Зачистить Чистилище - Александр Марков

«И его тоже!»

Мазурову стало очень скверно на душе, хотя он не думал, что может быть еще хуже.

Когда-то он не уберег доверенных ему драгун, а на этот раз он не уберег пилота.

Мазуров подозвал ближайшего из штурмовиков.

— Поищите его аэроплан, — он кивнул на мертвого пилота, — может, пропеллер не сгорел, тогда вместо креста над ним вкопайте.

Штурмовик отправился выполнять просьбу командира.

Он увидел мотоцикл еще задолго до того, как самокатчики стали указывать на него пальцами и о чем-то между собой переговариваться. Понять их было несложно. Тяжлов так гнал, что легко мог не справиться с управлением и угодить в одну из воронок, но в отличие от Мазурова их, похоже, больше волновала сохранность своего мотоцикла, нежели судьба штурмовика.

«Еще не хватало, чтобы он голову свернул сейчас», — недовольно подумал Мазуров.

В коляске сидел священник, обряженный в черную вытертую рясу, на груди у него поблескивал Георгиевский крест четвертой степени.

— Не растряс я вас? — спросил Тяжлов, остановив мотоцикл и склонив голову к священнику.

— Ничего, сын мой, и не такое терпел. — Священник стал выбираться из коляски.

Тяжлов улыбнулся. Он был младше священника лет на десять всего.

— Я вам помогу, — бросился к нему Тяжлов.

— Ничего. Сам справлюсь, — остановил его священник. Он был подтянут и строен, опровергая сложившийся стереотип, что священник должен обязательно отъесть себе небольшое брюшко для солидности.

— Вот, возвращаю ваше имущество, — сказал Тяжлов самокатчикам.

— Вы могли рессоры все поломать, — пробурчал владелец мотоцикла.

Но Тяжлов уже на него внимания не обращал, подошел к Мазурову, представил ему священника. Они поздоровались.

— Убитых надо отпеть, — сказал Мазуров.

Священник окинул взглядом мертвые тела.

— Всех? — изумился он.

— Конечно.

— Но как же? Ведь среди ваших, кроме православных, мусульмане наверняка были и представители какой еще веры. Так ведь?

— Да, и православные, и мусульмане, и буддисты были.

— А австро-венгры и вовсе в большинстве своем католики. Как же я их по православному обряду всех отпевать буду?

— Что же вы, посоветуете мне их разделить по религиозной принадлежности? Православных — отпеть, а остальных просто так в землю закопать? Не смогу я разобраться в этом, даже если бы и хотел. Полноте, зачем все эти формальности? На небесах-то и без нас разберутся, кого к кому направить. А хоронить их без отпевания не по-человечески.

Священник с секунду подумал, опять на мертвецов посмотрел. На лице его проявилось внутреннее сомнение. Длинные, чуть засаленные волосы, борода и очки в круглой оправе делали его похожим на разночинца — типаж так популярный среди молодежи полувековой давности, но ему-то на вид было не больше тридцати.

— Хорошо, вы правы, — согласился он, — я сделаю это.

— Вот и славно.

Кажется, он все уже сделал здесь. Как мог — так и сделал, и ничего от него уже не зависело. Осталось только ждать, когда приедут грузовики, чтобы забрать выживших штурмовиков…

Часть 2

Остров Рюгхольд

1

Жалкое они представляли из себя зрелище, восстановиться еще не успели, да некоторых и не восстановишь уже, покалеченные руки и ноги не станут такими, как прежде, никакие светила науки не возьмутся за их излечение. Так что Брусилов, увидев штурмовиков, чуть не прослезился, обнимал всех и целовал, вешая на грудь Георгиевские кресты, которых он привез с собой, наверное, целый ящик, явно рассчитывая, что штурмовиков останется побольше и выйдет конфуз, если кому-то из них награды не хватит. Мог на сей счет не беспокоиться. Когда он раздал всем кресты, то осталось еще и на танкистов, и на пехотинцев.

— Не вставайте, не вставайте, — причитал он над теми, кто встать не мог, но силился это сделать.

Он был в эту секунду похож на доброго старичка. Всего лишь старичка, а не на командующего победоносной армией, которая практически окружила Будапешт, которая практически выбила Австро-Венгрию из войны и которая сделала для победы над Центральными государствами больше, чем все армии союзников. На доброго волшебника, который пришел раздавать детишкам подарки.

— Спасибо, орлы, — не унимался Брусилов.

— Служим Родине, — отвечали штурмовики.

— Австро-Венгрия на ладан дышит. Через месяцок мира запросит.

Доклада он не слушал. Все ему уже сообщили, да и так все было яснее ясного.

