Снова умереть - Тесс Герритсен

— Благодарю, что дала мне еще один повод для беспокойства.

— А теперь это письмо. Это проклятое письмо от нее.

Они замолчали, когда вернулась официантка с подносом. Клубный сэндвич[68] для Джейн, салат «Цезарь» с небольшой заправкой для Мауры. Только после того, как она ушла, Маура негромко спросила:

— А ты когда-нибудь получала письма от него?

Ей не было нужды произносить его имя, они обе знали, о ком говорила Маура. Рефлекторно Джейн нащупала пальцами рубцы на ладонях, куда Уоррен Хойт вонзил скальпели. Она не видела его уже четыре года, но могла бы вспомнить каждую деталь его лица, лица настолько непримечательного, что оно могло бы раствориться в любой толпе. Заключение и болезнь несомненно состарили его, но у нее не было никакого желания смотреть на эти изменения. Она была достаточно удовлетворена тем, что восстановила справедливость, пустив ему пулю в позвоночник, и его наказание будет длиться всю жизнь.

— Он пытается отправлять мне письма из реабилитационного центра, — сказала Джейн. — Диктует их своим посетителям, а те отправляют мне. Я сразу же их выбрасываю.

— Ты никогда их не читала?

— Для чего? Это его способ попытаться остаться в моей жизни. Дать мне знать, что он все еще обо мне думает.

— О женщине, которой удалось ускользнуть.

— Я не просто ускользнула. Я та, кто его поймала. — Джейн издала грубый смешок и взяла свой сэндвич. — Он одержим мной, но я не потрачу ни доли секунды на мысли о нем.

— Ты действительно совсем о нем не думаешь?

Вопрос, заданный столь тихо, на мгновение повис без ответа. Джейн сосредоточилась на сэндвиче, пытаясь убедить себя в том, что она сказала правду. Но как это вообще возможно? Запертый в ловушке своего парализованного тела, Уоррен Хойт все еще обладал над ней властью из-за их общей истории. Он видел ее беспомощной и перепуганной, он был свидетелем ее поражения.

— Я не дам ему такой власти надо мной, — ответила Джейн. — Я отказываюсь о нем думать. И именно так должна поступить и ты.

— Даже несмотря на то, что она моя мать?

— Это слово не имеет с ней ничего общего. Она донор ДНК, не более.

— Это имеет большое значение. Она — часть каждой клетки моего тела.

— Я считала, что ты с этим разобралась, Маура. Ты оставила ее позади и поклялась, что никогда не обернешься. Почему же ты изменила свое решение?

Маура опустила глаза на свой нетронутый салат.

— Потому что я прочитала ее письмо.

— Догадываюсь, что она нажала на все нужные кнопки. Я твоя единственная кровная родственница. У нас нерушимые узы. Я права?

— Да, — призналась Маура.

— Она социопатка, и ты ничего ей не должна. Порви письмо и забудь о нем.

— Она умирает, Джейн.

— Что?

Маура взглянула на нее с болью в глазах.

— Ей осталось полгода, в лучшем случае год.

— Выдумки. Она с тобой играет.

— Вчера вечером, сразу после того как я прочла письмо, то позвонила тюремной медсестре. Амалтея уже подписала бумаги, поэтому они поделились со мной ее медицинской информацией.

— Она не упустила возможности, не так ли? Она точно знала, как ты отреагируешь, и расставила ловушку.

— Медсестра это подтвердила. У Амалтеи рак поджелудочной железы.

— Рак не мог бы выбрать более достойного кандидата.

— Это моя единственная кровная родственница, и она умирает. Она хочет получить мое прощение. Она умоляет меня об этом.

— И она ожидает, что ты ее простишь? — Джейн быстрыми яростными движениями салфетки стерла майонез со своих пальцев. — А что насчет всех людей, которых она убила? Кто простит ее за них? Только не ты. У тебя нет на это права.

— Но я могу простить ее за то, что она отказалась от меня.

— Отказ от тебя — единственная хорошая вещь, которую она когда-либо сделала. Вместо того чтобы расти с мамочкой-психопаткой, ты получила шанс на нормальную жизнь. Поверь, она поступила так не потому, что это было правильно.

— И все же, вот она я, Джейн. Жива и здорова. Я росла в достатке, воспитывалась любящими родителями, поэтому мне не о чем сожалеть. Почему бы мне немного не утешить умирающую женщину?

— Так напиши ей письмо. Скажи, что она прощена, а затем забудь о ней.

— Ей осталось всего шесть месяцев. Она хочет меня видеть.

Джейн швырнула на стол салфетку.

— Давай не будем забывать, кем она на самом деле является. Когда-то ты сказала мне, что когда посмотрела в ее глаза, у тебя мурашки побежали, потому что на тебя глядел не человек. Ты говорила, что увидела пустоту, существо без души. Ты сама назвала ее чудовищем.

