Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ) - Соловьёва Яна

— У него на пальце нет кольца, — заметила я.

— Он молод, — усмехнулась Тэя. — И его семья выкупила отсрочку, чтобы он мог подождать подходящую женщину.

Я едва сдержала возглас: «А что, так можно было?», а Тэя меж тем со вздохом откинулась на подушках.

— Каждое утро я прихожу сюда, чтобы начать с кахве свой день.

Она задумалась, глядя поверх моего плеча на зелень за окном, а я рассматривала посетителей. Тут были вперемешку мужчины и женщины, они держали в руках крохотные чашки и беседовали. Некоторые переходили от одной компании к другой, опускались на подушки, и между группами людей непрерывно тёк разговор. Похоже, кофейня была центром социальной жизни городка. Люди вставали, раскланивались с соседями и уходили по своим делам, и на их место приходили другие. Бади поставил между нами поднос с парой кружек воды и двумя тонкими чашечками с маслянистой чёрной жидкостью с нежной пенкой, и у меня в предвкушении задрожали руки. Рядом на блюдцах розовели полупрозрачные кубики, похожие на рахат-лукум. Я поднесла к носу чашечку и с наслаждением вдохнула насыщенный кофейный аромат.

— Ещё ни разу мне не встречался человек с Севера, который бы ценил кахве, — удивилась Тэя.

— Я полюбила его в другой стране. Там он звался кофе.

— В Америке?

Я кивнула и отпила, и это был он — настоящий чёрный кофе! Из зала к Тэе поднялся седобородый мужчина и зашептал что-то на ухо. Она кивала. Потом подошла девушка в бедной заштопанной одежде из серого холста, склонилась, и в вороте рубахи вдруг мелькнула толстая золотая цепь. Тэя просияла и погладила девушку по руке.

— Как я сказала, чтобы знать обо всём, что происходит — кахвехана лучшее место, — объяснила она, когда поток визитёров прекратился. — В дне пути отсюда караван ашиков — бродячих певцов. Что же, давненько они к нам не заглядывали…

Она приободрилась, улыбнулась своим мыслям и поднесла к губам чашечку.

— Кахве — крепкий, как смерть, и горький, как любовь, — взгляд её затуманился, Тэя прикрыла веки, но через миг очнулась и деловито спросила: — Ты видела мою мать. Что скажешь?

— Есть два варианта. С первым я ничего не смогу поделать…

— Придётся постараться! — перебила она.

— Ты хочешь, чтобы я лгала тебе и давала ложную надежду? Если твоя мать больна, ей нужен лекарь, а не ведьмак.

— Она не больна, я знаю это. Ты не видела того, что видела я!

— Духи и демоны не вселяются в людей просто так. Должна быть причина. Расскажи мне всё, что знаешь, с самого начала.

Протяжно выдохнув, Тэя отставила чашку. Махнула рукой юноше и поднесла оттопыренный большой палец к губам.

— Я родом из этих мест, — поняв мою просьбу буквально, она начала с самого что ни на есть начала. — Мать моей матери и все матери до неё были кочевницами. Зимой сгоняли стада овец на равнину, летом уходили в предгорья. Ненина с детства была лучше всех. Лучшей наездницей, лучшей лучницей. Ей прочили судьбу вождя… Если бы однажды племя не встретило Виллентретенмерта.

Бади принес кальян, и Тэя глубоко затянулась.

— Я знаю это чувство. Когда ты встречаешь кого-то самого прекрасного на свете, всё остальное теряет смысл. Ненина сбежала, пешком прошла полстраны на север и добралась до школы Юнтай — лучшей из лучших школ для будущих Хранительниц.

— Ты тоже училась там?

— Пятнадцать лет. Как и я, моя мать прошла отбор и служила самому дракону. А когда и это время закончилось, Ненина вернулась в родные места, чтобы возродить захиревшую касбу Шала — на границах становилось всё неспокойнее.

Тэя замолчала, а я воспользовалась моментом и кивнула Бади, показывая на кофе.

— Она выбрала себе мужчину, моего отца. Это было большой ошибкой! — в голосе зерриканки послышались обвиняющие ноты. — Когда ты рядом с драконом, мир ярок, игрив и солнечен, потому что ты рядом с солнцем. А когда твоя служба заканчивается, солнце меркнет. Она не должна была брать в мужья моего отца. Того — кого она так никогда и не смогла полюбить. Она не должна была брать никого, это безответственно!

