Фантомас – секретный агент - Пьер Сувестр

Среди многочисленных зрителей, заполнивших скамьи амфитеатра, находилась странная пара: мрачный старик с большой белой бородой и красивая рыжая девушка, одетая очень просто.

Едва зажегся свет, как старик, торопливо вставая, прошептал своей спутнице:

— Я хочу выкурить сигарету.

Молодая женщина кивнула в знак согласия, и старик сейчас же ушел, а она, оставшись на месте, равнодушно смотрела на публику, в большинстве своем состоявшую из женщин. Официанты с деловым видом бегали между рядами зрителей, выполняя заказы; воздух был пропитан пряным запахом апельсиновых корок и горячего кофе.

Кино на улице Пуассоньер было местом, которое не посещалось светскими людьми, — и не потому, что оно находилось далеко от центра Парижа. Дело в том, что обычная тамошняя публика была далеко не изысканной.

Улица Пуассоньер проходит вдоль Северной железной дороги и связывает внешние бульвары с укреплениями. Вокруг нее идут сомнительные кварталы Де ля Вийетт и Ля Шапель, пользующиеся дурной славой, поэтому обычными посетителями «Синема-концерт модерн» были сутенеры и проститутки, населявшие этот район Парижа. Иной раз сюда боязливо заходили мелкие буржуа из окрестностей, скромные лавочники, но они старались занимать ложи или передние кресла, чтобы не смешиваться с подозрительным народом, обычно занимавшим места в партере и на балконе.

Жюв-Вагалам выбрал для свидания это странное место, не желая привлекать к себе внимание. Конечно, полицейский мог встретиться с Бобинеттой в одном из кабачков, которых немало в этих кварталах, но он предпочитал не возбуждать подозрений у Бобинетты, которая, оставшись с ним с глазу на глаз, могла бы по каким-нибудь признакам понять, что он не настоящий Вагалам. Для его целей лучше всего подходило место, где сама программа зрелища требовала постоянной темноты. Поэтому, как только зажегся свет, Жюв нашел предлог, чтобы выйти наружу и на время покинуть Бобинетту.

Отойдя на несколько шагов от входа в заведение и ожидая звонка, возвещающего конец антракта, Жюв потирал руки, довольный тем, как идет следствие, и какой оборот принимают события. Менее чем за час, пока они были вместе, Бобинетта почти полностью рассказала ему, чем она занималась эти восемь дней. Уверенная, что говорит со своим таинственным шефом, молодая женщина сообщила Жюву, что ее поездка к границе увенчалась успехом и что комбинация с капралом Винсоном была «сногсшибательна». В восхищении от успеха своего предприятия Бобинетта рассыпалась в похвалах этому капралу Винсону, все понимавшему с полуслова.

То, что говорила Бобинетта, было бы совершенно ясно настоящему Вагаламу, но для Жюва тут оставалось немало непонятного. Тем не менее, один факт был для него очевиден: капрал Винсон был одним из самых смелых предателей, самых больших прохвостов, каких только можно себе представить! Бобинетта сказала еще, что приближается момент, когда будет нанесен главный удар, ибо завтра Винсон будет в Париже. Жюву уже сообщили, что капрал Винсон, за которым следила контрразведка, постоянно получал увольнительные в гарнизоне Вердена, и утром первого декабря должен приехать в Париж. А сейчас был вечер 30 ноября.

Но инспектор не смог выяснить у молодой женщины, с какой целью приезжает капрал. Он не решался быть слишком настойчивым в своих расспросах, опасаясь задавать слишком наивные вопросы, которые возбудили бы подозрения у Бобинетты.

Трель звонка известила зрителей об окончании антракта. Жюв, ковыляя, горбясь, маленькими шажками медленно вернулся в зал и занял свое место рядом с Бобинеттой.

В течение нескольких минут мнимый старик и рыжая красавица проявляли, казалось, интерес к развертывающемуся перед их глазами кинематографическому зрелищу. Фильмы быстро сменяли друг друга, представляя то охоту на тюленей в северных морях, то комические сцены ограблений, в которых всегда насмехались над полицией. Однако Жюв снова принялся незаметно расспрашивать Бобинетту.

Молодая женщина была далеко не глупа. Но полицейский был мастером в искусстве заставлять говорить. Теперь он стал нарочно подвергать сомнению слова своей спутницы. И чем большим скептиком он представлялся, тем больший энтузиазм и уверенность в успехе важного дела проявляла Бобинетта; в конце концов лже-Вагалам добился от нее такого исключительно важного сведения:

— Ведь я вам говорю, недоверчивый старик, что капрал В. должен привезти с собой чертеж этой вещи.

