Мамы-мафия - Керстин Гир

– Я думала, что ты расширяла сознание, – сказала я.

– И это тоже, – ответила Труди. – Причём настолько, что я в будущем не постыжусь брать деньги за свои услуги. Я собираюсь зарабатывать себе на жизнь тем, что буду прогонять злых духов.

– Этим можно разбогатеть? – недоверчиво спросила я.

– Конечно, – ответила Труди. – Но для тебя я это сделаю, разумеется, бесплатно.

– Ты можешь делать всё, что хочешь, – сказала я. – Но, пожалуйста, не тогда, когда дома дети. Юлиус всегда неприятно обращает на себя внимание, когда он громко зовёт К 17, если он чего-то не находит.

– Чем тут неприятно обращать на себя внимание? Ведь К 17 отвечает за все лежащие не на месте предметы, – ответила Труди. – Это просто ужасно, как мало людей знают этого доброго духа.

– Да, – сказала я. Это не Труди, это я была виновата в том, что Юлиус вообще знал К 17. Собственно говоря, я не верила в духов Труди, но я была склонна к тому, чтобы прятать от самой себя важные бумаги, ключи и кошелёк в самых неожиданных местах. Когда однажды я в поисках кошелька перевернула всю квартиру с ног на голову, я вспомнила о Трудином духе К 17. И смотри, едва я полусерьёзно попросила его о помощи, как кошелёк нашёлся – в детской на подоконнике за шторой. Это было так загадочно, что я в следующий раз попыталась снова. И гляди, ключ нашёлся сразу, в капюшоне Юлиусова анорака, висевшего в гардеробе. Что меня окончательно убедило. Всякий раз, когда я утром искала ключ, я машинально кричала: «К 17! Где это опять мой ключ?», и было понятно, что К 17 приведёт меня к нужному месту, не важно, где это место находилось. Поэтому неудивительно, что Юлиус тоже всегда громко звал К 17, если он не мог найти определённую игрушку. И точно как я, он всякий раз вежливо благодарил дух, когда потерянная вещь находилась. На нейтрального наблюдателя это могло произвести странное впечатление.

– Это магический возраст, – объяснила его последняя воспитательница. – Вы ничего не можете сделать. В этом возрасте дети часто выдумывают подобные увлекательные истории и даже верят в них.

Я не рассказала ей, что эту историю выдумал не Юлиус, а его крёстная мама Труди. Труди обрадовалась, когда я ей сообщила, что мы, по словам воспитательницы, находимся в «магическом» возрасте.

– Я очень на это надеюсь, – только и сказала она.

После того как Труди подвергла весь дом критическому осмотру, настала моя очередь. Труди глубоко заглянула мне в глаза.

– Ты выглядишь лучше, – сказала она. – Не такая озабоченная и унылая. В твоей ауре сейчас больше дружеского розового цвета.

– Это точно работа шкафа в гостиной. Он даже помогает против прыщей!

– Я надеюсь, что ты окончательно вырвала Лоренца из сердца.

– Не совсем, но почти, – ответила я. – Даже если он всё ещё не верит в это, мне не так его не хватает, как я думала. Здесь вообще всё лучше, чем я думала. Всё точно так, как ты сказала: когда одна дверь закрывается, где-то открывается другая. Я даже начала заниматься бегом.

За чашкой кофе я объяснила Труди, что жизнь в пригороде не такая неприятная, как я боялась. Дом всё время полон людей, алкоголь льётся рекой, и мы с детьми приобрели кучу новых друзей.

– Честно, Труди, – сказала я, – это волшебство: всякий раз, когда звонят в дверь, на пороге стоит новый друг или новая подруга, или для меня, или для Юлиуса, или для Нелли, или для нас для всех. В городе такого с тобой никогда не случится. Я уже думала, а не заколдован ли дверной коврик бабушки Вильмы. – Потом я вспомнила семью Хемпелей и добавила: – Исключения подтверждают правило.

Труди кивнула.

– Дело в фэншуй. В твоей прежней квартире вы разместили ванную в углу дружеской помощи, поэтому было ясно, что её постоянно смывало в унитаз. Но здесь этот угол даже подчёркнут маленьким эркером в гостиной – ничего лучшего и быть не могло. – Зато, – трезво добавила она, – гостевой туалет находится прямо в твоей области знаний.

– Ах, это ничего, – заверила я. – С моим половинчатым образованием это не страшно. Главное, что мой уголок богатства не полностью застроен.

– И область партнёрства, – добавила Труди.

– Ах, об этом я пока не думаю, – ответила я. – Только иногда, вечерами в постели.

– Ты ещё не встретила здесь какого-нибудь симпатичного мужчину?

– Только одного, – сказала я, подумав про владельца ягуара. – И он, вероятнее всего, женат.

– Это ничего не значит, – заметила Труди.

