Нет прощения! - Ольга Славнейшева

— Я же говорил, — обрадовался Эрлиг, видя, что Спэлл, наконец-то, понял его. Лаки схватил Эрлига за шиворот и вытолкнул в коридор.

Они направились в зал, выпивка была им просто необходима.

— Не знаешь, кто это сделал? — ненавязчиво поинтересовался Лаки.

— Это не я! — вскинулся Эрлиг. — Дружище Эрлиг не способен на такое!

— Нам надо сваливать отсюда, — Лаки отпил из бутылки немалый глоток и задохнулся. Там оказался чистый спирт. Бармен, покачиваясь, протянул ему чью-то полупустую кружку, Лаки сразу же запил, но в кружке тоже был спирт. Эрлиг загоготал, его смех перекрывал весь шум, бушующий в зале. Лаки вытер слезы, жестами попросил бармена дать ему банку «Спринта» и выпил ее до дна, прежде, чем смог хоть что-то сказать.

— Ты просто не хочешь меня понять, — объяснял Эрлиг, его квадратное лицо уже двоилось. — Ты не слышишь то, что я пытаюсь тебе сказать. Мои слова — пустые звуки для тебя, ты не слышишь и не понимаешь меня, с тобой вообще без толку разговаривать!

Лаки потянулся за кружкой, но раздетая женщина у него на коленях схватила ее первой, нагло рассмеявшись прямо в лицо. Лаки удивленно посмотрел на нее.

— Котик! — сказала женщина. — Ну скажи, неужели тебе не нравится вот это? — она сунула ему под нос два силиконовых протеза синюшного цвета с расползшимися сосками, в одном из которых, к тому же, висело здоровенное кольцо. — Давай. Побудь немного настоящим мужчиной.

— Что я должен для этого сделать? — спросил Лаки, тщательно выговаривая слова, и попытался отобрать свою кружку.

— Трахни ее! — заорал Эрлиг.

— Это невыполнимо, — засмеялся Лаки. — Брат, сними с меня это…

— Извращенец! — обругала его женщина.

— Вот-вот, — из-под стола высунулась голова второй, с размазанной губной помадой на лице, напудренном до такой степени, что почти исчезли синяки под глазами. — Брал бы пример со своего дружка.

— А он просто не умеет, — подсказал Эрлиг. — Его в детстве не научили…

Обе шлюхи противно рассмеялись.

— Нам пора ехать, — сказал Лаки, содрогаясь.

— А может, он не может! — донеслось из-под стола. — Иди лучше сюда! Посмотри только, что за конец у этого парня! Ты такого еще не видела!

Эрлиг гордо поглядел на Лаки и приосанился.

— Скучаешь по своей ведьме? — спросил он, щуря близорукие глаза. — Я тебя не понимаю.

Она же — человек! Такая же девка, как эти… О да, крошка, вот так!..

— Что ты сказал? — переспросил Лаки.

— Да не слушай ты этого идиота! — засмеялась та, что сидела у Страйка на коленях, обращаясь к Эрлигу. — Он же ничего не понимает!.. Он еще жалеть будет!..

— Я сказал, что твоя подружка — такая же, как и все человеческие бабы! — проорал Эрлиг Страйку в лицо. — Стопудово, Трайтор драл ее каждый день!

— Но ему никто не даст, — послышалось из-под стола. — Котик, это твой последний шанс…

Вскочив, Лаки перевернул на Эрлига стол. На какое-то мгновение того накрыло столешницей, бабы с визгом разлетелись в разные стороны. Лаки хотел припечатать Эрлига сверху, но тот, опередив, в прыжке достал его подвернувшимся под руку стулом. Лаки рухнул прямо в кучу танцующих рейдеров, те расступились, и Эрлиг налетел на него всей своей мощью.

— Из-за бабы, да?.. Своего лучшего друга, да?.. — приговаривал он, нанося удары. — Из-за какой-то бабы?!.

Стул разлетелся в щепки, Эрлиг продолжал молотить своего противника кулаками, до тех пор, пока у того не зарябило в глазах, но потом кто-то из рейдеров вложил в слабеющую руку Страйка нож, и картина резко изменилась. Лаки ударил Эрлига в бок, ему удалось скинуть с себя здоровенную тушу блокатора и встать. Кровь заливала Страйку глаза, он почти ничего не видел.

Эрлиг с надрывом стонал, ползая по полу и зажимая ладонью рану.

— Не делай вид, что тебе больно! — Лаки изо всех оставшихся сил пнул его в живот. — Вставай!

Эрлиг вспомнил про болевую блокаду, начал подниматься, но поскользнулся в луже собственной крови и грохнулся на спину. Лаки нанес ему несколько ударов по коленным чашечкам в надежде обездвижить боевого монстра. Эрлиг вывернулся, перехватил его стопу, и, резко крутанув, уронил Страйка на пол, так что у того практически не осталось никаких шансов. Эрлиг наклонился, поднял Лаки и швырнул его об стену, где неожиданно оказалось окно, закрытое пластиковым ставнем. Ставень не выдержал, стекло лопнуло, Лаки в ореоле осколков рухнул в размытую грязь. Эрлиг вышел вслед за ним, схватил за шкирку и поволок куда-то в пелену шторма.

