Если завтра не наступит - Сергей Донской

Судя по позе, американка почти не шевелилась с того момента, когда погрузилась в беспробудный клофелиновый сон. Не пробудилась она, и когда Бондарь принялся освобождать ее от одежды, бесцеремонно разбрасывая снятые вещи по всей комнате. Оставив Лиззи в чем мать родила, он разделся и сам, стоя на сквозняке. Холодный воздух, проникающий сквозь балконную дверь, должен был уравнять температуру двух обнаженных тел, мужского и женского. Ведь Бондарь провел всю ночь на улице, а Лиззи – тепло одетая и под одеялом. Нельзя было позволить ей почувствовать разницу.

Едва Бондарь успел вложить в безжизненную ладонь американки пустую винную бутылку, ожил телефон, пристегнутый к поясу ее джинсов. В окошке дисплея высветился незнакомый номер, но не составляло труда догадаться, кто именно звонит спозаранку и зачем. ЦРУ желало выяснить, чем занимается стажерша и как прошла ее первая ночь в постели с русским шпионом. Что ж, не будем разочаровывать мистера Кайта, ухмыльнулся Бондарь, валясь на кровать с мобильником в руке.

– Да? – просипел он, теребя мочку уха спящей Лиззи.

– Кто это? – спросила трубка голосом цээрушника.

– Я, – глухо назвался Бондарь. Каков вопрос, таков ответ.

– Женя? – догадался Кайт.

– Ну я, я! Какого хрена надо? Кто звонит?

Лиззи завозилась, приходя в себя от умелого массажа. Воздействуя на уши человека, Бондарь не изобретал ничего нового, а лишь пользовался методикой, разработанной еще древними китайцами. В данном случае его действия были направлены на то, чтобы привести Лиззи в чувство, и вскоре она зашевелилась, вздрагивая и постанывая.

– Говорит Барри… Борис Коршунов, – вкрадчиво сообщила трубка.

– А, доброе утро, – протянул Бондарь, не выражая тем самым ни восторга, ни трепета. – Что нужно? Ваши планы изменились?

– Возможно, Евгений Николаевич. Все зависит от некоторых обстоятельств.

Это прозвучало весьма многозначительно и даже торжественно. Подмигнув хлопающей глазами Лиззи, Бондарь по-хозяйски взял ее за грудь и, пропустив сосок между пальцев, возмутился:

– Мы так не договаривались!

– Вот именно, – подтвердил Кайт. – Вы обещали отдыхать, а не проявлять излишнее усердие.

– Подруга нажаловалась? – прикинулся непонимающим Бондарь. – Так мы и не усердствовали особо. Перепихнулись пару раз и отключились. Сами знаете, как это бывает по пьяному делу.

– Не знаю, – сухо возразил Кайт. – Признайтесь честно, где вы были этой ночью?

– В отрубе, – грубо ответил Бондарь.

Как он и предполагал, американец проведал про события на Сабурталинском кладбище и теперь брал его на пушку. Дохлый номер! Прижимая телефон плечом к уху, Бондарь получил возможность орудовать сразу обеими руками, так что протестующие возгласы Лиззи сменились шумным дыханием. Обнаружив, что она сжимает в пальцах бутылку, американка немедленно избавилась от нее, поставив на пол. Для этого потребовалось повернуться к Бондарю спиной, а уж он-то не упустил возможности просунуть колено между ее бедрами.

– I am freezing, – пожаловалась затрепетавшая Лиззи, не догадывавшаяся, кто находится на связи. – Мнье хольодно.

– Сейчас согреемся, – пообещал Бондарь, привлекая ее к себе.

– С кем это вы там разговариваете? – недовольно осведомился Кайт, все это время прислушивавшийся к происходящему в гостиничном номере.

– Со стажером Браво, с кем же еще! – воскликнул Бондарь. – Она у вас губа не дура. И насчет выпить, и насчет всего остального. Бой-баба! Таким сотрудникам цены нет, мистер Кайт.

Услышав имя своего шефа, Лиззи вскрикнула и крутанулась ужом, завороженно уставившись на телефон. Бондарь поощрительно потрепал ее по щеке и подмигнул: не волнуйся, все в порядке. Она захлопала ресницами, как кукла, не умеющая делать ничего другого.

– Почему она сама не ответила на звонок? – не унимался Кайт. – Где она? Я хочу ее услышать. Немедленно.

– Без проблем…

Протянув американке телефон, Бондарь опрокинул ее на спину, а сам навалился сверху, добиваясь того, чтобы ее голос звучал сдавленно и прерывисто.

– Hеll… hеllo, – пролепетала Лизи, не зная, какому из мужчин следует уделить больше внимания. Один допытывался, как прошла ночь, а второй деловито готовился проделать с ней то, что не проделал вчера, хотя ничто ему не мешало. Или все же неизбежное случилось?