Маура вздохнула.

— Да, назвала.

— Не входи в клетку чудовища.

Глаза Мауры внезапно налились слезами.

— А через полгода, когда она умрет, как мне справиться с чувством вины? С тем, что я отказала ей в последней просьбе? Тогда уже будет слишком поздно передумать. Вот, что меня больше всего беспокоит. То, что до конца своих дней я буду чувствовать себя виноватой. И мне больше не представится шанс понять.

— Что понять?

— Почему я стала такой.

Джейн взглянуло в расстроенное лицо своей подруги.

— И что это означает? Гениальной? Логичной? Слишком беспристрастной даже когда это идет тебе во вред?

— Преследуемой, — тихо сказала Маура. — Темной стороной.

Мобильник Джейн зазвонил. Когда она вытащила его из сумочки, то произнесла:

— Это из-за работы, которую мы выполняем и из-за вещей, которые видим. Мы обе выбрали эту работу, потому что не относимся к «няшным» девицам. — Она нажала кнопку приема вызова на своем телефоне. — Детектив Риццоли.

— Оператор, наконец, прислал журнал телефонных вызовов Леона Готта, — сообщил Фрост.

— Есть что-нибудь интересное?

— Вообще-то очень интересное. В день своей смерти он сделал несколько звонков. Один — Джерри О`Брайену, о котором мы уже знаем.

— Насчет того, чтобы забрать тушу Ково.

— Точно. А еще он звонил в Интерпол Йоханнесбурга, в Южную Африку.

— В Интерпол? Зачем он туда звонил?

— По поводу исчезновения своего сына в Ботсване. Следователя не оказалось в офисе, поэтому Готт оставил сообщение, в котором сказал, что перезвонит позже. Он так и не перезвонил.

— Его сын пропал без вести шесть лет назад. Почему Готт обратился к ним только сейчас?

— Понятия не имею. А вот по-настоящему интересный звонок. В четырнадцать тридцать он позвонил на номер мобильного телефона, зарегистрированного на имя Джоди Андервуд из Бруклина. Звонок длился шесть минут. Тем же вечером в двадцать один сорок шесть Джоди Андервуд перезвонила Готту. Этот вызов длился всего семнадцать секунд, поэтому она могла просто оставить сообщение на автоответчике.

— На автоответчике не было никакого сообщения, оставленного в тот вечер.

— Верно. И, вполне вероятно, что в двадцать один сорок шесть Готт уже был мертв. Соседка сказала, что свет в доме погас между девятью и половиной одиннадцатого.

— Так кто же удалил это сообщение? Фрост, это странно.

— И становится еще более странным. Я дважды звонил на мобильный Джоди Андервуд, и оба раза переключался на голосовую почту. Потом меня внезапно осенило, что ее имя звучит знакомо. Припоминаешь?

— Намекни.

— Новости за прошлую неделю. Бруклин.

Пульс Джейн резко участился.

— Там произошло убийство…

— Джоди Андервуд была убита в своем доме вечером воскресенья. Тем же вечером, что и Леон Готт.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Я нашел ее страницу на Фейсбуке, — сказал Фрост, когда они подъезжали к Бруклину. — Посмотри ее профиль.

На этот раз за рулем сидел он, пока Джейн пыталась разобраться в айпаде Фроста, перелистывая страницы, которые он уже посетил. Она дошла до страницы Фейсбука и увидела фотографию рыжеволосой красотки. Согласно профилю, ей было тридцать семь лет, не замужем, работала библиотекарем в школе. У нее была сестра Сара, и она была вегетарианкой, чьи увлечения включали в себя ПЕТА, движение за права животных и холистическое здоровье.[69]

— Она полная противоположность Леону Готту, — заметила Джейн. — Зачем женщине, которая, скорее всего, презирала все, чего тот придерживался, говорить с ним по телефону?

— Не знаю. Я изучил записи телефонных звонков за четыре недели, но не обнаружил, чтобы они еще хоть раз звонили друг другу. Только эти два вызова в воскресенье. Он позвонил ей в половине третьего, она перезвонила в девять сорок шесть. Когда он уже, вероятно, был мертв.

Джейн прокрутила в голове сценарий, который, должно быть, развернулся в тот вечер. Убийца все еще находится в доме Готта, труп уже вздернут в гараже, возможно, еще в процессе потрошения. Звонит телефон, включается автоответчик, и Джоди Андервуд оставляет свое сообщение. Что же такого было в том сообщении, раз оно заставило убийцу удалить его, оставив кровавый мазок на автоответчике? Что сподвигло его отправиться в Бруклин и совершить второе убийство за вечер?