Светлейший князь 3 (СИ) - Шерр Михаил

— Да, помню, батюшка, — тихо ответил я.

— Как вы назвали эти ваши женские десятки? Ваш горячий резерв и это позволит вам высвободить мужские десятки, а они у вас пойдут в бой если будет безвыходная ситуация, так? — Я опять молча кивнул, соглашаясь.

— Помните слова Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Что будет с не только с доверившимися вам тувинцами, но и со всеми нами, если манчжуры придут сюда? Вы защищаете свою веру и своих близких, и это есть исполнение заповеди — душу положить за други. Ваша жена ведь опасается, что врагов будут тысячи и десятки тысяч, а вас несколько сот. Как ваши жены могут остаться в стороне? Взвести всё еще раз, можете ли вы обойтись без этого. И ни в коем случае не делайте это постоянным. Женщина дочь, сестра, жена, мать, но не солдат.

Глава 15

Вернувшись от отца Филарета, я рассказал жене о состоявшемся разговоре. Она внимательно выслушала и ничего не сказала, только поцеловала меня.

Пришло очередное донесение Лонгина, они в Ванчей встретились с посланцем Бээзи-нойона. Переговорам предшествовали организованные нашей разведкой неоднократные утечки информации, что зайсан Ольчей-оол не отказывается от пушного налога и готов исправно платить его за все подчинившиеся ему кочевья и более того к пушнине будет довесок — серебро. И ему непонятно, почему амбын-нойон хочет наказать его.

Еще в древности македонский царь Филипп Аминтович, отец Александра Великого, говаривал про чудесные способности осла, груженного золотом. Ослов у нас не было, да и золотом разбрасываться налево-направо, можно пробросаться. Но у нас было серебро и лошади. За первые партии железного сырья и руду серебро уже было получено, а тут речь зашла о получении серебра в виде дани.

Железо как известно притягивается магнитом, мухи летят на мед, а некоторые люди готовы на все ради золота, серебра или каких-нибудь драгоценных камней. Посланец Бээзи-нойона был именно из такой породы людей. За десть лянов серебра он согласился поехать в гости к нашему зайсану на правый берег Енисея.

В специально поставленной юрте гостю был организован соответствующий прием. Посланца с юга встретили как самого дорогого гостя и он получил дорогой подарок, еще десять лянов серебра. К завязавшейся беседе присоединились Лонгин и Ванча. Их появление посланца Бээзи-нойона не удивило и не смутило. Хозяин, зайсан нашего Западного сумона, через пару минут вышел из юрты и переговорщики остались тет-а-тет. Тридцать лянов серебра и алкоголь развязали гостю язык и он рассказал всё-всё-всё.

Императорский наместник великий цзяньцзюнь, по-нашему генерал-губернатор, с резиденцией в Улясутае, не совсем в курсе происходящего у нас, но он знает главное: поступление очередного полного пушного налога из Урянхая под угрозой. И всё происходящее у нас уже не события местного значения. Поэтому амбын-нойон и пытается решить проблему своими силами.

Но Сайон-нойон хан Норбожав, сын Дэчинжава в курсе происходящего. Если пушного налога не будет, то в Урянхай придет большая армия, а новая война совершенно не нужна и он хочет вмещаться.

Сайон-нойон готов помочь Уюк-нойону зайсану Ольчей-оолу и принять его под свою руку для передачи его налога в Улясутай.

Всё это говорилось долго и замысловато, Ванча почти пятиминутную речь собеседника изложил Лонгину в пяти предложениях. Лонгин и сам все понял, что говорил тувинец, но виду не подал. Мы договорились, что он не будет афишировать свои знания языков.

Посланец Бээзи-нойона был не тувинец, а монгол и Лонгин решил, что он приехал от самого хана Норбожава или из канцелярии императорского наместника.

Повернувшись к Ванче, чтобы монгол не видел, Лонгин подмигнул алтайцу и сказал:

— Скажи ему, что Ольчей-оол согласен, но амбын-нойон должен прекратить нападать на нас и никто не должен вмешиваться в наши дела, только уплата налога. А что бы нас лучше поняли, мы даем в этот раз тысячу лянов серебра и каждый год будем давать по пятьсот лянов. И никто не будет мешать нам торговать с левым берегом Енисея. А китайский поселок в устье реки Элегест будут принадлежать нам.

