Соседи - Сергей Никшич

Но вот и мостик – тот, что соединяет два берега в самом узком его месте. Голова ступил на него и перебежал на противоположный берег, отчаянно дуя в загадочный музыкальный инструмент. Он находился теперь напротив толпы. И крысы, повинуясь дудке, стали неохотно приближаться к холодной воде. Светуля и Гапка, однако, прыгать перестали, словно припадок у них закончился. «Неужели они не нечистая сила», – подумал Голова, рассматривая их в призрачном лунном свете. Луна бесшумно зависла на черном холодном небе, не веря собственным глазам, – каждый вечер в Горенке какие-нибудь новости! А крысы тем временем с проклятиями уходили на дно: вода бурлила, потому что их собралось великое множество. Последними в воду вошли цилиндр и фрак. Они на мгновение взглянули на звезды и плавно отправились на илистое дно. Никому они не были нужны, и никто не собирался оплакивать их бесславный конец. Кроме них самих, разумеется. Забегая вперед, можем сказать, что больше их никто никогда не видел. Поговаривали, правда, что в лесу стали встречаться два призрака, гнусно ругающиеся на неизвестном языке, но это, скорей всего, вранье.

Вот так и закончился понедельник в селе Горенка. Нарцисс увез Голову к Галочке, и та ему поверила и даже похвалила за храбрость. А Гапка и Светуля, красивые и недоступные, доели борщ и забрались в кровать, не подозревая, что гном Мефодий обыскивает их дом в поисках еды и денег. И что Мефодия выслеживает безутешный Васька, но хитрый Мефодий скрывается от того заблаговременно, потому что от Васьки, даже в его нынешнем состоянии, воняет рыбой и вонь предупреждает о его приближении. Грустно, не правда ли?

Гапка

А Гапка все расцветала с каждым днем, как розовый куст, и совсем уже было уверовала в то, что молодость возвратилась к ней навсегда – чертовкины трусики пошли ей на пользу. Сначала, правда, над ней все издевались да подшучивали и даже на всякий случай вымазали ворота дегтем, но потом односельчане привыкли к тому, что Гапка снова девушка, и те, кто постарше, перестали обращать на нее внимание, а молодежь, то есть те, кто еще не перешагнули пятидесятилетний рубеж, без стеснения засматривались на нее, мечтая хоть как-то приобщиться к ее молодости. Гапке, однако, толку от всего этого не было никакого. Кроме того, жизнь с Головой сделала ее сварливой. Такой до свадьбы она себя не помнила и свято верила в то, что это Голова «поломал ее характер». Замуж она не хотела – Светуля ее уговорила, что им это ни к чему. От мужиков спасаться нужно в монастыре. И Гапка всерьез подумывала о том, как они со Светулей постригутся в монахини и будут денно и нощно молиться, поститься и совершать утомительные послушания, после которых так сладко спится в уютной обители, вдалеке от мирских тревог и дел. Под эту дуду стали они со Светулей постничать и похудели еще килограммов на десять каждая, от чего стали еще более соблазнительными, как утверждала молодежь, любовавшаяся нашими красавицами через известные щелочки в сельской бане. А дни тянулись спокойно и после того случая, когда Голова разбил последний в доме сервиз, почти без происшествий. Светуля раскаялась и больше не танцевала в клубах лебедя. Гапка, кроме сельпо, никуда не ходила, разве что на почту, чтобы получить пенсию, да в сельсовет, чтобы для острастки прищучить бывшего супруга, чтобы тот не задавался. А весна тем временем задумала да превратилась в жаркое лето, и Горенка заполнилась дачниками и дачницами, которые днем гуляли по лесу или купались в озере, а вечером, когда их отпрыски наконец утихомиривались, битком набивались в корчму да в заведение Хорька.

Хорек теперь каждый день учил Параську уму-разуму и ставил ей на вид то, как он выгодно вложил деньги в интернет-кафе, которое уже сторицей окупилось (говоря это, он всякий раз зажимал себе рот, хотя об этом и так было известно всему селу от Головы и до Козьей Бабушки). Параська не возражала, но рвалась, как необузданная кобылица, на Гаити или Бали, и Хорьку приходилось ее увещевать тем, что негоже просаживать среди папуасов в поте лица заработанные деньги.

– Да нет там никаких папуасов, – отбивалась от него Параська. – Поеду и все!

– Если нет, так и нечего туда ехать, – резонно отвечал ей Хорек. – Денежки, они не лишние.

– А зачем они тогда нужны, если их нельзя тратить? – не сдавалась Параська. – На кой они мне? Весь год мыть посуду и смотреть на лысые пьяные хари, которые только усами отличаются от задниц, а как придет лето, так даже освежиться невозможно.

– Нужно освежиться – окунись в озере и освежишься. И для семейного бюджета это не разорительно. Ты на дачников посмотри – имели они твою Гваделупу в виду. На кой она им? Покупались, позагорали, а вечером сходили в корчму или клуб – и на боковую. И чуть что – домой, благо до города рукой подать. А ты заладила про какую-то Гваделупу, прости Господи, прямо спасу от тебя нету…

Диалог этот в разных вариациях происходил почти ежедневно до тех пор, пока Хорек не заприметил как-то утром Гапку, которая тащила из сельпо сумку с едой. Хорек, рассмотрев Гапку поближе, сразу же вызвался ей помочь, и та охотно согласилась, во-первых, потому, что привыкла к тому, что она пенсионерка и все должны ей помогать, а во-вторых, потому, что по рассеянности не увидела, как у Хорька при одном ее виде так загорелись глаза, словно в них вставили маленькие электрические лампочки. Кроме того, Гапка совсем забыла, что с Хорьком они одноклассники и что тот когда-то пытался за ней ухаживать, но карты ему спутал Голова. И Хорек сразу же выложил изрядную сумму за то, чтобы серебристый лайнер унес Параську на далекий экзотический остров, а сам принялся подъезжать к Гапке тихой сапой. Продукты из магазина поднесет, замок починит. Даже вызвался ей пол залатать, а точнее, заделать дыру в полу, в которую провалился Голова. И все только для того, чтобы почаще видеть Гапку. А та и вправду была необыкновенно хороша собой – золотые волосы словно рамой обрамляли ее бледное лицо, на котором светились два огромных карих глаза. А фигура… Нет уж, об этом лучше и не рассказывать, потому что бывший пасечник и так совершенно потерял голову. И было от чего. Гапка, однако, не понимала, что тот за ней ухаживает, и на все выпады Светули, которая сразу же Хорька раскусила, отвечала, что той все примерещилось – не может этот старый козел мечтать о чем-то подобном. Дело в том, что Гапка совершенно не воспринимала Хорька как мужчину. Он у нее ассоциировался с ульями, но так как на пчелу похож не был, а воняло от него основательно, то она предпочитала считать его разновидностью вьючного домашнего животного, например козла. Гапка, конечно же, знала, что козлы – животные не вьючные, но в общем ей на это было наплевать. Козел так козел.