Повесть о Сонечке - Марина Цветаева

И чем больше мне люди - сочувствовали: ?неблагодарность, легкомыслие, непостоянство? - тем одиноче и глубже я - знала.

Я знала, что мы должны расстаться. Если бы я была мужчиной - это была бы самая счастливая любовь - а так - мы неизбежно должны были расстаться, ибо любовь ко мне неизбежно помешала бы ей - и уже мешала - любить другого, всегда бывшего бы тенью, которую она всегда бы со мною предавала, как неизбежно предавала и Юру и Володю.

Ей неизбежно было от меня оторваться - с мясом души, ее и моей.

========

Сонечка от меня ушла - в свою женскую судьбу. Ее неприход ко мне был только ее послушанием своему женскому назначению: любить мужчину - в конце концов все равно какого - и любить его одного до смерти.

Ни в одну из заповедей - я, моя к ней любовь, ее ко мне любовь, наша с ней любовь - не входила. О нас с ней в церкви не пели и в Евангелии не писали.

Ее уход от меня был простым и честным исполнением слова Апостола: ?И оставит человек отца своего и мать свою...? Я для нее была больше отца и матери и, без сомнения, больше любимого, но она была обязана его, неведомого, предпочесть. Потому что так, творя мир, положил Бог.

Мы же обе шли только против ?людей?: никогда против Бога и никогда против человека.

========

Но как же согласовать то чувство радостной собственности, Сонечкиной, для меня, вещественности и неотъемлемости, то чувство кольца на пальце - с этими отпущенными, отпустившими, опустившимися руками?

А - вот: так владев - можно было только так потерять. Читатель, помнишь? - ?или уж вместе с пальцем...? Сонечку у меня оторвали - вместе с сердцем.

========

Умный зверь, когда наступает смерть, сразу знает: то самое! - и не лечится травками. Так и я, умный зверь, сразу свою смерть - узнала, и брезгуя всеми травками и поправками, ее приняла. Не: Сонечка для меня умерла, и не любовь умерла, - Сонечка из моей жизни умерла, то есть вся ушла внутрь, в ту гору, в ту пещеру, в которой она так провидчески боялась пропасть.

Ведь все мое чудо с нею было - что она была снаружи меня, а не внутри, не проекцией моей мечты и тоски, а самостоятельной вещью, вне моего вымысла, вне моего домысла, что я ее не намечтала, не напела, что она не в моем сердце, а в моей комнате - была. Что раз в жизни я не только ничего не добавила, а - еле совладала, то есть получила в полную меру - моего охвата и отдачи.

========

Сонечка была мне дана - на подержание - в ладонях. В объятьях. Оттого, что я ребенка подержала на руках, он не стал - мой. И руки мои после него так же пусты.

Каждого подержанного ребенка у нас отбирает - мать. У Сонечки была мать - судьба.

========

Обида? Измена?

Сонечкин неприход ко мне в последний раз был тот же Володин приход ко мне - в последний раз, - вещь того же веса: всего существа. И значил он совершенно то же самое.

Так, как Володя - пришел, она - не пришла, так же всем существом не пришла, как он - пришел.

Сонечкин неприход ко мне был - любовь.

Это был первый шаг ее отсутствия из моей жизни, первый час ее безмолвного потустороннего во мне присутствия, в меня - вселения.

Сонечка не пришла ко мне потому, что бы - умерла, просто изошла бы слезами, от всей Сонечки - только бы лужица. Или сердце бы стало на последнем слоге моего имени.

Володя пришел, потому что не мог расстаться, не простясь, Сонечка не пришла - потому что проститься не могла.

Но и по еще одному-другому - не пришла: Сонечка не пришла - потому что уже умерла.

Так не приходят - только умершие, потому что не могут, потому что земля держит. И я долго-долго чувствовала ее возле себя, почти что в досягаемости моей руки, совершенно так же, как чувствуешь умершего, на руке которого не смыкаешь руки только потому, что этого - не должно, потому что это опрокинуло бы все ведомые нам законы: от равного страха: встретить пустоту - и встретить руку.

Сонечки, в конце концов, мне стало только не слышно и не видно.

========

?Хлеб наш насущный даждь нам днесь...? Нет, она никогда мне не была - хлебом насущным: кто я, чтобы такое мне могло быть - хлебом насущным? Этого никогда бы не допустила моя humilit?17. Не насущным хлебом, а - чудом, а такой молитвы нет: ?Чудо насущное даждь нам днесь?. В ней не было ни тяжести насущного хлеба, ни его железной необходимости, ни нашей на него обреченности, ничего от ?в поте лица твоего?... Разве Сонечку можно - заработать? Даже трудом всей жизни? Нет, такое дарится только в подарок.

Как Корделия, в моем детском Шекспире, про Короля Лира - о соли, так я про Сонечку - о сахаре, и с той же скромностью: она мне была необходима - как сахар. Как всем известно, сахар - не необходим, и жить без него можно, и четыре года Революции мы без него жили, заменяя - кто патокой, кто - тертой свеклой, кто - сахарином, кто - вовсе ничем. Пили пустой чай. От этого не умирают. Но и не живут.