На всякий случай Жюв заметил:

— Чертеж… это хорошо, но недостаточно!

Бобинетта пожала плечами и почти громко, вопреки благоразумию, вскричала (впрочем, ее голос заглушался оркестром):

— Я же говорю вам, что у меня в руках дистанционный ключ, артиллерийское орудие, предназначенное для агента из Дьеппа. Вы очевидно забыли детали, касающиеся этого предмета? Изготовление его так сложно, что без чертежа его конструкции объект не имеет никакой ценности. Объект уже у нас, он в моих руках. А завтра, благодаря Винсону, мы получим и чертеж. Если вы после этого не уплатите мне свой долг, то можете быть уверены, что я больше не буду вам служить!

Теперь Жюв все понял; он гарантировал Бобинетте получение всей суммы, хотя и не знал, какой именно. Расплата предстояла совсем не в той монете, на которую рассчитывала молодая женщина.

Сейчас у Жюва было одно желание: во что бы то ни стало увидеть знаменитый «объект».

Когда Бобинетта наконец поняла, чего он хочет, она вытаращила на него глаза.

— Да вы что, Вагалам? Я же не гуляю с этой вещью в руках!

— Наоборот, я думаю, что ты надежно хранишь ее.

— Разумеется.

— Но я настаиваю на своем намерении…

Почти в ужасе молодая женщина воскликнула:

— Вы хотите прийти ко мне?

— Именно…

— Но как же? Вспомните, Вагалам, что завтра рано утром я освобожусь от этой вещи…

— До тех пор у меня есть время ее увидеть. Мне необходимо ее изучить, подержать в руках. У меня на это есть свои причины.

В действительности Жюв решил забрать у Бобинетты этот драгоценный предмет, а потом арестовать виновную.

Бобинетта пыталась отговорить его.

— Вы же знаете, что я живу в доме барона де Наарбовека, и что малейший шум может вызвать тревогу… Нас захватят врасплох!

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Нам нечего бояться, через час я намерен быть у тебя.

— Но как же вы войдете? — спросила Бобинетта, постепенно отступавшая под нажимом своего господина.

Лже-Вагалам объяснил:

— Ты войдешь одна, открыто. Но как только ты поднимешься в свою комнату, расположение которой я знаю, ты откроешь окно, чтобы я мог проникнуть в нее снаружи.

План был смел, но осуществим. Вдоль дома действительно шла толстая водосточная труба, которую поддерживали основательные металлические скобы, выпуклые и закрепленные на выступающих карнизах. Для умелого человека это устройство было настоящей лестницей, но Вагалама могли увидеть снаружи, особенно с площади Инвалидов!

Лже-Вагалам и Бобинетта ушли из кино и взяли такси, решив сойти у Александровского моста. Они тщательно обсуждали способы проникнуть в особняк барона де Наарбовека. У въезда на мост машина остановилась. Вагалам расплачивался с шофером, а Бобинетта в это время, как было условлено, быстро удалилась по направлению к дому де Наарбовека.

Идя к себе, Бобинетта не могла отделаться от странного чувства. Конечно, она привыкла к смелым предприятиям феноменального Вагалама, но на этот раз ей казалось, что у ее шефа слишком много дерзости, что он позволяет себе лишнее, и, сомневаясь в нем, молодая девушка дрожала. Кроме того, Бобинетта начала испытывать какое-то едва уловимое беспокойство, ей вдруг показалось, что ее ведут к пропасти…

Глава 18

ИМЕНЕМ ЗАКОНА!

Барон де Наарбовек и его дочь Вильгельмина, удобно расположившись в библиотеке перед огнем, пылавшим в камине, дружески беседовали. Из-за многочисленных светских обязанностей у отца и дочери редко бывали случаи такого нежного уединения.

В этот вечер молодая девушка радостно, с блестящими глазами рассказывала барону де Наарбовеку тысячи пустяков из своей повседневной жизни. Но потом они коснулись более деликатного и более серьезного предмета: было произнесено слово «брак», и Вильгельмина покраснела, опустив глаза.

— Мое дорогое дитя, — объявил барон, — у Анри де Луберсака большое будущее, он очень мил, у него значительное состояние и известное имя; эта партия тебе вполне подходит.

Но девушка внезапно опечалилась.

— Увы! — прошептала она, как бы вглядываясь в далекую мечту. — Увы! Милый отец, я ничего не скрываю от вас и охотно признаюсь, что всем сердцем люблю Анри… и он тоже… Но я не знаю, что он подумает, как только придется сообщить ему тайну моего происхождения.