Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ниночка осталась жить у Медведя.
И пускай себе. Он ведь смотрит на нее так, что… Нет, это уже не зависть. Это просто больно, под сердцем. И радостно тоже. Потому что он заслужил.
Но чай я взяла. И пила. Улыбалась. Что-то даже такое говорила, не помню, что именно, наверняка вежливое и моменту соответствующее. А пирожные… что сказать, пирожные были чудесными.
…Тетка Зима, малинки…
А потом, когда нервы вышли на предел, появился Бекшеев и спас меня.
Глава 12. Сила
«Как правило, изображение на этой карте символично: чистая дева, волей своей подчинившая чудовище. И символизирует карта Силы не физическое, но духовное превосходство…»
«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром прозрения
Выбравшись из дома, я раздраженно подняла капюшон куртки. Бесит.
Иррационально бесит.
Нет, я все понимаю. И что эмоциональная нестабильность вполне закономерна после трансформации. И… и не только это. Но все равно.
Вдох. Выдох.
И маленький нож, который надо показать Софье.
– Все в порядке? – осведомился Бекшеев, который сменил костюм, но вот физию не сменишь, как была мятой, так и осталось.
– Более-менее. Это просто нервы. Когда меняешь физическую структуру тела, то потом отходит…
Помнится, Элечка плакала всегда. Потом. Причем слезы из глаз катились крупные, красивые. А она могла улыбаться, говорить, но плакать не прекращала. Майка – та впадала в тоску и просто лежала, уставившись в одну точку.
А я вот злилась.
Всегда.
Мозгоправ сказал, что дело даже не в трансформации, что это пережитая, непроработанная травма так сказывается. Я его послала… послала бы, если бы не это вот.
– Хотите? – Из кармана кашемирового пальто появилась шоколадка. – Мне помогает. До сих пор не могу отделаться от привычки таскать сладости в кармане.
– Спасибо.
Как ни странно, шоколадку я взяла. Есть привычно не хотелось, более того, к горлу подкатывала дурнота.
– Вы… – Я понюхала. А шоколад-то отличнейший. Только все одно тошнит. Не от шоколада. Отходняк. И жизнь такая.
Мишка вот.
– Вы во дворе подождите, ладно? Софья… она чужих не любит. И отвлекаться станет. А мне надо, чтобы она попробовала.
– Надеетесь, что-то увидит?
– Надеюсь. – Я все-таки откусила кусок. Сладкий. И горький. Шоколад расползался по языку темным бархатом. И злость не то чтобы исчезла. Расступилась. – Хотя, конечно, вряд ли. Дар у нее заблокирован… сами понимаете.
– Честно говоря, не очень. – Лн пристроился сбоку.
И к шагу моему Бекшеев, несмотря на трость, приноровился. Идет. Стучит. И держится прямо, словно ничего-то этакого нет, словно мы просто гуляем по улице, как нормальные люди.
Вот это меня всегда и удивляло. То, что со стороны меня вполне можно принять за нормального человека.
– Мы получали сводки. Выдержки. А вот провидиц как таковых… Редкость, знаете ли.
Еще какая.
Только вот… сейчас их не осталось. И дело не в том, что фрицы выбили. Отнюдь. Сами они.
– Этот дар сводит с ума. Если слабый, тогда еще ладно. Можно как-то удержать, но…
Но кому нужны слабые? На войне-то? Вот и появился очередной проект.
И новые лекарства, которые Софье кололи. Она об этом говорила редко, нехотя. Впрочем, что она могла бы сказать? Ничего нового. Главное, что помогали. Лекарства. И дар раскрывался. Развивался. И захватывал разум.
– Вы видите цифры или что там еще. А она картинки. Много-много картинок разных событий. И чем дальше, тем более… как она как-то выразилась, реальных. Постепенно становится сложно выбирать, какие из них более реальны. И провидцы теряются. Множество вероятностей. И якоря не выдерживают. Кто-то спустя год, кто-то позже, но… – Я развела руками. – Софье повезло. Она вступила в программу уже в последний год. Когда и ту изменили, сделали мягче, наверное поняли, что люди не вывозят. Да и война близилась к финалу. Вот и… дожила.
Как-то.
Мы шли. И тросточка Бекшеева звонко цокала о камни. А я смотрела… нет, не на него. Чего я там не видела. На поселок. Мощеные дороги. Тротуары.
Фонари. К вечеру загорятся желтым теплым светом.
Крыши. Дома. Улицы.
Кот вот бродит у ограды, то просачиваясь сквозь прутья на ту сторону, то обратно. Люди… люди здесь есть. Вот прогуливается Хавронская, купчиха второй гильдии, с дочерью, зятем и двумя внучками. Почтенное семейство, в городе известное. И я с ними знакома. Кланяюсь.
А мне в ответ…
И ничего это не значит. Ровным счетом ничего. Как и мое отражение в витрине. За стеклом – шляпки на паре деревянных болванов и кружевная шаль.
Ридикюль с вышивкой.
Пара перчаток. Еще какие-то мелочи. Лавка-то весьма известная. Сюда все модницы заглядывают. А я отворачиваюсь.
– Ее тогда тоже накрыло. – Зачем я снова и снова возвращаюсь к оборванному этому разговору?
Идти недалеко. Но мне почему-то не хочется возвращаться. Опять не хочется. И не потому, что дома не ждут. Скорее… Софья пока не знает. А сказать придется.
И попросить.
Зная, что для нее мучительно это, с запертым даром, и что опасно, потому что запоры могут рухнуть. Зная, что не откажет. Просить.
И потому замедляю шаг. А Бекшеев, кажется, вздыхает с облегчением. Ну да, его хромота стала заметнее. Но мог бы и сказать. Только… не скажет.
Гордый.
Баран.
– Вы так и не рассказали.
– Ну да… все время сворачиваю не туда.
И потому, что рассказывать особо нечего. Деревушка. И ощущение присутствия, главное, такое вот… смутное. Мне бы тогда задуматься, проверить, но ведь дело-то идет к концу, и всем понятно, что фрицев мы додавим. А значит – победа.
О ней не говорили, боясь спугнуть, но верили. Отчаянно. Как верят в весну в середине февраля.
– Я не почуяла мага. Он… Потом сказали, что там даже не один был. И их пророк, который оказался сильнее Софьи. Ведь можно было бы просто обойти, круга дать, по болоту или даже по лесу. А мы полезли. Софья вдруг уверилась, что нам нужно туда. Обязательно. Ловушка… Пророки, сильные, которые из старых родов, способны играть с вероятностями. Не видеть, как Софья, куда ей больше, ее и так на максимум вытянули, а именно создавать собственные. Вот и создал. А мы сунулись. Нас и накрыло.
– Вы тогда с ними и познакомились? С Медведем?
И снова ему неловко, но это не личный интерес. Какой? Понятно какой… Мишка, которого не стало. Сломанная шея. Кровь. И тело, которое сбросили со скалы.
Кто-то свой.
