Власть, политика, изменения. Что я могу сделать, чтобы мир стал лучше? - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Мой старший дядя готовился стать бакалавром искусств, но его тоже забрали, потому что он был членом тайной группы, работавшей против правительства. Вся моя семья участвовала в политике, кроме моего отца. Меня то и дело спрашивали:

– Почему ты не регистрируешься, почему не идешь голосовать? И почему ты впустую растрачиваешь свою энергию? Если бы ты пошел в политику, ты мог бы стать президентом страны, ты мог бы стать премьер-министром страны.

Я отвечал им:

– Вы совсем забыли, с кем разговариваете. Я не страдаю от ощущения неполноценности, так почему я должен стремиться стать президентом страны? Почему я должен тратить свою жизнь на то, чтобы стать президентом страны? Это почти то же самое, как если бы у меня не было рака, а вы бы хотели прооперировать меня, чтобы удалить раковую опухоль. Это странно. Зачем мне ненужная операция? Вы страдаете от комплекса неполноценности и проецируете свой комплекс на меня. У меня все прекрасно – так, как есть. Я всецело благодарен существованию, что бы ни происходило. Все, что у меня есть сегодня, – хорошо. Большего я никогда не просил, поэтому меня невозможно чем-то расстроить.

Они отвечали:

– Ты говоришь странные вещи. Что это за комплекс неполноценности? И какое отношение он имеет к политике?

– Вы не понимаете простой психологии, – отвечал им я. – И ваши именитые политики тоже не понимают.

Все высшие политические круги в мире состоят из больных людей. У них один путь – продолжать скрывать свои раны. Да, они могут обманывать других. Когда Джимми Картер улыбается, он обманывает вас, но как он может обмануть себя? Он знает, что это просто упражнение для губ, за этим ничего не стоит. Внутри него улыбки нет.

Люди поднимаются на самую высокую ступеньку лестницы, и тогда им становится ясно, что вся их жизнь растрачена впустую. Они достигли, но чего? Они достигли положения, за которое боролись – и это была нелегкая борьба. Это была борьба не на жизнь, а на смерть, они загубили стольких людей, использовали других людей как средства, шагали по их головам. И вот они влезли на верхнюю ступеньку, но что это дает? Они просто впустую растратили свою жизнь.

Теперь, даже для того чтобы всего лишь признать это, им требуется огромное мужество. Лучше продолжать улыбаться, продолжать поддерживать иллюзию: по крайней мере, другие будут верить в их величие. Но тебе известно, что ты собой представляешь на самом деле. Ты все такой же, каким и был, – возможно, даже хуже, потому что вся эта борьба, все это насилие сделали тебя хуже. Ты растерял в себе все человеческое. В тебе больше нет человеческого существа. Оно так далеко от тебя… Гурджиев часто говорил, что не у каждого человека есть душа, по той простой причине… это не дословно, но он говорил примерно так: «Не каждый обладает душой, а лишь те немногие, кто открыли свое существо – только у них есть душа. Остальные просто живут в иллюзиях, потому что во всех писаниях говорится, и все религии проповедуют, что мы рождаемся с душой».

Гурджиев был очень категоричен. Он говорил: «Все это чепуха. Никто не рождается с душой. Ее еще надо заработать, ее еще надо заслужить». И я понимаю, что он имеет в виду, хотя я бы не сказал, что мы рождаемся без души.

Мы рождаемся с душой, но она у нас только в потенциале – и это практически то же самое, о чем говорит Гурджиев. Этот потенциал нужно реализовать. Нужно заработать. Нужно заслужить.

Политик начинает понимать это, когда вся его жизнь уже утекла в сливную трубу. Теперь он либо должен признать это… что кажется неразумным, потому что ему придется признать, что вся его жизнь была жизнью глупца.

Повязки не исцеляют рану.

Религиозность, медитативность – вот лечение. Слова «медитация» и «медицина» происходят от одного корня. Медицина лечит тело, и то же самое, что медицина делает для тела, медитация делает для души. Она целебна, это лекарство.

Ты спрашиваешь, может ли политик быть религиозным?

Если он будет оставаться политиком, то это невозможно. Да, если он бросит политику – но тогда он уже не будет политиком, – он сможет стать религиозным человеком. Я не говорю, что для политика нет никакой возможности стать религиозным. Я лишь говорю, что, будучи политиком, он не может быть религиозным, потому что это два разных измерения.

Либо вы прячете рану, либо вы ее лечите. Вы не можете делать то и другое одновременно. Чтобы вылечить рану, ее нужно открыть, а не прятать под повязками. Раскройте рану, внимательно изучите, исследуйте ее, почувствуйте боль.