Только Мазурову он не дал награды, ведь Георгиевский крест первой степени уже был у него, полученный еще летом за тот мост, который стал первым испытанием для штурмовиков.

Мазуров, смотря на генерала, улыбался тому, что тот так резко изменил свое мнение о штурмовиках.

— Государь император извещен о том, как вы выполнили задание, и изъявил желание самолично вручить вам награду, — слишком помпезно сказал Мазурову Брусилов, — вас вызовут в Санкт-Петербург, и церемония эта пройдет в Зимнем дворце.

Окажись кто другой на месте Мазурова, от такого известия места бы себе не находил. Много ли найдется людей, кому в течение месяца император дважды сам орден вручает? Некоторые всю жизнь ждут хоть одной такой удачи, да так и не дожидаются, а тут…

— Санкт-Петербург? Когда?

— Да хоть сейчас.

— Я думал, мне дадут отпуск.

Брусилов такой реакции изумился.

— До отпусков ли сейчас? Я понимаю, устали вы. О, да вы с невестой своей повидаться хотели? — осенило Брусилова.

Теперь пришел черед удивляться Мазурову, но не спрашивать же у командующего — откуда он про все знает.

— Вижу, вижу, что угадал, — заулыбался Брусилов. — На свадьбу свою пригласите?

— Да рано еще как-то об этом думать, — смутился Мазуров.

— Об этом никогда не поздно думать, — сказал Брусилов (интересно, на что он намекал, вроде женат был и в жене своей души не чаял), — война-то закончится скоро, уверен, что до Нового года. Вам все равно в Санкт-Петербург надо, отзывают вас у меня, а с невестой своей повстречаетесь, не так это и трудно.

— Как же? Будет отпуск мне?

— Потом, потом. Еще устанете от отдыха, как германцев да австро-венгров разобьем, но до невесты на аэроплане долетите, выделю я вам один из своих, так и быть. Он-то вас и в Санкт-Петербург доставит, подполковник.

«Он и вправду волшебник!»

— Я майор. Был произведен менее месяца назад.

— Ну и что же с того? Теперь вы подполковник. Поздравляю.

— Благодарю. Служу Отечеству.

— Меня благодарить не надо. Не я вас повышал в звании. Так как насчет приглашения?

— Почту за честь…

Брусилов ликовал. Ему уже доставили газеты, в которых его называли героем Отечества, в очередной раз сравнивали с Александром Невским, Суворовым и Кутузовым, превозносили до небес, точно это он один взломал оборону австро-венгров. Он был уверен, что эрцгерцог Фердинанд сейчас вылетел в Берлин просить у кайзера помочь любыми средствами, но и у того сейчас дел невпроворот — Маннергейм осадил Кенигсберг, эсминцы и дредноуты Эссена заперли морскую базу в Пиллау, Восточная Пруссия почти полностью оказалась во власти русских и сил отбить ее обратно нет никаких. Данциг вот-вот падет. У германцев морских баз на Балтийском море, за исключением Киля да острова Рюгхольд, и не останется.

До австро-венгров ли кайзеру, когда Германия в смертельной опасности? Корнилов на Берлин идет. Ничего эрцгерцог не получит и начнет просить у посредников заключения мирного договора, чтобы хоть Вену спасти от разрушений, если уж Будапешт спасти не удалось. Еще чуть, и на Австро-Венгрии можно ставить крест, а вскоре придет черед и Германии.

На Мазурова навалилась усталость и, несмотря на то, что здесь, на небесах, было очень холодно, он уснул, закутавшись в теплый шерстяной плед.

Как они взлетали и набирали высоту — он еще помнил, но сам полет стерся из памяти, точно его и вовсе не было, и волшебник, которым был Брусилов, одним взмахом своей руки перенес его за сотни километров. От сна он очнулся, только почувствовав, что аэроплан тряхнуло, когда колеса его коснулись взлетно-посадочной полосы. Ему хотелось опять вернуться в сон, потому что там он был с Катей, опять гладил ее длинные и мягкие волосы. Он так любил их гладить и смотреть в ее глаза. Их встреча была мимолетной, не дали ему больше, а если бы не на аэроплане он летел, то и вовсе эта встреча не состоялась.

— Я хотела волосы подстричь, неудобно с ними в лазарете, все время путаются и из-под косынки выбиваются, — зачем-то говорила она.

Он уткнулся в волосы и вдыхал их нежный запах. В маленькой темной комнатке горели в печке дрова, изредка выстреливая снопами искр. И без огня было тепло, но с ним гораздо уютнее.

— Не подстригай, ты же знаешь, как они нравятся мне.