Порочные привычки мужа - Джейн Фэйзер

— Значит, вы не доверяете мне, — напрямик сказала Аурелия.

— Я не вправе доверять никому.

— И Фредерику тоже не доверяли?

Гревилл вздохнул и снова взял свой бокал. Сделав глоток, он нахмурился, посмотрел в огонь, а потом повернулся к Аурелии.

— Мне очень нравился Фредерик, но он принимал наши правила. Человек должен обрубить все прошлые узы. В нашем деле мы должны избегать разговоров о семье, о прошлой жизни, о чувствах. Мы должны научиться стать никем — людьми без истории и друзей. Иначе, почему я не знал, что его жена — лучшая подруга его сестры, как, по-вашему?

— На мой взгляд, такие вещи очень полезно знать. Гревилл снова улыбнулся той печальной, самоироничной улыбкой, которая всегда обезоруживала Аурелию.

— Да, в данном случае нарушение правила пошло бы только на пользу.

— Я бы сказала, что имеет смысл согласиться, что иной раз правило требуется нарушить.

Гревилл, соглашаясь, слегка наклонил голову и прикрыл глаза.

— Боюсь, что я уже нарушил одно из своих главных правил, — негромко произнес он.

Аурелия склонила голову набок и прищурилась.

— Да? И какое?

Гревилл помотал головой, словно отметая слова, которые он не собирался произносить, сделал еще глоток вина и очень обрадовался, когда дверь открылась, и вошли Мэри и Бесси с ужином.

Аурелия нетерпеливо села за стол, но не могла не гадать, о каком главном правиле Гревилл говорил.

Он отрезал кусок жареной свинины с хрустящей золотистой корочкой и положил на тарелку Аурелии. Потом обслужил себя и тоже сел. Не следовало ему говорить те последние слова…

Глава 10

Остальное время в Эссексе прошло как в тумане, чему Аурелия была очень рада. Она была постоянно занята, ей приходилось слишком многое усваивать, и у нее не оставалось времени или энергии на размышления о недопустимости чувств к своему компаньону, а Гревилл как будто слегка отошел в сторону, создав между ними дистанцию.

Когда наступил последний вечер, Аурелии казалось, что она во многом стала совершенно другим человеком, который иначе видит мир. Гревилл научил ее замечать мельчайшие детали, на которые в прошлом она бы не обратила внимания. Он научил ее говорить определенные слова и фразы — обыденные для посторонних, но имеющие особый смысл для него. Он показал ей жесты, которые он сумеет прочитать даже в переполненном людьми помещении. Аурелии по-прежнему не нравилось оружие, но она знала, что в случае необходимости сумеет нажать на спусковой крючок. И еще она научилась искусно уходить от преследования. Правда, Гревилл всегда настигал ее раньше, чем она добиралась до места назначения, но признавал, что с каждым разом это становится все труднее.

Но настоящий экзамен ждал ее в Лондоне, хотя Аурелия вовсе не была уверена, что сумеет применить полученные знания на деле. Впрочем, насколько она понимала их партнерство, ее роль заключалась, в том, чтобы жить как прежде, лишь немного расширив круг общения. Она будет по-прежнему ходить на балы и вечера, вращаться в привычном светском кругу, но с определенной целью — став глазами и ушами Гревилла. И вряд ли ей придется уходить от слежки по глухим переулкам Лондона или стрелять из пистолета.

— Если хотите, можете завтра поспать подольше, — сказал Гревилл во время последнего ужина. — Нам ни к чему выходить раньше девяти, времени вполне хватит, чтобы сесть на полуденный дилижанс до Лондона.

— Надеюсь, на этот раз не почтовый дилижанс? — поморщилась Аурелия. — Мы наверняка можем нанять экипаж.

— Вы можете, — согласился Гревилл, отрезая себе сыра. — А я должен вернуться почтовым.

— О-о. — Аурелия пришла в некоторое смятение. — Нам что, придется разделиться?

— Только на время, — ответил он, смакуя сыр. — Вы наймете экипаж, который доставит вас прямо на Кавендиш-сквер. Ведь вы торопитесь вернуться из Бристоля, где успешно выздоровела ваша тетушка. А я вернусь в Лондон так же анонимно, как покинул его. Полковник, сэр Гревилл Фолконер, нанесет вам официальный визит на Кавендиш-сквер послезавтра.

Аурелия кивнула.

— А что потом?

— Прежде всего, я собираюсь подписать договор на аренду меблированного дома на Саут-Одли-стрит. Он будет служить мне базой. — Гревилл сделал глоток вина. — После того как мы объявим о помолвке, вам будет прилично проявить некоторый интерес к ремонту, меблировке и прочему — таким образом, у нас появится место для тайных встреч. Конечно, это не огромный особняк, как на Кавендиш-сквер, и даже не дом виконта Бонема на Маунт-стрит, но, тем не менее, он довольно элегантен.

— Я надеюсь, он вам отлично подойдет, — отозвалась Аурелия. — А потом?

— Полагаю, бурное ухаживание. Пока наши отношения не будут оформлены официально, наши возможности ограничены. Но виконт Бонем уже представил нас друг другу, так что эту преграду мы преодолели. С послезавтрашнего дня я буду осаждать вашу дверь, а вы осторожно дадите всем понять, что не отвергаете мое внимание. Через три недели моя тетушка дает раут в мою честь. Предлагаю именно там сообщить о наших намерениях.

— Три недели… времени очень уж мало, — поморщилась Аурелия. — Как мне убедить моих друзей, что я по уши влюбилась в мужчину, которого знаю меньше месяца?

Гревилл помолчал, глядя на нее так, как иногда делал — словно видит ее в первый раз, потом отодвинул стул и медленно встал. Он обошел кругом стола, взял Аурелию за руки и тоже поднял ее на ноги.

— Может быть, при подготовке этого задания я кое-чем пренебрег? — пробормотал он.

В ее жилах забурлило пьянящее возбуждение. Она вся напряглась, соски уперлись в льняной лиф.

Гревилл взял ее лицо в ладони, кончиком пальца погладил щеку, обвел контуры рта… Потом наклонился, поцеловал правое ухо, начал покусывать мочку, а палец, не останавливаясь, добрался до пульсирующего местечка на горле. Аурелия запрокинула голову, подставляя губы поцелуям.

Его руки скользнули вокруг ее талии, ладони прижались к ягодицам, губы — к губам. Аурелия упивалась ощущением его упругих мышц — они напряглись еще сильнее под ее поглаживающими пальцами. Его язык оказался у нее во рту и сплелся с ее языком в неистовом танце страсти. Все ее тело пылало, кровь кипела в жилах, а спокойная и собранная вдова с Кавендиш-сквер осталась где-то в другом мире.

Наконец Гревилл отпустил ее и поднял голову. Глубоко вздохнув, он провел пальцем по распухшим губам Аурелии, и в его серых глазах появилась печальная улыбка.

— О Боже, — пробормотал он. — Кажется, мне будет очень трудно оставаться настолько объективным, насколько это требуется в данном деле.