Старый год - Кир Булычев

– Нет, уже семь лет как мою выкинули.

– Жаль.

– Значит, он хочет высосать ее кровь? – Егор внутренне содрогнулся от отвращения.

– Не придумывай ужасов, – сказал доктор. – Мы здесь цивилизованные персоны.

– Даже когда сжигаете женщину на костре?

– Она не женщина, а уголовная преступница.

Доктор ткнул пальцем в занавеску, наступила тишина. Люська во сне забормотала.

– А вы давно здесь? – спросил Егор.

– Давно, – ответил доктор. – Я сюда попал еще до войны.

– Значит, железную дорогу только здесь увидели?

Леонид Моисеевич поправил сбившуюся набок бороду, разложил ее по груди редким веером, поднялся с колен и ответил обстоятельно, показав, что сумел заглянуть в мысли Егора:

– Да, я попал сюда в тридцать седьмом. Когда никто и не мечтал о таких игрушках. Но потом я увидел одну – когда у вас появился магазин «Детский мир». Мне приносили пациенты. Кто вагончик, кто – домик. Я собрал этот мирок, мой собственный. Но в последние годы вагончики пропали. Видно, их не осталось в «Детском мире». За ними надо ехать в Лейпциг.

– Куда?

– В Германию, в город Лейпциг. Там их изготавливают, и, говорят, там есть специальный магазин не то на улице Карла Маркса, не то на площади Димитрова.

– А разве у вас тут есть Германия?

– Земля круглая. У нас есть и Австралия, только я не уверен, живут ли в Австралии люди. Хотя почему бы и не жить им – ведь несчастных и загнанных людей достаточно во всем мире. К сожалению, связей с другими странами у нас почти нет. Из-за шуток природы. Природа не разрешает нашему миру иметь автомобили или самолеты. Пробовали туда отправиться на воздушном шаре... Но беда в том, что люди, пожившие здесь несколько лет, становятся иными. Кровь в их жилах сменяется питательной смесью и становится холоднее на шесть градусов. Мы ведь не теплокровные млекопитающие, как можно предположить по внешнему виду. Попробуйте мою руку – чувствуете, какая холодная? Нет, это не возраст. Просто черепахи и крокодилы долго живут. Мы тоже бесконечно живем, потому что окружающая температура здесь постоянна. Ты понял?

– И это будет со мной?

– Обязательно будет. И даже вся кровь младенцев тебе не поможет.

При том Леонид Моисеевич недобро усмехнулся.

– Я не хотел бы сам стать таким, – голосом воспитанного мальчика ответил Егор.

– Кошмар, – сказал доктор. – Но еще хуже было испытать страх, овладевший в новогоднюю ночь доктором медицины, профессором Рубинштейном, когда за мной пришли. Я был согласен на все...

Доктор смущенно поморщился и пошел за занавеску посмотреть, как себя чувствует Люська.

Вернулся он через минуту.

– Все в порядке, – сказал он и улыбнулся. Щечки у доктора были в голубых жилках сосудов. – Все в порядке, вы можете соорудить воздушный шар и лететь на нем в Лейпциг, если город Лейпциг существует. Наша беда в том, что за Минском начинается болотный пустырь. Оттуда не возвращаются. Говорят, в тех болотах живут страшные твари, которые пожирают путников.

– Ерунда, – сказал Егор. – Я полечу на воздушном шаре, я пойду в те болота. Честное слово, я много чего смогу, потому что еще хуже для меня остаться здесь.

– У каждого своя судьба. И вашей подруге здесь не место.

– Я все слышу, – сказала из-за занавески Люська. – Откройте занавеску, я видеть хочу.

– Отдыхай, отдыхай, – сказал доктор.

Худая Люськина рука отодвинула занавеску в сторону.

Люська сидела на кушетке. На плечи она плащом накинула простыню, но видно было, что грудь и живот ее перевязаны поперек бинтами, чтобы кровь не текла из бока.

– Ой, – воскликнул Леонид Моисеевич, – вы меня доведете до могилы! Разве можно, девочка моя, в таком состоянии прыгать по кровати? Еще сантиметр в сторону – и вы бы погибли окончательно.

Люську он жалел, боялся за нее, а вот к Егору относился равнодушно. Это было немного обидно, с другой стороны, любовь доктора ему была не нужна. Егору почему-то казалось, и, как выяснилось, ошибочно, что он один здесь одержим желанием убежать, а остальные просто существуют. Ради этого можно пойти на хитрость, потому что этим людям верить нельзя. Отсюда должен быть выход. Потому что любая комната, в которой есть вход, имеет и выход.

Об этом он и сказал доктору, когда тот наконец уложил Люську на кушетку, но оставил занавеску открытой.

– Глупости, – ответил доктор. – Существует смерть. В нее есть вход, а обратно никто не возвращался. Допустим, что ты умер.

– А где же тогда мой дедушка? Где наш сосед по даче полковник Семенов? – спросил Егор. Вопрос был наивным, но он зато задал его сразу, не задумываясь. – Если бы это был тот свет... Тогда здесь слишком мало людей.

– Ну а если это лишь малая часть того света?

– Нет! – вмешалась в разговор Люська. – Вы ошибаетесь, Леонид Моисеевич. Не может быть, чтобы люди умирали только в ночь под Новый год.

– Вот это аргумент! – согласился доктор. – В тысячу раз лучший аргумент, чем гипотеза Егора. Но я могу возразить: это потусторонний мир для тех, кто умер в ночь под Новый год! А все, кто умер второго января, живут в соседнем потустороннем мире. Нет, нет, я шучу, я сдаюсь перед логикой нашей маленькой пациентки.

– А если вы сдаетесь перед логикой, – осторожно спросил Егор, – то, может быть, вы знаете правду?

– Правду? Правду здесь знают... несколько человек.

«Так, – с удовлетворением подумал Егор. – Мы победили. Он признался».

Голова Егора работала четко и быстро, как на удачном экзамене, он, не теряя ни секунды, сказал:

– Здесь даже детей нет. Вы хотите, чтобы мы остались одинокими детьми?

– Дети мои, – вздохнул доктор, откинул полу белого халата и достал из кармана брюк носовой платок. – Я отдыхаю с вами сердцем, и в то же время мое сердце обливается кровью.

Доктор высморкался, пригладил редкие белые волосы и некоторое время продолжал держать платок наготове, словно ожидал, что из глаз покатятся слезы. Слез не было. Доктор с сожалением положил платок в карман.

– Так, значит, нам и гнить здесь? – спросила Люська.

– Ах нет, – сказал доктор. – Здесь вы не одиноки. Насколько я знаю, на некоторых постах есть молодежь, даже дети. Мало детей, совсем мало, как-то наш Макаренко, вы о таком не слышали, хотел даже организовать школу, чтобы дети не оставались вне системы образования. Он обил все пороги, даже императора чуть было не склонил к этому. В конце концов оказалось, что никто не возражает, но никто и не поддерживает этого учителя.

– Я знаю, – сказал Егор. – Макаренко написал книгу о беспризорниках.

– Вот именно, в мои годы он был очень популярен. Руководил колонией имени Дзержинского. Чекисты всегда любили детей. Папу с мамой убьют, а детей начинают любить. А может, детей уже нет. Вы же знаете, насколько на дальних постах трудная и рискованная жизнь. Бандитизм, призраки, насекомые, черви... – Доктор закручинился.