Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ферн качнула подбородком в сторону зашторенного окна. Стремительно подскочив к нему, мужчина отодвинул пальцами жалюзи, и на его широком лбу выступил холодный пот. Звук воющих сирен нарастал, а в конце улицы уже мигал красно-синий свет.
– Я даже не знаю тебя, – прохрипел Тимоти, сбрасывая окровавленные латексные перчатки в урну.
– Зато я знаю тебя. Безжалостный, беспринципный садист, сеющий хаос по всему Вермонту и разбивающий материнские сердца… Такой мне и нужен.
– Я не садист! – ощетинился мужчина, и даже раскуроченное тело на столе, как и тысяча собранных костей, не переубедило его. – Они никогда не страдают. Я всегда забочусь о них перед тем, как начать…
– Разумеется.
– Ты не понимаешь! Это искусство! Как живопись, только искреннее…
– И я дарю тебе лучшую кисть. Вот она, держи.
Ферн протянула тонкий деревянный обруч на раскрытой ладони – достаточно длинный, чтобы обхватить мужскую шею, с крупной эмалированной пряжкой посередине. Позабыв о боли, Ферн внимательно следила за тем, как Тимоти нерешительно тянет к ней руку, чтобы провести пальцами по шершавому черепашьему дереву.
– Что…
Он не успел договорить – ошейник ожил, бросился на него и обвился вокруг обнаженного горла. Отброшенный скальпель покатился по полу. Тимоти закашлялся, пытаясь оторвать обруч от себя ногтями, но диббук жаждал плоти не меньше, чем Ферн – личного стража. В ней не осталось ни капли магии… Но чтобы использовать проклятое ожерелье, украденное ею из Мексики, она была и не нужна. Лишь бронзовый свисток, надетый на шею вместо кулона, и мелодичный перезвон, который Ферн издала, подув в него.
Первая трансформация всегда мучительна. Исаака ломало так же: выкручивались руки и ноги, спина горбилась, и прорезались позвонки, превращаясь в гребни. Тьма облепила мужское тело и сплелась с ним, образуя нечто новое – нечто прекрасное.
Тимоти издал душераздирающий вой, перекрикивая сирены, и вместо одной головы выросло еще четыре. Все – безглазые, с хищными пастями, с десятком конечностей, объединенных одной бесформенной тушей из тонкой пергаментной кожи и живых чернил. Этот диббук был силен – не зря шкатулку-ожерелье с ним сторожил целый ковен ведьм, – но превращение заняло всего минуту. Удивительно, как быстро они приноровились друг к другу – Исаак брыкался целых несколько часов.
Внезапный порыв ветра затушил все свечи, что были в комнате. Ферн щелкнула пальцами, забыв, что не может вновь их разжечь. Вглядываясь в полумрак, с которым Тимоти практически слился, она робко шагнула вглубь.
– Тимоти?..
– Паук, – сказало существо, которое больше не было ни человеком, ни демоном. Голос, как треск хвороста, шел откуда-то из его недр – из костлявого впалого торса, заканчивающегося сгустками тьмы, ниспадающими тканевым подолом. – Прошу… зовите нас Паук. Такое имя нам нравится больше.
Ферн покрылась мурашками, но быстро задушила первобытный ужас, зреющий на уровне ее инстинктов. И все-таки она попятилась, когда существо выпрямилось: двухметровое, плоское, словно пластилиновое. Раньше диббук почти не говорил и уж точно не изъявлял себя как отдельную личность. Но… разве это плохо? Ферн решила, что нет. Ей все равно – лишь бы выполнял приказы.
– Чем Паук может служить вам, ваша милость? – спросило существо, и все пять его безглазых голов склонились в почтении.
Ферн улыбнулась и спрятала под ворот свитера бронзовый свисток, не успев заметить, что тот пошел трещинами, раскалываясь у нее в пальцах.
«Он станет моим лучшим творением», – подумала она.
«Я стану их худшим кошмаром», – подумал он.
Ковен Тысячи Костей
Пролог
Он любил это место всем сердцем. Толстые стены из серого гранита, не пропускающие ни тепла, ни чужаков. Ты будто оказывался внутри древнего склепа – безмолвная обветшалая крепость, хранящая многовековые традиции. Здесь столетиями обитали те, кого он считал родней – не по крови, но по духу. Прошло много лет, прежде чем он смог осознать это и обрести тут свой дом. Быть может, однажды это случится и с теми, о ком он заставил себя забыть…
Джефферсон тряхнул головой и снова сосредоточился на том, что видел сквозь прутья решетки, делая несколько быстрых пометок карандашом. Ах, если бы он только умел рисовать! Костлявые лодыжки, оплетенные цепями. Оливковая кожа в гноящихся порезах и копна черных жестких волос, похожих на тугие пружинки. Неподвижное лицо, почти умиротворенное. Глаза ведьмы были закрыты, словно она спала полусидя, невзирая на боль от бесконечных пыток. Джефферсон мог поклясться, что при первой встрече они были желтыми с малахитовыми прожилками, как у кошки, и с лентовидными зрачками, как у ящерицы. Такие красивые глаза – яркий признак того, что у их обладателя нет души.
Немного подумав, он вычеркнул последнее предложение и захлопнул дневник.
– Дарий, достаточно!
Молодой мужчина – гораздо моложе, чем ему полагалось бы быть для таких занятий, – послушно отложил раскаленные щипцы и вытер полотенцем лицо, блестящее в багрянце чужой крови.
Джефферсон дернул щеколду, выпуская его из камеры, и снова взглянул на дневник.
Добротный кожаный переплет. Инициалы – «Д» и «Г». В отражении крупной металлической бляшки в форме львиной пасти можно было разглядеть лишь нахмуренные брови и несколько шрамов, пересекающих их. И то и другое – подарок отца. «Пишите свою историю кровью ворожей, ибо она есть самые вечные чернила, которые не сотрет время», – сказал он накануне инициации, протягивая двум братьям кожаные дневники – такие же одинаковые, какими когда-то были и они сами. Когда-то очень-очень давно…
Долгое время дневник Джефферсона оставался пустым, но теперь в нем хранилось больше восьмидесяти историй – восемьдесят ведьм, которых он убил за свою жизнь. И убьет не меньше уже в ближайшем будущем.
– Ты слышал? – спросил Дарий, подпрыгивая на месте от возбуждения.
– Да, слышал, я не глухой.
Джефферсон подобрал со стола меч и задумчиво взвесил его в руке. Палисандровая рукоять, сверкающее лезвие из дамаска, плоский дол. То было оружие воина. Навахон лежал в ладони так, словно был отлит специально под нее – продолжение его тела, разящее насмерть.
Продев клинок за пояс, Джефферсон закружил по коридору, давая себе время на размышления. Таких коридоров здесь было целое
