Немножко иностранка (сборник) - Виктория Токарева

Я хорошо разбираюсь в музыке, а в живописи я не разбираюсь. Но я увидела, что передо мной не просто картина. Хотелось повторять: божественно, божественно… И было непонятно – как этот невзрачный мужичок в сандалиях на босу ногу способен сотворить подобное, что проникает в тебя и потрясает. И видно, что это – гениально. Как видно? Не понятно. У гениев свои ходы и заморочки.

Сегодня Зверева нет, а Полина с нами – такая же, как была. Люди из книги судеб не меняются.

Полина создала музей и увековечила гения. Она заботилась о нем живом и теперь заботится о его наследии. И получается, что Анатолий Зверев не исчез. Он с нами, теперь уже с нашими детьми и выросшими внуками.

Я смотрю на свой портрет, вспоминаю то мятежное время и думаю: «Вот дура была…» И у меня повышается настроение. Хорошо, что это время было. И хорошо, что ушло.

Как хорошо мы плохо жили

Год назад мне позвонил кинорежиссер из Киева и предложил:

– Напишите вторую серию «Джентльменов удачи».

– Ни в коем случае, – отказалась я.

– Почему?

– Потому что нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

– Миллион…

– Чего? – растерялась я.

– Долларов, – уточнил режиссер.

Я помолчала, потом сказала:

– Я посоветуюсь с Данелией.

– Хорошо. Я вам перезвоню.

Я была убеждена, что писать продолжение – плохая идея. Можно сказать, провальная. Но цифра «миллион» меня завораживала. Прежде чем отказаться, надо хорошо подумать.

Я набрала номер Данелии. Он отозвался бодрым голосом.

Я спросила:

– Ты можешь говорить?

– Я сейчас в Севилье, дорогу перехожу.

– На табачной фабрике был?

– Зачем?

– Там Кармен работала.

– Подумаешь… Кто такая Кармен? Проститутка, и все.

– Но ее воспел Проспер Мериме…

– Ладно. Ты чего звонишь?

– Звонили из Киева. Предлагают написать вторую серию «Джентльменов». Обещают миллион.

– Врут, – сказал Данелия. – Ты проверь.

– А как проверить?

– Ладно. Я завтра прилечу, тебе позвоню…

«Джентльмены удачи – 2» предлагал нам еще Савелий Крамаров, сорок лет назад. Он звонил и говорил:

– Виктория, напишите вторую серию. Я вам любое лекарство достану.

Я была молодая, и лекарство мне не требовалось, но мы с Данелией фантазировали на тему продолжения.

Успех фильма был ошеломительный. Мы придумали новую историю с этими же героями. История такова: в Сибири умирает грузин. Сван. Родственники хотят захоронить его в родной земле. Это традиция сванов. Надо привезти из Сибири останки. Нанимают троицу: Хмырь, Косой и Доцент. И те отправляются в далекую Сибирь. По дороге они, естественно, пропивают все деньги. Возвратиться без останков они не могут и крадут скелет в школе, где на каждом позвонке выбит номер, поскольку это – казенное имущество. У Доцента есть мама, Фаина Раневская, интеллигентная еврейка, и так далее, и тому подобное.

Мы фантазировали, смеялись, но писать не стали. Решили, что это не надо делать. Успех трудно повторить, а провалиться не хочется.

Данелия вернулся из Испании. Мы стали прикидывать: можно ли согласиться на предложение киевского режиссера? Миллион долларов сверкал на горизонте и переливался, как северное сияние. И все-таки: НЕТ.

Если взять схему сюжета, то она завершена и полностью исчерпана. Сюжет прост: начальник детского сада пытается перевоспитать преступников добром, трудом и образованием. И это ему удается. Троица: Хмырь, Косой и Василий Алибабаевич меняются и сами сдают Доцента правоохранительным органам. Всё. Здесь ни убавить ни прибавить. Этот сюжет бессмысленно растягивать или перекраивать.

Далее: сейчас другое время, другие тюрьмы и другие детские сады, другая страна и другие авторы. Авторы в тридцать лет и в семьдесят – это разные люди.

Актеры умерли все до одного, включая Василия Алибабаевича. Дело, конечно, не в артистах. Их можно набрать из современных.

Доцент – Ильин. Он прекрасно вписался в нишу Леонова. Или Машков. У Машкова вполне бандитское лицо.

Косой – Антон Шагин, главный герой фильма «Стиляги». Он трогательный и обаятельный. Хмыря тоже можно найти. Но главная составляющая фильма – не сюжет и не актеры. Главное – юмор и доброта.

Юмор – особое свойство ума. Остроумие. Юмор – это мировоззрение. Мои любимые писатели – не юмористы, нет. Юмористы – это хохмачи. Я обожаю вкрапление юмора, когда он пронизывает ткань повествования. Например: Чехов, Александр Володин, Владимир Войнович, Фазиль Искандер, Сергей Довлатов.

