Зимняя мантия - Элизабет Чедвик

– Ты свою мать помнишь? – спросила она. Уолтеф направился к жаровне, налил в чаши подогретого вина и вернулся к постели.

– Совсем плохо, – признался он. – Она умерла, когда я был маленьким. Я помню, что у нее были длинные косы, переплетенные лентами. Она очень любила свой сад и часами возилась с растениями. Она была намного моложе моего отца и была его второй женой, и брак был заключен не по любви.

– Так часто бывает.

Уолтеф внимательно посмотрел на нее.

– Может, и так, – тихо заметил он, – но любовь все-таки существует. Иногда мужчине и женщине улыбается счастье, и они вступают в брак по велению сердца.

Джудит почувствовала, что у нее пересохло в горле. Будто угадав это, Уолтеф протянул ей чашу с вином. Их руки соприкоснулись, и он осторожно провел указательным пальцем по костяшкам ее пальцев.

– Я хотел тебя с той первой ночи в зале Руана, когда спросил Ришара де Рюля о тебе, – произнес Уолтеф. Взяв ее руку в ладони, он поднес чашу к своим губам и отпил с того края, которого коснулись ее губы. – Теперь ты моя, и я клянусь, что до своего последнего дня я не захочу никого другого.

– Вы не тщеславны, милорд?

– Я видел, что тщеславие делает с людьми… а ты для меня важнее всего.

Джудит нервно облизала губы. Уолтеф подвинулся ближе, наклонил голову и поцеловал ее. Она не ответила – ее терзали страх и неуверенность. Он отодвинулся и взглянул на нее.

– Выпей. – Он возвратил ей чашу.

Она отрицательно покачала головой.

– Я уже достаточно выпила.

– Доверься мне, я знаю, что делаю.

– Ты хочешь сказать, что мне будет легче, если я не буду осознавать происходящего? – В ее словах звучали ядовитые нотки.

Уолтеф рассмеялся, соскочил с постели и пошел снова наполнить чашу.

– Конечно нет. Тогда ты не получишь удовольствия, к тому же завтра будешь мучиться от такого жуткого похмелья, что пожалеешь, что не осталась трезвой.

Джудит искоса взглянула на него.

– Мать говорит, что совокупление – обязанность, – неуверенно сказала она.

Уолтеф вернулся с полной чашей, отпил глоток и протянул ее ей.

– Твоя мать все в мире рассматривает как обязанность – печально заметил он. – Совокупление – удовольствие.

– Но разве это удовольствие не грех? – с сомнением спросила она. Хотя она этого не осознавала, но крепкое, густое вино уже оказывало на нее свое действие, развязывая язык.

– Некоторые так считают, – признал Уолтеф, – но лично я думаю, что Господь не случайно одарил нас тем, что приносит удовольствие, но и причиняет боль. Я не ученый, в этих тонкостях мне не разобраться, но ведь иначе невозможно было бы продолжение рода…

– Но мужчины шляются по борделям не ради продолжения рода, – холодно заметила Джудит.

Уолтеф снова рассмеялся.

– Разумеется. Именно поэтому мы ходим исповедоваться.

Она нахмурилась.

– Но вы каетесь и снова грешите…

Уолтеф взял из ее рук чашу и отставил ее в сторону.

– У меня нет ни малейшего намерения грешить в будущем, – заявил он.

– Ты надо мной смеешься.

– Нет, я тебя дразню. Тут есть разница. – Он приподнял простыню и лег. – У тебя руки холодные, – заметил он, – ложись скорее.

Джудит осторожно легла. Уолтеф укрыл их обоих простыней, одеялом и накидкой из меха бобра. Потом поднял свою рубашку, взял ее руки и приложил к своей груди. Она ощутила сухой жар его кожи, биение сердца. Ее одолевали какие-то странные ощущения и нескромное желание прижаться к нему теснее.

Казалось, он это почувствовал, потому что обнял и прижал к себе.

– Вот так, – прошептал он. – Только чтобы согреться…

Она знала, что это не так. Ведь все ждут, что окровавленная простыня – свидетельство ее невинности – будет выставлена на всеобщее обозрение и послужит доказательством, что ребенок, который родится через девять месяцев, был зачат Уолтефом. Однако ложь помогла, и она слегка расслабилась. Уолтеф нежно гладил ее спину.

Для Джудит это ощущение было новым и божественным. Ей так хотелось замурлыкать, что пришлось покрепче сжать губы. Постепенно рука Уолтефа скользила все ниже и ниже. Одновременно он бормотал что-то ласковое. Когда левая рука коснулась ее бедра, правая нежным движением легла на ее грудь. Она ощутила жар в низу живота. Рука нашла сосок и начала мягко поглаживать его через сорочку. Она тихо вскрикнула. Когда руку заменили губы и язык, Джудит выгнула спину и застонала от наслаждения.

Уолтеф потянул за шнурки сорочки и развязал ворот. Тогда она почувствовала его прикосновение голой кожей. Его дыхание изменилось, вместо ровного и спокойного стало хриплым и прерывистым. Он уже целовал ее губы, шею, грудь. Джудит отвечала на его поцелуи, обняла его за шею и прижалась к нему. До сих пор он держал нижнюю часть своего тела на расстоянии от нее, но теперь он притянул ее к себе, и она почувствовала силу его тела и твердую плоть его фаллоса. Раньше и представить его в своем теле было немыслимо, но теперь она была опьянена вином и ласками. Он продолжал целовать ее, ласкать ее бедра, ноги, постепенно возбуждая ее. Он точно знал, где нужно ее коснуться, и она начала извиваться и стонать.

Уолтеф сел и снял с себя рубашку. В мутном свете свечи его волосы казались одного цвета с пламенем, а поросль на груди была похожа на золотую проволоку. Плоский живот, крепкие мускулы. Одеяло прикрывало нижнюю половину его тела, и Джудит не знала, рада она этому или огорчена.

– Твоя сорочка, – хрипло сказал он. – Сними ее…

– Я…

– Она будет нам мешать. – Он приподнял ее и стянул сорочку через голову. От ночного холода тело ее сразу покрылось мурашками. Он запустил руки в ее длинные распущенные волосы и наблюдал, как они волнами падают ей на грудь. Он погладил ее плечи, сжал груди ладонями и тихо застонал.

Опустив ее на постель, он снова начал ее ласкать, пока Джудит не начала задыхаться.

Он развел ее бедра и начал настойчиво тереться о них, сопровождая поцелуи движениями языка в такт движениям бедер. Джудит сжала кулаки, она бы и губу закусила, но он ее целовал. Странное ощущение в паху, которое все усиливалось с каждым движением его пальцев и бедер, захватывало ее. Она приподнялась ему навстречу, хотела закричать и попросить его перестать, чтобы перевести дыхание, но в то же время желала, чтобы он продолжал. Он все приближался и приближался. Она была на грани познания чего-то захватывающего, грозившего поглотить ее целиком. Он обхватил ее ягодицы, и она почувствовала толчок – один, потом другой. На третий раз он проник в нее. Она почувствовала резкую боль, но одновременно и острое наслаждение. Он крепко прижал к ней свои бедра, проникая все глубже и глубже. Каждый его толчок сопровождал стон Джудит. Ей все еще было больно, но наслаждение пересиливало. Он начал двигаться быстрее, она помогала ему, они слились в одно целое. Она стонала и всхлипывала.