Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - В. Коровин

Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1752–1828)

«Выйду я на реченьку…»

Выйду я на реченьку,Погляжу на быструю —Унеси мое ты горе,Быстра реченька, с собой.

Нет! унесть с собой не можешьЛютой горести моей,Разве грусть мою умножишь,Разве пищу дашь ты ей.

За струей струя катитсяПо склоненью твоему,Мысль за мыслью так стремитсяВсе к предмету одному.

Ноет сердце, завывает,Страсть мучительну тая.Кем страдаю, тот не знает,Терпит что душа моя.

Чем же злую грусть рассею,Сердце успокою чем?Не хочу и не умеюВ сердце быть властна моем.

Милый мой им обладает;Взгляд его – мой весь закон.Томный дух пусть век страдает,Лишь бы мил всегда был он.

Лучше век в тоске пребуду,Чем его мне позабыть.Ах! коль милого забуду,Кем же стану, кем же жить?

Каждое души движенье —Жертва другу моему.Сердца каждое биеньеПосвящаю я ему.

Ты, кого не называю,А в душе всегда ношу!Ты, кем вижу, кем пылаю,Кем я мышлю и дышу!

Не почувствуй ты досады,Как дойдет мой стон к тебе,Я за страсть не жду награды,Злой покорствуя судьбе.

Если ж то найдешь возможным,Силу чувств моих измерь!И приветствием, хоть ложным,Ад души моей умерь!

Стрекоза

Лето целое жужжалаСтрекоза, не знав забот;А зима когда настала,Так и нечего взять в рот.Нет в запасе, нет ни крошки,Нет ни червячка, ни мошки.Что ж? К соседу муравьюВздумала идти с прошеньем.Рассказав напасть свою,Так, как должно, с умиленьемПросит, чтоб взаймы ей далЧем до лета прокормиться.Совестью притом божится,Что и рост, и капиталВозвратит она не дале,Как лишь августа в начале.Туго муравей ссужал:Скупость в нем порок природный.«А как в поле хлеб стоял,Что ж ты делала?» – сказалОн заемщице голодной.«Днем и ночью, без души,Пела все я цело лето».– «Пела! весело и это.Ну поди ж теперь пляши».

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826)

Осень

Веют осенние ветрыВ мрачной дубраве;С шумом на землю валятсяЖелтые листья.

Поле и сад опустели;Сетуют холмы;Пение в рощах умолкло —Скрылися птички.

Поздние гуси станицейК югу стремятся,Плавным полетом несясяВ горних пределах.

Вьются седые туманыВ тихой долине;С дымом в деревне мешаясь,К небу восходят.

Странник, стоящий на холме,Взором унылымСмотрит на бледную осень,Томно вздыхая.

Странник печальный, утешься!Вянет ПриродаТолько на малое время;Все оживится,

Все обновится весною;С гордой улыбкойСнова Природа восстанетВ брачной одежде.

Смертный, ах! вянет навеки!Старец весноюЧувствует хладную зимуВетхия жизни.

Странность любви, или бессонница

Кто для сердца всех страшнее?Кто на свете всех милее?Знаю: милая моя!

«Кто же милая твоя?»Я стыжусь; мне, право, больноСтранность чувств моих открытьИ предметом шуток быть.Сердце в выборе не вольно!..Что сказать? Она… она…Ах! нимало не важнаИ талантов за собоюНе имеет никаких;Не блистает остротою,И движеньем глаз своихНе умеет изъясняться;Не умеет восхищатьсяАполлоновым огнем;Философов не читаетИ в невежестве своемВсю ученость презирает.Знайте также, что онаНе Венера красотою —Так худа, бледна собою,Так эфирна и томна,Что без жалости не можноБросить взора на нее.Странно!.. я люблю ее!

«Что ж такое думать должно?Уверяют старики(В этом деле знатоки),Что любовь любовь рождает, —Сердце нравится любя:Может быть, она пленяетЖаром чувств своих тебя;Может быть, она на светеНе имеет ничегоДля души своей в предмете,Кроме сердца твоего?Ах! любовь и страсть такаяЕсть небесная, святая!Ум блестящий, красотаПеред нею суета».

Нет!.. К чему теперь скрываться?Лучше искренно признатьсяВам, любезные друзья,Что жестокая мояНежной, страстной не бывалаИ с любовью на меняГлаз своих не устремляла.Нет в ее душе огня!Тщетно пламенем пылаю —В милом сердце лед, не кровь!Так, как Эхо[5], иссыхаю —Нет ответа на любовь!

Очарован я тобою,Бог, играющий судьбою,

Бог коварный – Купидон!Ядовитою стрелоюТы лишил меня покою.Как ужасен твой закон,Мудрых мудрости лишаяИ ученых кабинетВ жалкий Бедлам[6] превращая,Где безумие живет!Счастлив, кто не знает страсти!Счастлив хладный человек,Не любивший весь свой век!..Я завидую сей частиИ с Титанией люблюВсем насмешникам в забаву!..[7]По небесному уставуДнем зеваю, ночь не сплю.

