Германские канцлеры от Бисмарка до Меркель - Александр Патрушев

В быстром решении императора назначить канцлером Михаэлиса выразилось его стремление продемонстрировать прерогативы монарха в назначении главы кабинета. К тому же Михаэлис был новым человеком в политике, которого не отягощали предыдущие промахи. С другой стороны, он не только не имел никакого политического опыта, но, как выяснилось, не обнаружил и никакого политического чутья.

Гинденбург ожидал от нового канцлера только успехов. Михаэлис, писал он, «показал себя в совместной работе умным, энергичным, опытным в делах, красноречивым, бесстрашным и уповающим на Бога». С этими качествами Гинденбург связывал надежду на то, что новый глава правительства искоренит тот «мягкотелый космополитизм», который присущ штатским чиновникам. Но Гинденбург обманулся в своих надеждах. В мемуарах он ретроспективно заметил: «Обстоятельствам суждено было оказаться сильнее, чем добрая воля Михаэлиса».

Правая пресса шумно приветствовала отставку Бетман Голь-вега и назначение Михаэлиса. «Вздох облегчения прошел по национальным кругам нашей страны, — писала „Кройццайтунг“, — когда был устранен со своего поста человек, который с редкой неспособностью и неудачливостыо в течение восьми лет руководил делами Пруссии и Германии». «Теглихе рундшау» восхваляла нового канцлера как «родственную Гинденбургу и Людендорфу натуру, твердую, немецкую, христиански настроенную личность, обладающую большими знаниями, необычайной энергией и чистейшими желаниями». «Мы видим в нем правильного человека у руля правления», — писала газета.

Назначение канцлером Михаэлиса было полной неожиданностью для депутатов рейхстага. Они думали, что так как с ними обсуждали кандидатуру прежнего канцлера, то посоветуются и о персоне нового канцлера, которого в качестве государственного деятеля никто не знал, хотя о его взглядах достаточно определенно говорили восторженные отзывы пангерманской прессы. Делая хорошую мину при плохой игре, депутаты рейхстага еще твердили на своих заседаниях, что новый канцлер должен принять на себя выполнение Указа от 12 июля 1917 г. и признать разработанную большинством рейхстага «мирную резолюцию», иначе он не будет пользоваться доверием парламента. Официальная газета СДПГ «Форвертс» уже приспосабливалась к новому канцлеру и начинала создавать ему популярность, изображая Михаэлиса как человека, «заслужившего доверие народа» тем, что в качестве комиссара по продовольствию он «обеспечивал в течение двух лет хлеб немецкому народу и завоевал к себе симпатии» выступлениями против аграриев. Игнорирование рейхстага при назначении Михаэлиса газета сдержанно называла «ошибкой», приписывая ее самому новому канцлеру, и обещала ему поддержку большинства, как только он примет указ 11 июля и «мирную резолюцию».

Пребывание Михаэлиса на посту канцлера (с 14 июля до 1 ноября 1917 г.) ознаменовалось жестоким подавлением первой попытки восстания в военно-морском флоте, расправой с участниками крупной стачки на заводах «Лейна», а также созданием ультраправой Отечественной партии во главе с адмиралом Тир-пицем и будущим организатором антиреспубликанского путча 1920 г. Вольфгангом Каппом.

В правящих кругах Германии заметно обострились разногласия по вопросу об укреплении своей власти, всеобщее недовольство масс становилось все ощутимее, а возглавлявшееся Гинденбургом и Людендорфом Верховное командование не продвинулось в ведении войны ни на шаг вперед. После завершения боев за Верден и на Сомме, а также отвода германских войск на позиции между Аррасом и Суассоном Верховное командование уже не могло в течение всего 1917 г. планировать на Западном фронте никаких крупных операций. Возлагая все надежды на неограниченную подводную войну, Людендорф все же верил, что через некоторое время Германия снова овладеет стратегической инициативой на Западном фронте. Однако становилось все яснее, что эта инициатива переходила в руки союзников. В апреле и мае англо-французские войска начали крупное наступление в Артуа и сразу после этого в Шампани. В конце ноября англичане впервые применили при Камбре новое оружие — танки — и прорвали отдельные участки германской линии Зигфрида. Эти огромные сражения, поглощавшие сотни тысяч человеческих жизней, превращались в изнурительные битвы техники и снаряжения и ни одной из сторон не приносили решающего успеха.

Сбросив Бетман Гольвега и поставив во главе правительства своего ставленника Михаэлиса, Верховное командование стало принимать энергичные меры к ликвидации последствий политики Бетман Гольвега. Своей первоочередной задачей оно считало не допустить выступления рейхстага с заявлением о желании заключить мир по соглашению.