В детском саду была ещё одна чёрная доска, которую я до сих пор не замечала. Она висела рядом со входной дверью и была заклеена бумажками со всякими ужасающими объявлениями.

«В настоящее время в детском саду имеются случаи / случай» – компьютерным шрифтом значилось на всех объявлениях, а ручкой под этим было написано: «вшей», «скарлатины» и «сальмонеллёза». У меня сразу же зачесалась кожа головы.

«Мы просим родителей оставлять дома всех детей с симптомами, чтобы их спокойно можно было вылечить!» – гласило ещё одно объявление, напечатанное красным шрифтом. Да, я бы тоже об этом попросила!

Пока мы с Юлиусом стояли перед этой доской ужасов, в дверь вошла ещё одна мама с плачущим ребёнком. Проходя мимо меня, ребёнок вычихнул на моё пальто комок слизи.

– Горло болит, – жаловалось дитя, но мать молча тянула его дальше.

Наверное, скарлатина, подумала я. И, наверное, матери надо на работу, поэтому она не обращает на это внимания.

Фрауке Вернер-Крёлльман, держа за руку Флавию и Марлона, встала рядом с нами.

– Вши, – вздохнула она. – Их сюда всякий раз заносят одни и те же дети.

Я стала думать, а не забрать ли мне Юлиуса домой, пока остальные дети не вылечатся. Но Юлиус непременно хотел остаться.

– Ну хорошо, – вздохнула я. – Но со скарлатиной не шутят.

– Это верно, – сказала Фрауке. – Особенно у мальчиков. Они могут из-за этого стать бесплодными. Когда у Флавии была скарлатина, я отвезла её к бабушке с дедушкой, чтобы она не заразила Марлона. Но если ты при первых признаках болезни сразу пойдёшь к врачу и он тебе выпишет антибиотики, то у тебя всё будет под контролем.

– Тивная зёпа, – сказал Марлон Юлиусу.

– Что? – спросил Юлиус.

– Он сказал «противная жопа», – перевела Флавия.

– Флавия! – фыркнула Фрауке.

– Но я только повторила то, что сказал Марлон. И он сказал «противная жопа».

– Так, значит, забудем о телевизоре до конца недели, фройляйн, – заявила Фрауке. Мне она сказала: – Она действительно невероятно строптивая. Твоё счастье, что у тебя мальчик.

– У меня есть и дочка, – ответила я.

– В самом деле? Сколько ей лет?

– На следующей неделе будет четырнадцать, – сказала я.

– Моей Лауре-Кристин тоже четырнадцать, – заметила Фрауке. – Ужасный возраст, верно?

– Хм, – ответила я. Сегодня утром у нас с Нелли вышла ужасная ссора, поскольку я не хотела выпускать её из дома в одной маечке с голым животом.

– Мама! – кричала Нелли. – Все в нашем классе носят такие вещи, все!

– Но ведь не при восьми градусах тепла, – ответила я. – Надень поверх вязаную кофту.

Но Нелли отказалась. Она кричала, что я старомодная, отсталая и ужасно несправедливая. В конце концов она побежала в свою комнату и поменяла маечку на свитер с лошадиной аппликацией. Этот свитер она, собственно, бойкотировала со своего тринадцатого дня рождения, поскольку он ей казался подходящим лишь для маленьких детей. Со словами «Я ненавижу тебя, поскольку ты заставляешь меня носить такие вещи» она выбежала из дома.

Я не понимала этого ребёнка. Почему она не поступила так, как раньше? Тихо надеть кофту, а в школе снова снять её? Я, правда, делала так не с кофтами (когда мне было четырнадцать, у нас носили не кофты, а блузки с плечиками), а с очками. Я считала, что я красивее без очков, и в этом размытом восприятии мира определённо что-то было.

– Девочки в период созревания – это настоящий вызов, – сказала Фрауке. – Твоя дочь тоже много кушает?

Я кивнула. Того, что Нелли уплетала за вечер, другим женщинам хватило бы на год.

– В данный момент я готовлю для Лауры-Кристин по диете Бригитты, – сказала Фрауке. – Но когда она все свои карманные деньги тратит на шоколадные батончики, это не очень помогает.

А нам тут повезло. Обмен веществ Нелли перерабатывал, очевидно, все калории, потому что ребёнок был тонкий, как тростинка.

В гардеробе мы натолкнулись на ягуарного мужчину. На его шее висел ребёнок, крепко вцепившийся ему в галстук. Это была маленькая азиатская девочка, которую недавно забирала мерседесная карга.

– Не уходи, папа, – умолял ребёнок.

– Папе надо на работу, воробушек, – сказал ягуарный мужчина. – Но сегодня вечером мы вместе поиграем, да? В какую хочешь игру.

– И в Барби? – спросила девочка.