— Но ты бы тогда не родилась, — сказала я.

— Почему это? — удивилась Тэя. — Она могла оставить его любовником и не привязывать к себе. Он бы пережил, встретил другую женщину, которая лучше относилась бы к нему… Мой отец был с Севера, он бежал сюда из Метинны после того, как та пала под Узурпатором. Мужчины с Севера всегда нравились нам. Есть в них что-то такое… Что будоражит кровь. Вызов, а не покорность. Он бы не остался один.

Молодой Бади поднёс мне вторую чашку кофе, теперь с двумя кубиками сладостей, и бросил жгучий взгляд из-под длинных ресниц.

— Женщины с Севера тоже нравятся нашим мужчинам, — засмеялась Тэя. — Тебе следовало подумать, прежде чем драться за того, кто тебе не нужен.

Я вперилась ей в глаза, а она, выдержав взгляд, усмехнулась:

— Женщина, озарённая любовью к своему мужчине, после ночи выглядит не так.

— Может быть, так выглядит женщина, озарённая сложным заказом? — меня начало раздражать назойливое внимание зерриканок к личной жизни других, но Тэя невозмутимо продолжила:

— Вот и моей матери не стоило столь собственнически относиться к отцу.

Я промолчала.

— Как бы то ни было, Ненина стала главой касбы, превратила её из захудалого городка в мощную крепость. В её понимании у меня не было иного пути, как стать Хранительницей. Я покинула Шалу ребёнком, отправилась в Юнтай. Годы тяжкой учёбы… Ух, как вспомню, пятки так и горят, но как же мы там веселились! Уверена, что веструм до сих пор не забыла наши с Вэей проделки. Лучше тех лет были только годы подле Виллентретенмерта. Ежегодно я приезжала сюда, домой, и последний раз навещала отца с матерью восемь лет назад, прежде чем мой отряд отправили на границу с Хакландом…

Она замолчала, взглянула на меня.

— Прошлое настигает неожиданно. Голос твоего мужчины и голос моего отца похожи как горошины в стручке… — задумчиво сказала она. — Когда до столицы дошла весть о войне, о том, что чародеи захватили касбу, я добилась, чтобы мой отряд перевели сюда. Вэя погибла в том бою. Моя лучшая подруга и единственная, кто понимал меня. Мы вышибли чародеев из крепости и вырезали лагерь у перевала. К сожалению, глава Чистого Братства с небольшим отрядом ускользнул. Я нашла мою мать в подземелье, в одной клетке с отцом.

Чашечка, которую Тэя держала в руке, задрожала. Она отставила её, вцепилась в трубку кальяна и некоторое время молча курила.

— Первое, что помню, это зловоние, настолько густое, что его можно было потрогать. Отец сидел в углу камеры. Лицо и руки вздулись, поплыли, волосы превратились в кашу. Мать сидела рядом, закрыв глаза, и не откликалась на мои слова. Я попыталась увести её и краем глаза при свете факела где-то на стыке света и тьмы увидела мелькнувшую бесплотную тень.

Тэя вновь взяла кофе, и на этот раз её пальцы не дрожали.

— Это видела не только я, со мной была Рэя — единственная, чей желудок выдержал запах подземелья, единственная, кто не оставила меня там одну. Когда я поднимала мать с земли, она была слишком тяжела, будто невидимые руки удерживали её, тянули к себе.

— Это было три года назад? — уточнила я.

— Да. Ненина спала двое суток, а когда пришла в себя, не узнала меня. Тогда всё и началось.

Я кивнула и прикрыла глаза, вся обратившись в слух. Кофе прогнал сонливость, в голове прояснилось.

— Поначалу я надеялась на лучшее, мать не узнавала меня, но в остальном была здорова. Потом она начала считать, что люди вокруг — это заколдованные чародеи, и лишь она может узнать спрятанную среди них дочь. День за днём она проживает один и тот же день, забывая, что было вчера. С темнотой она сникает, будто что-то высасывает её силы. Как только солнце заходит за горизонт, слабая свеча её разума гаснет, в момент все вокруг и даже выбранная дочь превращаются во врагов, а потом она начинает бредить. Она забыла наш язык и говорит только на всеобщем — том языке, на котором говорила с отцом, и кроме языка не помнит об отце ничего. А может, всеобщий просто лучше подходит для бреда… И за три года, за все три года, она ни разу не выбрала меня, свою дочь! — с обидой воскликнула Тэя.