Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

Ученые крысы. Так я определил для себя несколько экземпляров, бегавших кругами с небольшими бумажными свитками, напоминая студентов, которым выдали только что отпечатанные дипломы. Мне, вероятно, почудилось, что их больше, хотя на самом деле я различил всего два или три подобных зверька.

Первое объяснение, пришедшее мне в голову, заключалось в том, что в борьбе со скукой Гатри ставил необычный эксперимент, копируя тех исследователей, которые помечали китов и таким способом определяли, как много времени им требуется, чтобы обогнуть земной шар. Я был настолько заинтригован, что взялся за охоту на крыс-ученых, вошел в раж и провел за этим занятием не меньше часа. Должно быть, я выглядел абсолютно сумасшедшим в лучших традициях замка Эркани, гоняясь за крысами с кочергой из своей спальни. Мне скоро стало ясно, что ученое братство, хотя и выглядело ленивее остальных, отличалось удивительной ловкостью и сообразительностью. Охота на них с помощью кочерги оказалась ошибкой – изловить такую крысу могла только пара очень быстрых рук. Однако бесполезная в нападении кочерга показалась мне необходимой, когда я сосредоточился на защите. Оставив охоту, так и не добыв трофея, я взялся возводить ночную фортификацию, держа кочергу все время под рукой.

Непостижимым образом мне удалось заснуть, но дважды меня будили пробравшиеся под навес крысы, а я дважды вслепую бил кочергой. И после второго удара услышал поистине душераздирающий визг. Бедный мистер Хардкасл. Я знал теперь, какие звуки раздавались по ночам у него в голове. Я зажег свечу. И, о чудо! Я убил наповал именно ученую крысу.

От моего удара она превратилась в кровавое месиво, и мне потребовалась минута, прежде чем я собрался с духом и осмотрел трупик. Свиток оказался клочком очень тонкой и дорогой бумаги, вырванным, возможно, из ручной работы индийского блокнота. Он был хитроумно привязан ниткой к лапке грызуна. Я перерезал нить и брезгливо развернул свиток, поскольку его запятнала крысиная кровь. На кусочке бумаги чернилами были мелким почерком выведены слова. «Втайне от всех приведите подмогу на вершину башни срочно».

Я оделся. Не помню, чтобы мне пришло в голову, что все это слишком мелодраматично, абсурдно и могло оказаться плодом вымысла Гатри или злым розыгрышем. Если провести долгое время на большой высоте, то привыкаешь к разреженному воздуху и можешь потом с легкостью выполнить там любую работу. Я, проведший в замке Эркани уже больше двадцати четырех часов, был готов поверить во что угодно и воспринял зов о помощи, доставленный крысой, вполне серьезно. Мои мысли занимало только одно: как кратчайшим путем проникнуть на вершину башни.

В коридоре за дверью моей спальни царила кромешная тьма, а свечу задуло ветром, не успел я пройти и нескольких шагов. Мне сразу вспомнился электрический фонарик Сибилы Гатри, и хотя представлялось совершенно неуместным будить ее и повергать в тревогу (впрочем, как ты уже могла заметить, она не из пугливых), я одновременно понимал: сложившиеся чрезвычайные обстоятельства давали мне право заручиться любой помощью, какая только могла оказаться доступной. А потому я вернулся назад и постучал в ее дверь. Ответа я сразу не услышал, но не удивился – ветер завывал на сто тонов одновременно, заглушая прочие звуки. Я постучал снова. Потом открыл дверь и вошел без приглашения. Окликнул ее, зажег спичку, набрался смелости и приблизился к огромной постели. Подозрение переросло в уверенность: в комнате никого не было.

Будь у меня время на праздные волнения, я бы, наверное, не на шутку испугался. Но в тот же момент заметил проблеск света в коридоре и вышел туда, ожидая увидеть Сибилу, однако наткнулся на этого жуткого типа Хардкасла, который в одной руке держал лампу, а другой стучал в дверь моей комнаты. Он окинул меня злым взглядом, несомненно, обдумывая причину моего появления из чужой спальни. А потом сказал, что лорд передает свои поздравления. Его милость почувствовали себя лучше и просили поинтересоваться, не пожелаю ли я выпить с ним по бокалу на ночь у него в башне.

Я посмотрел на часы – с такими, как Хардкасл, вежливые формальности превращаются в пустую трату времени, – и заметил, что до полуночи осталось ровно пять минут. Наступало Рождество.

– Конечно, – ответил я. – Я и сам собирался подняться к нему. Проводите меня.