Без соли делается цинга, без сахару - тоска.

Живым белым целым куском сахара - вот чем для меня была Сонечка.

Грубо? Грубо - как Корделия: - ?Я вас люблю, как соль, не больше, не меньше?. Старого короля можно любить, как соль, но... маленькую девочку? Нет, довольно соли. Пусть раз в мире это будет сказано: я ее любила, как сахар - в революцию. И всJ тут.

========

Kannst Du dem Augenblicke sagen: - Verweile noch! Du bist - so sch?n...18

Нет, этого у меня с нею не было. Было другое, обратное и бо`льшее:

Beh?t Dich Gott! - es w?r zu sch?n gewesen, Beh?t Dich Gott! - es hat nicht sollen sein19.

Было великое поэтическое сослагательное: бы, единственное поэтическое владение: бы.

Была - судьба. Было русское ?не-судьба?.

========

Вспомним слово Царя Давида:

- Человеку от Бога положено семьдесят лет, а что свыше - уже Божья милость.

Нам с Сонечкой было положено три месяца, нет! - вся Сонечка, вся трехмесячная вечность с нею уже были этим свыше - человеческого века и сердца.

========

Мария... Миранда... Мирэй... - ей достаточно было быть собой, чтобы быть - всеми...

Так сбылось на ней пророческое слово забывчивого Павлика:

Единая под множеством имен...

Для меня - сбылось. Но не только имена обрели лицо. Вся мужская лирика, доселе безобъектная, или с обратным объектом - самого поэта - ибо быть ею всей поэтовой любви, вставить в нее себя: свое лицо как в зеркало, я не могла, ибо сама хотела любить и сама была поэт - вся мужская лирика для меня обрела лицо: Сонечкино. Все эти пустоты (ты, она - на всех языках), имеющие дать и дающие только переполненность поэтова сердца и полноту его я, вдруг - ожили, наполнились ее лицом. В овальной пустоте, в круглом нуле всякого женского образа в стихах поэта - Сонечкино лицо оказалось как в медальоне. Но нет, у Ленау лучше - шире!

Es braust der Wald, am Himmel ziehn Des Sturmes Donnerfl?ge, Da mal'ich in die Wetter bin O M?dchen! Deine Z?ge.20

Все песни всех народов - о Сонечке, всякий дикарь под луной - о Сонечке, и киргиз - о Сонечке, и таитянин - о Сонечке, весь ГJте, весь Ленау, вся тоска всех поэтов - о Сонечке, все руки - к Сонечке, все разлуки - от Сонечки...

Нужно ли прибавлять, что я уже ни одного женского существа после нее не любила, и уже конечно не полюблю, потому что люблю все меньше и меньше, весь остающийся жар бережа для тех - кого он уже не может согреть.

========

Зима 1919 г. - 1920 г. В дверь уже не стучат - потому что больше не закрывается: кто-то сломал замок. Итак, вместо стука в дверь - стук сапог, отряхивающих снег, и голос изнизу:

- Здесь живет Марина Ивановна Цветаева?

- Здесь. Подымитесь, пожалуйста, по лестнице.

Входит. Чужой. Молодой. Знаю: этого человека я никогда не видала. Еще знаю: вошел - враг.

- Я Ав, брат Володи Ава. У вас нет вестей от брата?

- Были. Давно. Одно письмо. Тогда же.

- У нас - никогда - ничего.

- Всего несколько слов: что надеется на встречу, здоров...

- А с тех пор?

- Ничего.

- Вы мне разрешите вам поставить один вопрос. И заранее меня за него извините. Какие отношения у вас были с братом? Я вас спрашиваю, потому что - мы были с ним очень дружны, все, вся семья - он тогда, на последнюю Пасху - ушел, пошел к вам, и (с трудом, по-Володиному сглатывая) свой последний вечер провел - с вами... Дружба? Роман? Связь?

- Любовь.

- Как вы это сказали? Как это понять?

- Так, как сказано. И - ни слова не прибавлю.

(Молчит. Не сводит глаз, не подымаю своих.)

Я: - Дайте адрес, чтобы в случае, если...

- Вы не знаете нашего адреса?

- Нет, Володя всегда ко мне приходил, а я ему не писала...

- И вы ничего не знали о нас, отце и матери, братьях?

- Я знала, что есть семья. И что он ее любит.

- Так что же это за отношение такое... нечеловеческое?

(Молчим)

- Значит - вы его никогда не любили - как я и думал - потому что от любимой женщины не уезжают - от - любящей...

- Думайте, что хотите, но знайте одно - и родителям скажите: я ему зла не сделала - никакого - никогда.

- Странно это все, странно, впрочем, он - актер, а вы - писательница... Вы меня, пожалуйста, простите. Я был резок, я плохо собой владел, я не того ждал... Я знаю, что так с женщинами не разговаривают, вы были очень добры ко мне, вы бы просто могли меня выбросить за дверь. Но если бы вы знали, какое дома - горе. Как вы думаете - он жив?