в мегафон расклад. Воры не рыпались, выходили по одному, поднимали руки под фарами двух подъехавших «воронков», подвергались обыску и отправлялись в нутро машин.