– Отвечай же, черт бы тебя подрал! – выходил из себя Кайт, перешедший на английский язык.

– Расслабься, – увещевал Бондарь по-русски. – Пусть твой шеф перезвонит позже. Сейчас не самый подходящий момент.

Совершенно сбитая с толку, Лиззи хотела было оттолкнуть его, но это было все равно что в одиночку поднимать шкаф.

– I'm fine, – пискнула она в трубку, чтобы успокоить разбушевавшегося босса. – I'm very fine.

– Я слышу, что с тобой все в порядке, – рявкнул Кайт. – А русский Бонд? Он отлучался?

– No-o! – вскричала Лиззи, на мгновение почувствовавшая себя так, словно ее насаживают на кол. – Нет!

– Ты в этом уверена?

– Yessss…

Она обмякла, как проколотый воздушный шарик. То, чему она так противилась и чего она подсознательно ждала все это время, свершилось. Кайт выругался и оставил ее в покое. Телефонная связь оборвалась. Установилась связь иного рода. Физический контакт из разряда тех, которые женщины помнят до глубокой старости, независимо от того, с кем спали до и после.

Пройдет три года, и уволившаяся из ЦРУ Лиззи Браво опубликует скандальные мемуары под названием «In The Secret Service Without Uniform: The Inner Look» («На секретной службе без униформы: взгляд изнутри»), целая глава которой будет посвящена нынешним событиям. Но до мемуаров было еще далеко, а пока что американка была способна лишь охать да ахать на интернациональном женском языке, не требующем перевода. Внятных слов у нее не осталось – ни английских, ни русских. А потом вообще наступил момент, когда стажер Лиззи Браво временно позабыла, кто она такая, зачем находится в Тбилиси и какое задание выполняет в гостинице «Метехи» ранним ноябрьским утром неизвестно какого года, непонятно какого тысячелетия.

– Never before, really, – обессиленно простонала Лизи, распластанная на смятой простыне и лежащая почему-то поперек кровати, хотя почему так вышло, было для нее тайной, покрытой мраком. – Ньикогда прьежде…

– Помолчи, – предложил Бондарь, вставший, чтобы взять из куртки сигареты и зажигалку. – Теперь тебе нужен полный покой.

– О да. Это была кьошмарная ночь. Найтмэ.

– Пить меньше надо.

– Ты говорьил: сьюхой вайн… Шампань.

– Про шампань говорила ты, – возразил Бондарь, закуривая. Покрывало, обмотанное вокруг бедер, делало его похожим на римского легионера из какого-то фильма, название которого вылетело у Лиззи из головы.

– Кажется, это был ошьибка, – констатировала она, натягивая на себя одеяло.

– Ошибкой было налегать на «Мукузани», как на прохладительный сок.

– Я налегать? – огорчилась Лиззи.

– Еще как. – Бондарь выпустил струю табачного дыма. – Никогда не думал, что американки способны на такое. Ты меня приятно удивила.

– Ты говорить про секс?

– Я говорить про тягу к спиртному. Если так пойдет дальше, то у себя на родине ты любого ковбоя переплюнешь.

– Oh no! – жалобно воскликнула Лиззи, едва нашедшая в себе силы улечься поудобнее.

Она выросла в стране, где на улицах не встретишь пьяных, где даже распоследний бродяга отводит глаза, когда кто-то приблизится к уединенной скамейке, на которой он потягивает пиво из бутылочки, спрятанной в непрозрачном пакете. Лиззи самостоятельно водила машину с шестнадцати, но до двадцати одного года ей бы не продали алкоголь ни в одном американском магазине… да она и не стремилась к этому. Ее образ жизни на родине был здоровым, очень здоровым, исключительно здоровым. Безупречная внешность была ее визитной карточкой, поддержание хорошей спортивной формы являлось чуть ли не смыслом существования, и никакие вечеринки накануне не могли заставить Лиззи пропустить утреннюю пробежку на следующий день.

Условия жизни в стране, название которой звучало для американского уха как «Джорджия», представлялись ей омерзительными. Отправляясь в командировку, Лиззи Браво приготовилась к сценам повального пьянства, грубости, насилия, грязи, без которых невозможно представить себе быт русских (чем именно отличаются они от грузин или чеченцев, Лиззи в точности не знала). И что же? Она сама с головой окунулась в здешнее свинство и…

В этом было трудно признаться даже самой себе, но нельзя сказать, чтобы ей это абсолютно не понравилось. Может быть, даже наоборот. Совсем наоборот.

Правда, самочувствие Лиззи оставляло желать лучшего, и, прислушиваясь к неровному сердцебиению, она подумала, что люди, добровольно ведущие подобный образ жизни, должно быть, абсолютные крэйзи – психи. Как им удается вставать по утрам и работать, заниматься делами, водить машины, нормально общаться? Какая-то тут крылась загадка, какая-то непостижимая тайна, превращавшая русских в полных антиподов людей Запада.