Жанна дАрк - Режин Перну

Еще одному важному лицу не пришлось присутствовать при миропомазании – коннетаблю Артуру де Ришмону. Именно ему должна была быть оказана честь нести меч миропомазания после благословения. Но вместо него держал меч острием вверх в течение всей церемонии сир д'Альбрэ. Из хроники Гийома Грюэля, человека, близкого коннетаблю, мы узнаем, как Ришмон после блестящей победы в сражении при Пате, участником которого он был, упорно добивался дозволения сопровождать короля в Реймс, но король отказал своему коннетаблю, несмотря на настоятельную просьбу Жанны, "которая была этим очень раздосадована". Гийом даже добавляет, что король заявил: "Я предпочел бы никогда не быть коронованным, чем чтобы при этом присутствовал сей сеньор…" И здесь мы не можем не отметить сильнейшего влияния на Карла VII всемогущего де Ла Тремуя, который противостоял Ришмону.

Обращает на себя внимание отсутствие еще двух человек: не было епископа Бове, одного из шести церковных пэров; но это-то как раз прекрасно объяснимо, если вспомнить его жизненный путь – епископ всегда оставался преданным агентом англо-бургундцев.

И наконец, не было Филиппа Доброго, герцога Бургундского, одного из шести светских пэров. Утром в день миропомазания, в воскресенье 17 июля, Жанна писала ему; ее письмо сохранилось в архивах Лилля. Это волнующий документ:

"Иисус Мария. Высокочтимый и внушающий страх принц, герцог Бургундский, Дева просит вас от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, чтобы король Франции и вы заключили добрый прочный мир на долгие лета. Полностью простите друг друга от всего сердца, как то подобает истинным христианам; а ежели вам нравится воевать, идите на сарацин. Принц Бургундский, я молю, умоляю, прошу вас так смиренно, как только можно просить, не воевать более со святым Королевством Франции и отозвать немедленно и быстро своих людей, кои находятся в некоторых местах и крепостях названного святого королевства. Что же до славного короля Франции, он готов заключить мир с вами, сохраняя при этом достоинство, и все зависит от вас. Сообщаю вам от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, ради вашей пользы, вашей чести и вашей жизни, что вы не выиграете ни одного сражения против верных французов и что все те, кто пойдут войной на святое Королевство Францию, будут сражаться против царя и Иисуса, Царя Небесного и всего мира, моего справедливого и высочайшего Господина. Я прошу и молю вас не затевать сражения и не воевать против нас ни вам, ни вашим людям, ни вашим подданным, и будьте совершенно уверены, что, какое бы количество людей вы ни повели против нас, они не победят и придется очень сожалеть о сражении и пролитой крови тех, кто пойдет против нас. Вот уже три недели, как я написала вам и послала с герольдом доброе письмо, чтобы вы присутствовали на миропомазании короля, кое сегодня, в воскресенье семнадцатого дня нынешнего месяца июля, происходит в городе Реймсе, – я не получила на это письмо никакого ответа и с тех пор не имела никаких известий от названного глашатая. Поручаю вас Господу Богу, да хранит он вас, если ему будет угодно; и молю Бога, чтобы Он установил добрый мир. Написано в вышеназванном городе Реймсе, названного семнадцатого дня июля.

Герцогу Бургундскому".

Реванш людей из Королевского совета

Письмо Жанны тем более трогательно, что она ничего не знает о напряженной дипломатической деятельности, в это же время завязавшейся между Францией, Англией и Бургундией.

Действительно, некто, несмотря на тяжелое положение, в которое его ввергли происходящие события, сохранял хладнокровие и делал все возможное, чтобы предотвратить гибельные для него последствия побед Жанны; им был Жан герцог Бедфорд, регент Франции.

Одного из его лучших капитанов, Джона Талбота, Жанна и герцог Алансонский недавно взяли в плен при Пате. Другого – Джона Фальстолфа – обвиняли в том, что он бежал с поля боя во время этого бесславного сражения, в то время как на самом деле ею поспешное отступление дало ему возможность спасти свой отряд. К тому же Бедфорд знал, что 350 вооруженных людей, всадников и лучников, высадились в Кале 1 июля; это была армия, набранная Генри Бофором, кардиналом Винчестерским, дядей герцога Бедфорда (внебрачным ребенком его деда Жана Гэнда, герцога Ланкастерского), для борьбы с гуситами в Богемии[58]. Набрать армию удалось с помощью специальной десятины, взимаемой с разрешения папы, оказавшего также финансовую поддержку; по взаимному согласию дядя с племянником договорились, что армия отклонится от первоначальной цели. 15 июля войска двинулись из Кале в Париж, куда и прибыли десять дней спустя. Таким образом, были получены свежие подкрепления для борьбы против того, кого отныне признали королем Франции Карлом VII.

Но, не довольствуясь тем, что он использует в своих целях военные силы, набранные, как думал простой народ, для блага христианского мира, Бедфорд ведет одновременно широкое дипломатическое наступление. Его брат Генрих V – искусный воин и прирожденный администратор. Он взял в жены Анну Бургундскую, сестру герцога Филиппа ("Самую приятную даму тогдашней Франции: красивую, молодую и добрую", – сообщает "Дневник парижского горожанина"), и воспользовался семейными связями, чтобы получить от не очень надежного союзника гарантии, необходимые для того, чтобы отвести угрозу, нависшую над английскими завоеваниями. Действуя очень ловко, он пригласил герцога Бургундского провести несколько дней в Париже. С 10 по 15 июля в Париже прошли пышные празднества, в том числе и общая процессия и месса в соборе Парижской богоматери, в результате чего народ пообещал "быть послушным и верным регенту и герцогу Бургундскому".

О Париж, получивший столь плохой совет!Сумасшедшие горожане, не заслуживающие доверия!

– воскликнула Кристина Пизанская.

Герцог Бургундский вернулся в свои владения, получив драгоценностей на сумму 20 000 ливров и обещание, что в конце месяца он получит еще один дар. На эти деньги он обязался набрать армию. Через своего герольда Жарретьера Бедфорд поспешил потребовать субсидии от города Лондона, уверяя, что без союза с Бургундией с английским могуществом будет покончено "одним махом".

Другой, более серьезный аспект этой дипломатической игры – переговоры с бургундским двором, которые Ла Тремуй начал еще 30 июня и вел так усердно, что уже 16 июля бургундец Жан де Вимё выехал из Дижона в Аррас, чтобы дать отчет о состоянии переговоров Филиппу Доброму по его возвращении из Парижа. В то время как король был в Реймсе, к нему прибыло посольство во главе с Давидом де Бримё, а в письме королеве Марии Анжуйской и ее матери Иоланде, живописующем церемонию миропомазания, выражалась надежда, что король заключит "добрый договор… до своего отъезда". В том же письме упоминается о Жанне: "Она не сомневается, что Париж ей повинуется". Таким образом, четко указано, что и кого заботит. Жанна помышляет лишь о том, чтобы продолжать оказавшееся столь успешным наступление, в то время как король думает только о переговорах и вместо "доброго договора" вскоре заключит перемирие… на две недели!