Существуют классики – совершенно без юмора: Тургенев, Достоевский, Гончаров, Лев Толстой. Великие писатели. Так что юмор – не обязателен. Можно и без юмора. Однако есть произведения, которые держатся именно на юморе: «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» и многие другие.

«Джентльмены удачи» относятся к этой же категории. Фильм держится исключительно на юморе, и это невозможно повторить.

Идея создать «Джентльмены удачи – 2» вызывает во мне волну скепсиса. Если это выйдет на экраны, я смотреть не буду. И Данелия не будет. Неохота расстраиваться.

Недавно мне задали вопрос: какими были бы сегодня герои «Джентльменов», через сорок лет?

Вопрос поставил меня в тупик. Это все равно что спросить: а каким бы стал Буратино в наши дни?

Буратино – деревянный человечек, которого выдумал и выточил папа Карло.

Троица из «Джентльменов» выдумана Данелией и мной. Мы – папы Карло. Таких героев не было ни тогда, ни теперь. Это выдуманные персонажи, далекие от реальности.

Реальные бандиты – в фильме «Бригада». Они воруют, убивают, не дай бог с ними столкнуться в темном переулке. А наши уголовнички – это немножко клоунада, немножко сказка. Они – дураки, в хорошем смысле этого слова. Их жалко, их любишь.

Есть еще один, невидимый, герой фильма – ДОБРОТА. Мы любим нашу троицу, мы им сочувствуем. Мы ни за что не позволили бы себе их убить или покалечить. Пусть живут как умеют.

Сейчас наше телевидение изобилует бандитами и следователями. От этих уголовников содрогаешься, а следователям не веришь.

Я с удовольствием смотрю старое кино, от которого веет нашей прошлой жизнью. В ней было много плохого и даже отвратительного, но была стабильность и отсутствовал цинизм, который захлестывает сегодняшнюю реальность. А когда смотришь «Джентльменов», невольно хочется сказать: как хорошо мы плохо жили.

Мороз и солнце

Хочется добавить: день чудесный.

Я смотрю в окно. Береза низко наклонила макушку, образовала арку. Два года назад прошел ледяной дождь и прогнул тонкие деревья. Я помню застывшие ледяные капли, они сверкали как бриллианты. Опасность в том, что дерево может сломаться. Но нет. Корни держат крепко. Гнется, но не ломается.

За калиткой видны чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Ноги постояли, потом отошли и снова приблизились.

Кто бы это мог быть? Наверное, таджики ищут работу, например чистить крышу от снега.

Фома замечает меня в окне и смотрит с мольбой. Я вижу, как он постарел, бедный, еле поднимается с земли. У него артроз коленных суставов. Старик есть старик.

Я выхожу на улицу и беру его с собой на прогулку. Фома радостно трюхает рядом со мной. Для него прогулка – счастье. Шквал запахов. Знакомство с новыми собаками, предпочтительно с сучками, и конечно же – служба. Он защищает меня от врагов. В этом его предназначение.

Из-под ворот углового дома – собачий нос и глаза молодой овчарки. Я давно вижу эту одинокую, печальную, острую мордочку. Она скучает. По целым дням сидит за воротами и смотрит на мир через узкую щель. Ее хозяева уехали за границу, и когда приедут – никому не известно, тем более собаке.

Фома подходит к овчарке (это сучка) и целует ее в лицо. Облизывает нос, щеки. Собачья девушка с благодарностью отвечает на приветствие. Все-таки общение, разнообразие, ласка. Пусть ласка идет от старика – это лучше, чем ничего.

Я останавливаюсь и пережидаю. Не тороплю Фому. Пусть молодая овчарка получит свой заряд жизни.

Мы идем дальше.

Фому догоняет соседский кобель Шарфик. Он накидывается на Фому со всей страстью молодости и отвращения. У собак, видимо как и у людей, – дискриминация возрастом. То, что старое, отжило, некрасиво и даже отвратительно – не вызывает уважения. Хочется отбросить, рвать.

Шарфик, ощерив зубы, нападает на Фому. И тут вдруг в Фоме оживают забытые инстинкты. В молодости он был отменный боец. Фома показывает свои клыки и противостоит наглому Шарфику весьма успешно. Лай, крик (имеется в виду – собачий крик), скандал. Они обзывают друг друга, наскакивают, рвут шерсть. Если перевести с собачьего языка на человеческий, то получится такой текст:

Шарфик. Ты – вонючее старье, и твоя хозяйка в сравнении с моим хозяином – куча сам знаешь чего…

Фома. Я тебе сейчас порву горло, и будешь орать на том свете…

Постепенно скандал затихает, и мы с Фомой двигаемся дальше. Фома ступает, как лев, мягко и вместе с тем уверенно выбрасывая лапы.