Для меня именно в этом заключается аскетизм, а не в том, чтобы стоять под палящим солнцем, или голодать, или стоять в холодной реке по многу дней. Так себя не вылечишь. Люди, которые ничего не знают, начинают давать всевозможные советы: «Делай то-то и то-то, и ты исцелишься». Но тут вопрос не в том, чтобы что-то делать. Здесь требуется исследование всего вашего существа, без предубеждений, без осуждения – потому что вы обнаружите многие вещи, о которых вам говорили, что это плохо, что это зло. Не отстраняйтесь от них, позвольте им быть. И не вздумайте осуждать.

Вы приступили к исследованию. Просто отмечайте то, что есть, – отмечайте и идите дальше. Не осуждайте и не давайте ничему названий. Не привносите никаких предубеждений, потому что они помешают исследованию – ваш внутренний мир тут же закроется, возникнет напряжение. Увидели что-то плохое? Вы смóтрите внутрь и что-то видите, и это вас пугает, потому что это что-то плохое – жадность, похоть, гнев, ревность… И вы говорите себе: «О боже! Все это есть во мне?! Лучше не смотреть внутрь».

Вот почему миллионы людей не хотят углубляться внутрь себя.

Они просто сидят на крыльце своего дома. Всю свою жизнь они живут на крыльце. Это жизнь за порогом! Они никогда не открывают дверь своего дома. А в этом доме много комнат, залов – это дворец. Если вы войдете внутрь, вы обнаружите много такого, о чем другие отзывались неодобрительно. Но вы ничего не знаете, вы просто говорите себе: «Я невежественный человек. Я не знаю, кто это здесь такой внутри. Я пришел просто посмотреть, провести исследование». А исследователю не нужно беспокоиться о том, что хорошо, а что плохо, он просто идет вперед и смотрит, все замечает, за всем наблюдает.

И вы будете удивлены, сделав странное открытие: то, что вы до сих пор называли любовью, скрывает под собой ненависть. Просто примите это к сведению…

То, что вы до сих пор называли скромностью, – всего лишь обратная сторона вашего эго. И это просто примите к сведению…

Если кто-нибудь меня спросит: «Ты скромный человек?», я не смогу ответить утвердительно, потому что я знаю, что скромность – это лишь эго, перевернутое с ног на голову. Я не эгоист, поэтому как я могу быть скромным? Вы меня понимаете? Не имея эго, невозможно быть скромным. И как только вы увидите, что то и другое слито воедино, произойдет нечто странное, как я вам уже говорил. Как только вы увидите, что любовь и ненависть, скромность и эго составляют одно целое, они исчезнут.

Вам ничего не нужно для этого делать. Вы просто раскрыли их секрет – именно этот секрет помогал им оставаться внутри вас. Вы увидели, в чем секрет, и теперь им больше негде спрятаться. Отправляйтесь внутрь себя снова и снова, и вы будете находить там все меньше и меньше. Внутренние накопления начнут постепенно иссякать, толпы начнут расходиться. И очень скоро настанет день, когда вы останетесь наедине с собой – никого больше не будет, перед вами откроется пустота. И в тот же момент произойдет исцеление.

Никогда не сравнивайте, потому что вы – это вы, а другой человек – это другой человек. Почему я должен сравнивать себя с Иегуди Менухиным или с Пабло Пикассо? Я не вижу в этом никакого смысла. Они делают свое дело, я делаю свое. Они получают удовольствие от того, что они делают… наверное – потому что про них я ничего не могу сказать наверняка. Но не про себя; я знаю точно, что я получаю удовольствие от того, что я что-то делаю или чего-то не делаю.

Я говорю, что не могу про них сказать наверняка, потому что Пабло Пикассо не был счастливым человеком – на самом деле он был очень несчастным. Все его картины так или иначе отражают его внутреннее страдание, он переносил свое страдание на полотна. Но почему Пикассо стал величайшим художником своего века? Причина в том, что этому веку внутреннее страдание знакомо лучше всего.

Пять веков назад Пикассо вообще никто не посчитал бы за художника. Все бы над ним смеялись, и его могли бы поместить в сумасшедший дом. А пять веков назад сумасшедший дом был страшным местом. Чего там только ни делали! Даже избивали пациентов, потому что тогда считалось, что безумие можно выбить из человека. Безумие объяснялось тем, что человеком овладел злой дух, и если его каждый день хорошенько бить, безумие уйдет.

Три столетия назад сумасшедшему пускали кровь, чтобы он ослабел. Считалось, что его энергией завладел злой дух, и если забрать энергию, то злой дух уйдет, потому что ему нечем будет питаться – а он питается человеческой кровью. Тогда это казалось логичным, поэтому так и поступали.