Войпель. Сентиментальный триллер - Андрей Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скучновато, – приподняв кудрявую голову и лукаво улыбнувшись, согласилась девчушка.
– А можно – и мне с тобой?
– Можно. Вон – дырка в заборе. Пролезай, дяденька…
Через полторы минуты Конкин оказался на территории недостроенного жилого комплекса: подошёл к песчаному холмику, ещё раз огляделся по сторонам, а после этого вкрадчиво поинтересовался:
– Как тебя зовут, пигалица?
– Шуа, – странным образом прошелестело в его ушах.
– Как-как?
– Шу-а-а-а…
– Словно зимняя вьюга пропела…
– Ага, похоже, – согласилась девчонка. – Словно вьюга, метель или пороша. Или же все они – общим хором…. Так мы будем играть?
– Обязательно будем…. Только как – без совочков и…э-э-э, формочек для куличиков?
– У меня всё есть. Там, – мотнула в сторону своими симпатичными бантиками-косичками Шуа. – Пойдём, дяденька в кепочке, поможешь мне принести.
– Конечно, пойдём…
Эдуард – на ватных ногах – шагал вслед за худенькой девчушкой, а в его непутёвой голове бились жаркие и возбуждённо-бестолковые мысли: – «Ох, уж, эти бантики «в горошек»! Ничего более завлекательного не видел в своей жизни. Готов идти за ними куда угодно: хоть на край Земли, хоть к сковородкам Адским…».
Шуа повернула за угол «долгостроя» и, не оборачиваясь, проследовала за приоткрытую ржавую металлическую дверь, ведущую, судя по короткой бетонной лестнице, в подвальное помещение.
«Это – Судьба!», – монотонно застучало в голове. – «Судьба, Судьба, Судьба, Судьба…».
В подвале царил вязкий сизо-лиловый полусумрак.
«Плохой и страшный цвет», – внутренне передёрнулся Эдуард Михайлович. – «Нездешний и потусторонний какой-то. Словно бы сама Госпожа Смерть ненавязчиво бродит где-то совсем рядом…. Сзади что-то стукнуло-щёлкнуло. Это дверь захлопнулась. То бишь, закрылась на замок…. О-па! Вокруг стало светло-светло. Только откуда идёт этот мягкий светло-жёлтый свет – непонятно…».
Шуа, скрестив тоненькие ручонки на груди, стояла у противоположной бетонной стены: стояла, смотрела на него и улыбалась. Только глаза теперь у девчонки были не светло-голубыми и доверчивыми, а угольно-чёрными, неподвижными и равнодушными. Да и её злую насмешливую улыбку никак не тянуло называть – «детской».
– Гав-в! – раздалось где-то рядом.
Конкин заинтересованно повернул голову на звук и недовольно поморщился: возле кучи битого кирпича сидел и добродушно таращился на него низкорослый чёрный скотч-терьер.
– Этой мой верный Страж, – охотно пояснил мелодичный голосок. – Так зовут этого славного пёсика…
«Страж, понимаешь. От горшка – два вершка…», – мысленно усмехнулся Эдуард. – «Значится так. Сейчас, мягко-мягко улыбаясь, подойду к собаке. Одного удара каблуком по голове должно хватить…. После этого кинусь к девчонке и слегка придушу. Пока – только слегка. Потом раздену её и разложу. А в рот носовой платок затолкаю – чтобы не кричала, когда придёт в себя…».
В ушах резко щёлкнуло, а перед глазами поплыли, неуклонно расширяясь, жёлто-фиолетовые круги. А ещё ярко-алые и изумрудно-зелёные спирали, неуклонно переплетаясь между собой, замелькали. Круги – расширялись. Спирали – переплетались. Всё расширялись и переплетались. Переплетались и расширялись…
Когда же все они (круги-спирали), наконец-таки, пропали, то никакой девчушки с бантиками «в горошек» у бетонной стены уже не было. Более того, на её месте стояла, небрежно опираясь на кривой чёрный посох, древняя старуха в драных лохмотьях, по которым шустро ползали-шевелились жирные молочно-кремовые вши. А ещё у старой карги наличествовал приметный нос: длинный, крючковатый, очень мясистый и весь усыпанный крупными разноцветными бородавками.
– Разыграли, значит? – неуверенно выдохнул-предположил Конкин. – Ну, да, конечно. Меня на зоне предупреждали, что, мол, в Купчино хватает – всяких шутников и доморощенных мистификаторов…. Ладно, уели. Спасибо за науку…. Пойду я. Чай, и другие дела отыщутся…
Эдуард Михайлович попытался развернуться на сто восемьдесят градусов и с ужасом осознал, что ноги (да и другие части тела), его больше не слушаются. Совсем. Вот и правая ладошка безвольно разжалась, а старенький чемодан – с громким стуком – упал на бетонный пол.