Лампа заметно дрогнула в руке этого грубого человека. Вероятно, в моем мрачном тоне ему послышались интонации хозяйского голоса. А все потому, что приглашение из башни через Хардкасла, поступившее пару часов спустя после того, как для всех я уже отправился спать, представлялось не менее загадочным, чем записка, привязанная к лапке крысы. Эти два странных факта в совокупности с исчезновением Сибилы свидетельствовали о недобрых делах, творившихся в замке, в которых я не мог теперь не разобраться. И я пошел по коридору вслед за Хардкаслом в состоянии озлобленной взвинченности, плохо помогавшей справляться с изрядным трепетом. Что бы ни происходило, у меня имелись все основания предвидеть ловушку. Возникло ощущение, что некая мушка попала в паутину. Была это Сибила? Или я сам? Мне и в голову не приходило, что следовало в первую очередь подумать о Гатри!

Но зато я отлично понимал, что Хардкасл по природе своей идеально походил на роль паука. Я потому и велел ему идти вперед, что у меня возникли опасения за свою глотку, и мне казалось необходимым не сводить с него глаз, держась на некотором удалении, пока мы спускались по главной лестнице и двинулись затем по тому коридору, где, как мне казалось, располагалась учебная комната Кристин. Мы дошли почти до его середины, когда мой провожатый вдруг остановился, словно во что-то вслушиваясь. Я замер за его спиной и тоже напряг слух. Поначалу мне почудилось, что я слышу приближающиеся к нам быстрые шаги, но, пристально всмотревшись в конец коридора, я никого не разглядел. Затем, повергнув меня почти в ужас, шаги зазвучали уже позади, хотя по-прежнему никого не было видно. Мне пришла совершенно абсурдная мысль (поскольку едва ли возможно вступить в схватку с привидением), что я зря не захватил с собой кочергу, столь успешно пущенную в ход против крысы. И лишь спустя какое-то время до меня дошло: я принимал за звук шагов хлопки истоптанной ковровой дорожки, которую ветер заставлял волнообразно колыхаться на полу в коридоре. Когда же испуг прошел и здравомыслие вернулось ко мне, я различил то, что с самого начала услышал Хардкасл: голоса где-то в самом дальнем конце коридора.

Они доносились невнятным бормотанием, пока очередную шутку не сыграл один из гулявших по Эркани ветров, подхвативший звук и позволивший нам отчетливо расслышать голос Кристин. Я почувствовал облегчение, поскольку легко мог предположить, что Сибила с ней, и девушки, вероятно, устроились вдвоем, чтобы отпраздновать наступление Рождества. Видимо, Хардкаслу пришла та же мысль; он посмотрел на часы, как это сделал я несколькими минутами раньше. А затем новый порыв ветра донес до нас другой голос – мужской, как мне показалось, старческий, с заметным шотландским акцентом. Спустя секунду дверь, из-за которой слышались голоса, распахнулась, но мы смогли разглядеть лишь смутный силуэт, выскользнувший из комнаты и растаявший во мраке коридора.

Мой не внушавший симпатий спутник еще мгновение колебался, а затем двинулся вперед. Как ты знаешь, у меня до той поры не было ни малейшей возможности изучить эту отдаленную часть замка, и потому наше дальнейшее продвижение таило немало сюрпризов. Башня находится в самой древней части сооружения, где располагаются сохранившийся первоначальный главный бастион и ворота. Когда же мы спустились с этажа, где были спальни, я смог заключить, что и структурно она стоит как бы отдельно от дома, соединяясь с ним лишь единственным переходом на уровне земли, превращая ее в поистине изолированное от всего место. У меня появилась возможность оценить степень ее изоляции. Мы прошли сквозь небольшую, но массивную дверь, а затем всего в трех ярдах обнаружили еще одну дверь – абсолютно идентичную первой. Даже в своем перевозбужденном состоянии я сообразил, что расстояние между дверями в точности соответствует толщине стен бастиона и башни, которая не могла не поражать воображения. Потом мы начали подниматься по лестнице.

Мне вспомнилось, как приходит воспоминание об абсурдном видении, явившемся во сне, что я – всего лишь случайный гость в этом доме, направляющийся, чтобы встретить наступление праздничного дня вместе с дружелюбным и хорошо воспитанным хозяином. Однако же я снова пожалел об оставленной в спальне кочерге. Мы поднимались все выше. Хардкасл шел впереди, со зловещей легкостью преодолевая подъем, словно тюремный страж, заставляющий проворнее двигаться за собой группу заключенных. Неожиданно достаточно широкая лестница, пролеты которой не отличались большой длиной, получила источник освещения – на каждой второй лестничной площадке теперь попадалось узкое оконце. Небо, должно быть, чуть прояснилось, и сквозь стекла проникал бледный отсвет отраженных от снега лунных лучей. Но, как ни странно, именно этот тусклый свет сделал окружившую нас в следующие несколько секунд обстановку особенно гнетущей. Подъем показался мне нескончаемым. Я уже решил, что Гатри проводил свои ночные бдения действительно на самой вершине башни, когда сверху донесся короткий, но ужасающий вскрик. А секундой позже я как раз проходил мимо очередного оконца, когда лунный свет в нем на мгновение пропал и возник снова, словно кто-то быстро задернул и отдернул шторку. Затем через недолгий промежуток времени снизу раздался глухой удар.