Обсуждение вопроса о «мирной резолюции» состоялось в рейхстаге 19 июля. Заявление Михаэлиса в начале заседания о согласованности его выступления с Верховным командованием было нужно ему для успокоения консерваторов. Еще на совещании 15 июля представители фракции консерваторов обещали поддержать то решение вопроса, которое будет принято рейхсканцлером с генералами. Заявление Михаэлиса было для консерваторов сигналом, что такая договоренность состоялась.

Затем канцлер произнес большую программную речь. Миха-элис не мог прямо отказаться от признания правительством «мирной резолюции». Военные кредиты еще не были утверждены рейхстагом, и такое выступление канцлера могло вызвать дальнейшее затягивание утверждения кредитов, срочно необходимых правительству для продолжения войны. Поэтому речь Михаэлиса формально давала согласие правительства на требования рейхстага, а по существу отклоняла их. Канцлер заявил, что германское правительство ставит себе следующие цели: «Если мы заключим мир, тогда мы должны в первую очередь навсегда обеспечить безопасность границ Германской империи. Путем соглашения мы должны гарантировать жизненные условия Германской империи на континенте и за океаном. Мирный договор должен обеспечить основы длительного примирения народов. Он должен, как это сказано в вашей резолюции, предотвратить в дальнейшем вражду между народами, вызванную экономической изоляцией. Необходимо, чтобы вооруженный союз наших противников не мог перерасти в экономический наступательный союз против нас. Этих целей можно достигнуть в рамках вашей резолюции, как я ее понимаю» (курсив мой. — А.П.). Михаэлис в своем выступлении использовал формулировки «мирной резолюции», но вкладывал в них аннексионистское содержание; выражением «как я ее понимаю» он подчеркнул, что понимает ее именно в пангерманском духе. Канцлер отказался выступить с предложением мира, сославшись на неудачу «мирного предложения» 12 декабря 1916 г., и заявил, что «если враги со своей стороны пожелают… вступить в переговоры, то мы будем честно и дружелюбно слушать, что они нам скажут».

Михаэлис искренне считал, что он справился с поставленной задачей — обезвредить резолюцию. В письме кронпринцу 25 июля 1917 г. он откровенно писал: «Своей интерпретацией я лишил ее характера величайшей опасности. В конце концов, с этой резолюцией можно заключить такой мир, какой хочешь».

По вопросу о парламентаризации империи Михаэлис, рассыпавшись в заверениях о «желательности и необходимости более тесного контакта между правительством и рейхстагом», под аплодисменты консерваторов заявил: «Но, конечно, это возможно лишь при условии неумаления прав правительства на руководство страной. Я не желаю выпускать из рук руководство».

Таким образом, речь Михаэлиса удовлетворила и большинство рейхстага, и партию консерваторов. Партии большинства рейхстага приветствовали речь Михаэлиса аплодисментами и возгласами «браво», «очень хорошо». Шейдеман и Пайер в своих выступлениях акцентировали внимание на тех частях речи Михаэлиса, где он выражал согласие с резолюцией, игнорируя все остальное, и таким образом создавали впечатление признания правительством «мирной резолюции» рейхстага и полного согласия между рейхстагом и новым рейхсканцлером. Характеризуя настроение большинства рейхстага после принятия резолюции, Шейдеман образно писал: «Все хватались за каждую соломинку. Конец! Конец! Ради бога, конец, как можно скорее и как можно благоприятнее!».

Некоторый диссонанс в ход заседания внесли только независимцы, выступившие против «мирной резолюции» из-за ее «недостаточности». Гуго Гаазе в своем выступлении едко охарактеризовал речь Михаэлиса как «учтивый поклон резолюции большинства» и особо подчеркнул его оговорку «как я ее понимаю», которая, по его словам, представляла собой признание Михаэлиса, «что с этой резолюцией можно связать разные мнения». В противовес «мирной резолюции» Гуго Гаазе огласил «программу мира» независимцев, но его выступление обошли молчанием, и оно не нарушило гармоничного хода заседания. Ференбах от имени партий Центра, прогрессистов и социал-демократов внес «мирную резолюцию», которая была принята поименным голосованием 212 голосами против 126. Против резолюции голосовали консерваторы, национал-либералы, немецкая фракция и независимцы, среди воздержавшихся преобладающее большинство принадлежало к польской фракции. Уже на другой день пресса разных направлений стала по-своему интерпретировать речь рейхсканцлера. Прогрессистская и социал-демократическая пресса оценивала выступление Михаэлиса как успех своей политики, как признание канцлером требований большинства рейхстага. Пангерманские газеты приветствовали намерение канцлера не выпускать из своих рук руководство политикой и с удовлетворением отмечали, что рейхсканцлер сделал свое заявление в согласии с Верховным командованием.