– Другие дела? – насмешливо прошамкала беззубым ртом противная старуха. – Это ты, милок, малость размечтался. Нет у тебя больше дел. Да и быть не может. Никаких. Ни больших, и ни малых. Ни важных, и ни пустяковых. И не будет никогда. Дошалился ты. А ещё и допрыгался, – резко вытянула вперёд правую руку…
Из кончика смуглого морщинистого пальца выскочила-вылетела крохотная изумрудно-зелёная искорка. Вылетела и, описав крутую дугу, тихонько прикоснулась ко лбу Конкина.
Эдуард Михайлович, потеряв остатки воли, плавно и медленно опустился на колени, даже и не пытаясь дать происходящему мало-мальски разумное объяснение.
Чёрный лохматый пёс, тем временем, принялся планомерно и неуклонно «раздуваться» во все стороны. Всё «раздувался» и «раздувался», пока не превратился в высоченного желтоглазого монстра с тёмно-багряной кожей и длиннющими руками-лапами, оснащёнными кривыми жёлто-чёрными когтями.
Монстр, брезгливо и небрежно передёрнув мускулистыми плечами, широко раскрыл почти безгубую пасть, демонстрируя множество острых зубов-клыков. А потом, сделав несколько широких шагов, уверенно склонился над Конкиным.
Кожу лица тут же опалило болезненно-жарким дыханием, а где-то в голове – видимо, на уровне подсознания – зазвучал чей-то язвительный голос: – «Напрасно ты, мил-человек, встретившись с Войпелем, подумал про откушенную и проглоченную голову. Совсем, даже, напрасно. А после этого ни через левое плечо трижды не сплюнул, ни по дереву не постучал. Беду, получается, накликал. И поделом – гнидёнышу…».
Глава десятая
Беспокойное утро
Он проснулся с острым ощущением новизны.
«Правильное такое ощущение, братец», – сладко позёвывая, согласился мудрый и рассудительный внутренний голос. – «Ёмкостное, цельное и совершенно-логичное. Во-первых, понедельник, как известно, является первым днём недели. Во-вторых, твои отношения с Ольгой, судя по всему, выходят на другой уровень.… На другой? На правильный и единственно-верный, выражаясь напрямик. На тот, который должен был состояться ещё двенадцать лет тому назад…. Ладно, дружище, не вини себя и не терзайся без толку: как говорится, лучше поздно, чем никогда. Ошибки, они для того и существуют-совершаются, чтобы потом их исправлять. Причём, с немалым усердием, прилежанием и даже – в отдельных случаях – с удовольствием. Философия, однако.… А, в-третьих, у тебя сегодня, как-никак, дебют: на славном «ментовском» поприще, я имею в виду. Недовольно морщимся? Ладно, скажу по-другому: дебют – в качестве полноценного и почти официального сыщика…. Почти официального? Ну, да. Ведь приказ о твоём назначении «на должность» будет подписан только в среду-четверг, не раньше. Тем не менее, подполковник Сомов чётко сказал, мол: – «Сразу же, майор Яковлев, приступай к работе. То бишь, к Службе. Заявление о приёме в непогрешимые Ряды написал, заявку на рабочую и парадную форму в ОХЧ отнёс, и вперёд – за громкой славой и разлапистыми орденами…. Ну, это в том смысле, что незамедлительно и плотно приступай к «альтернативке». Только на совесть, шалопай мечтательный, копай. Без дураков, лени и легкомысленного подхода…».
– Без дураков, так без дураков. Сделаем, ясен пень, в лучшем виде, – вылезая из кровати, пообещал Сергей. – Правда, Кеша?
– Мяу? – лениво уточнил чёрно-белый кот, облюбовавший старенькое продавленное кресло, мол: – «Что, уже есть конкретный план?».
– Не то – чтобы чёткий план. Но вполне даже реальное, на мой взгляд, мероприятие…. Кстати, доброе утро.
– Мур-р, – подтверждающе дёрнув правым пятнистым ухом, согласился Иннокентий, а после этого добавил: – Мяу-у-у…
– Считаешь, что кровать у меня – насквозь неправильная? – хмыкнул Сергей. – Мол, узкая, старенькая и неудобная? И надо бы её – в срочном порядке – поменять на новую и двуспальную? Ну-ну, твои бы слова, приятель, да Богу в уши. Вернее, мурканье…
Он посетил туалет, накормил кота, сделал пятнадцатиминутную лёгкую зарядку, принял контрастный душ, а после этого позавтракал: так, совершенно ничего особенного – классическая яичница из четырёх яиц и бутерброд с тушёной лосятиной.
Допивая кофе (чёрный, без молока и сахара, как и полагается), Сергей подошёл к окну и, взглянув вниз, констатировал:
– Подозрительная тёмно-синяя машина с иностранными номерами припаркована на прежнем месте. Вот, с этого шикарного автомобиля, пожалуй, её и начнём. Активную следственно-оперативную деятельность, я имею в виду.