Послание к Дмитриеву в ответ на его стихи, в которых он жалуется на скоротечность счастливой молодости

Конечно так, – ты прав, мой друг!Цвет счастья скоро увядает,И юность наша есть тот луг,Где сей красавец расцветает.Тогда в эфире мы живемИ нектар сладостный пиемИз полной олимпийской чаши;Но жизни алая веснаЕсть миг – увы! пройдет она,И с нею мысли, чувства нашиЛишатся свежести своей.Что прежде душу веселило,К себе с улыбкою манило,Немило, скучно будет ей.Надежды и мечты златые,Как птички, быстро улетят,И тени хладные, густыеНад нами солнце затемнят, —Тогда, подобно Иксиону,Не милую свою Юнону,Но дым увидим пред собой![8]

И я, о друг мой, наслаждалсяСвоею красною весной;И я мечтами обольщался —Любил с горячностью людей,Как нежных братий и друзей;Желал добра им всей душею;Готов был кровию моеюПожертвовать для счастья ихИ в самых горестях своихНадеждой сладкой веселилсяНебесполезно жить для них —Мой дух сей мыслию гордился!Источник радостей и благОткрыть в чувствительных душах;Пленить их истиной святою,Ее нетленной красотою;Орудием небесным бытьИ в памяти потомства житьКазалось мне всего славнее,Всего прекраснее, милее!Я жребий свой благословлял,Любуясь прелестью награды, —И тихий свет моей лампадыС звездою утра угасал.Златое дневное светилоПримером, образцом мне было…Почто, почто, мой друг, не векОбманом счастлив человек?

Но время, опыт разрушаютВоздушный замок юных лет;Красы волшебства исчезают…Теперь иной я вижу свет, —И вижу ясно, что с ПлатономРеспублик нам не учредить,С Питтаком, Фалесом, ЗенономСердец жестоких не смягчить.Ах! зло под солнцем бесконечно,И люди будут – люди вечно.Когда несчастных Данаид[9]Сосуд наполнится водою,Тогда, чудесною судьбою,Наш шар приимет лучший вид:Сатурн на землю возвратитсяИ тигра с агнцем помирит;Богатый с бедным подружитсяИ слабый сильного простит.Дотоле истина опасна,Одним скучна, другим ужасна;Никто не хочет ей внимать,И часто яд тому есть плата,Кто гласом мудрого СократаДерзает буйству угрожать.Гордец не любит наставленья,Глупец не терпит просвещенья —Итак, лампаду угасим,Желая доброй ночи им.

Но что же нам, о друг любезный,Осталось делать в жизни сей,Когда не можем быть полезны,Не можем пременить людей?Оплакать бедных смертных долюИ мрачный свет предать на волюСудьбы и рока: пусть они,Сим миром правя искони,И впредь творят что им угодно!А мы, любя дышать свободно,Себе построим тихий кровЗа мрачной сению лесов,Куда бы злые и невеждыВовек дороги не нашлиИ где б, без страха и надежды,Мы в мире жить с собой могли,Гнушаться издали порокомИ ясным, терпеливым окомВзирать на тучи, вихрь сует,От грома, бури укрываясьИ в чистом сердце наслаждаясьМерцанием вечерних лет,Остатком теплых дней осенних.Хотя уж нет цветов весеннихУ нас на лицах, на устахИ юный огнь погас в глазах;Хотя красавицы престалиМеня любезным называть(Зефиры с нами отыграли!),Но мы не должны унывать:Живем по общему закону!..Отелло в старости своейПленил младую Дездемону[10]И вкрался тихо в сердце к нейЛюбезных муз прелестным даром.Он с нежным, трогательным жаромВ картинах ей изображал,Как случай в жизни им играл;Как он за дальними морями,Необозримыми степями,Между ревущих, пенных рек,Среди лесов густых, дремучих,Песков горящих и сыпучих,Где люди не бывали ввек,Бесстрашно в юности скитался,Со львами, тиграми сражался,Терпел жестокий зной и хлад,Терпел усталость, жажду, глад.Она внимала, удивлялась;Брала участие во всем;В опасность вместе с ним вдаваласьИ в нежном пламени своем,С блестящею в очах слезою,Сказала: я люблю тебя!И мы, любезный друг, с тобоюНайдем подругу для себя,Подругу с милою душею,Она приятностью своеюУкрасит запад наших дней.Беседа опытных людей,Их басни, повести и были(Нас лета сказкам научили!)Ее внимание займут,Ее любовь приобретут.Любовь и дружба – вот чем можноСебя под солнцем утешать!Искать блаженства нам не должно,Но должно – менее страдать;И кто любил, кто был любимым,Был другом нежным, другом чтимым,Тот в мире сем недаром жил,Недаром землю бременил.

Пусть громы небо потрясают,Злодеи слабых угнетают,Безумцы хвалят разум свой!Мой друг! не мы тому виной.Мы слабых здесь не угнеталиИ всем ума, добра желали:У нас не черные сердца!И так без трепета и страхаНам можно ожидать концаИ лечь во гроб, жилище праха.Завеса вечности страшнаУбийцам, кровью обагренным,Слезами бедных орошенным.В ком дух и совесть без пятна,Тот с тихим чувствием встречаетЗлатую Фебову стрелу[11]И ангел мира освещаетПред ним густую смерти мглу.Там, там, за синим океаном,Вдали, в мерцании багряном,Он зрит… но мы еще не зрим.

Меланхолия (Подражание Делилю)