— Что ты делаешь? — простонал Страйк, его мутило от выпитого спирта и полученных ударов.

Порывы ветра сбивали с ног, но Эрлиг упрямо тащил его вперед.

— Эй! Ты слышишь меня? — на этот раз голос Лаки звучал уже громче.

— Я хочу тебя убить, — пояснил свои действия Эрлиг, не прекращая движения.

— А что потом?

Блокатор задумался, разжал пальцы. Лаки упал лицом в лужу, захлебнулся грязной водой. Эрлиг навесил ему еще пару раз и присел на корточки рядом.

— Что потом? — переспросил он. — Потом я угоню мотоцикл и буду ехать только вперед, пока не забуду про все это дерьмо.

Только сейчас до Эрлига дошло, что он теряет кровь, и он, стянув с себя футболку, порвал ее на лоскутки и начал заматывать себе живот. Лаки утвердился на четвереньках, кое-как поднялся на ноги.

— Я думаю, нам действительно пора.

— Я тебя ненавижу.

— Взаимно.

— Я не пущу тебя в свою машину. Ты весь в грязи.

— На себя посмотри.

Когда они проходили мимо «Соплей», разбитое окно было уже загорожено столешницей, а из помещения доносился гул — рейдерская команда продолжала играть свою ненормальную музыку. Они забрались в машину и посмотрели друг на друга.

— Извини, — сказал Эрлиг. — Что-то нашло на меня. Дать тебе аптечку?

— Ты тоже меня прости.

— Это все шторм. Радио вот не работает… Как ты думаешь, Туакану уже смыло?

— Мне кажется, я знаю, где она.

— Туакана? — хмыкнул Эрлиг.

— Эль. — Лаки поглядел ему в глаза и повторил:

— Я знаю, где ее искать.

— Весь мир сошел с ума, — тяжело вздохнул Эрлиг. — О Темный Папа… Ладно, поехали!

РИЧИ ТОКАДА — 4

Вначале была тьма.

Если кто-то думает, что существует рай — это неправда. Тьма — это не сон и не забвенье. Тьма не бывает милосердной. Когда сознание начинает распадаться, она поглощает его, и тогда ты становишься эфиром. А потом материализуется Ад. Тьма — это мост между двумя мирами — плохим и очень плохим.

Я стоял на пороге бездны и стучал в открытую дверь. Если боль можно назвать существованием — да, я существовал. Тьма колотилась, как сердце, поле эфира сжималось до точки и расширялось до беспредельности, и все это было мной. Я собирался шагнуть в адское пламя, чтобы прекратить это безумие.

Ад существует, и это правда. Ад находится совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Ад — это не столько боль, сколько осознание боли. Он страшен тем, что милосердная смерть, приносящая короткие секунды анестезии, не придет и не щелкнет выключателем. Он вечен, и он делает вечным тебя.

Боль медленно отступала, и мне удалось открыть глаза. Правда, долго не удавалось сфокусировать взгляд. Потом я осознал, что смотрю в потолок. Я лежал на чем-то твердом и холодном, скорее всего, это был бетонный пол. Меня посетила мысль, что было бы неплохо повернуть голову и посмотреть на что-нибудь еще. Я попытался воспроизвести одно из ментальных упражнений, которым научил меня Лаки. Я пока не знал, что с моим телом, могу ли я двигаться, и что вообще происходит, я осторожно начал вдыхать, но поперхнулся и забился в припадке дикого кашля. Мне казалось, что мои легкие вот-вот вылетят наружу. Потом спазмы прошли. Потом вообще все проходит, надо только набраться терпения и ждать. Сознание услужливо отключилось.

Кажется, я приходил в себя несколько раз — ведь каждый раз потолок освещался по-разному… или мне так казалось? Кто-то подходил, стоял надо мной, и тогда я просил, чтобы он забрал меня, думая, что это — смерть. Я не умер и не сошел с ума, и однажды мне удалось поднять голову и осмотреться.

Я лежал на полу, рядом с железной полкой кровати. Мое тело было все еще парализовано, но пальцы уже могли шевелиться. Что именно у меня болело, я не понимал — настолько мне было плохо. А еще я не испытывал и тени страха.

Это открытие настолько поразило меня, что сердце застучало быстрее. Я вспомнил слова Лаки насчет того, что единственный способ прийти в себя после выстрела парализатора — это движение. Сердце должно работать как можно быстрее. Или он этого не говорил?.. Чем больше я дергался, тем легче мне становилось. Внутри моей головы носился поезд. Рельсы были надежно замкнуты в кольцо.

Я пытался построить ответвление, чтобы поезд уехал куда-нибудь еще, и постепенно что-то получалось. Теперь сердце колотилось настолько быстро, что становилось жарко. Сведенные судорогой мышцы расслабились, я начинал тонуть в липкой трясине поля. Холодный пол казался мне спасением. Кажется, я катался по нему, ускоряя темп, пока меня не подбросило серией спазмов.