То, что Лонгин сказал по-русски за полминуты, Ванча говорил минут пять. Монгол всё хорошо и правильно понял и только спросил, когда будет налог и серебро.

Лонгин усмехнулся и глядя в глаза собеседнику сказал:

— Ванча, медленно переведи каждое мое слово. На этом месте зайсан Ольчей-оол должен получить от чиновника из канцелярии великого цзяньцзюня грамоту, в которой будет написано всё, о чем мы договорились. И тут же он передаст вашему чиновнику налог и серебро. Но наши люди будут сопровождать вашего чиновника до ставки великого цзянцзюня и получат соответствующую охранную грамоту.

Монгол выслушал Ванчу совершенно безразлично, ни один мускул не дрогнул на его лице, в безжизненных рыбьих глазах ничего не промелькнуло.

Глядя вслед уезжающему гостю, Ванча задумчиво проговорил:

— Лонгин Андреевич, а ты заметил, про нас ни слова. А ведь главные преступления Ольчея и Мергена то, что они общаются с нами. Император, тот, что в Пекине сидит, запрещает своим подданным общаться с иностранцами.

Лонгин изумленно посмотрел на Ванчу, по имени отчеству его еще не называли.

— Ванча, а тебя как крестили? — ни с того, ни с сего спросил Лонгин.

— Иоанном, поэтому и зовут Ванчей, — алтаец вопроса не ожидал и ответил не сразу.

— А отца твоего как звали? — следующий вопрос был для Ванчи не менее неожиданным.

— Не знаю. Меня вырастила бабушка, она почему-то про родителей ничего не говорила.

— А крестным кто у тебя был? — продолжил допрос Лонгин

— Маркшейдер с завода, он меня и спас.

— А как звали? — хитро прищурился Лонгин.

— Иван Иванович, — уважительно и с любовью ответил Ванча.

— Вот и ты теперь будешь Иван Иванович. Не солидно получается, ведешь переговоры с иностранной державой и Ванча. Вам всё понятно уважаемый, Иван Иванович? — последнюю фразу Лонгин произнес как артист на сцене произносит знаменитую фразу Гамлета.

— Понятно, — ошеломленно ответил Ванча, но тут же перехватил инициативу и сразил собеседника наповал.

— А фамилия моя пусть будет Байгаров, — и сразу же объяснил почему. — Мы с бабушкой жили около Байгары.

— А что это такое? — спросил ошеломлённый Лонгин после долгой паузы.

— Гора такая, мой род там жил, а в тот год, когда умерла бабушка, я ушел оттуда, — в голосе Ванчи появились нотки горечи и Лонгин решил сменить тему.

— Так вот, Иван Иванович, объясняю. Тысяча лянов серебра, обещанные нами, это в здешних краях большие деньги. Ты обратил внимание, как он назвал Ольчея? Уюк-нойоном, то есть признание его владетельных прав вопрос решенный. Но у нашего зайсана просто не может быть такого количества серебра, значит оно наше. И монгол это отлично понимает, — Лонгин внимательно посмотрел на собеседника, понимает ли он. — А раз мы сами предлагаем серебро, значит мы согласны быть данниками этим узкоглазых. А для ихнего богдыхана это главное и для всех этих амбаней и цзяцзюней тоже. А понять, что реальное положение дел иное, у них даже мозгов не хватает. Хотя этот монгол очень непрост. Мне вот показалось, что он хорошо разыграл перед нами алчность и опьянение.

Лонгин помолчал и продолжил своё объяснение ситуации.

— Ты русскую историю знаешь?

— Очень мало.

— Так вот Россия много лет платила дань крымскому хану. И перестала платить дань только при царе Петре, — кто такой царь Петр Ванча знал и очень был удивлен.

Из Тувы Ванча двадцатого декабря вернулся один. Лонгин поехал в ставку великого цзяньцзюня, в далекий Улясутай. Ответ на его предложение привез тот же монгол, причем очень быстро. Но это не удивило ни меня, ни Лонгина, мы знали, как стремительно работала монгольская почта во времена Чингиз-хана. Притворяться посланцем какого-то урянхайского нойона монгол больше не стал и вручил Ольчею грамоту своего повелителя великого цзяньцзюня. Наш зайсан на встречу с посланцем императорского наместника приехал со своим братом-ламой.