Корсар и роза - Ева Модиньяни

Конечно, нотариусу Беллерио хорошо рассуждать. Король, Муссолини, фашисты, социалисты, политическая борьба и злоупотребление властью — вся эта чепуха лично его оставляла совершенно равнодушным. Как бы ни обернулось дело на политической арене, кушать людям все равно надо каждый день, стало быть, тот, у кого есть земля, внакладе не останется.

Он сошел с поезда в Луго, отвязал велосипед, оставленный у стального колышка, сел на него и отправился домой.

— Земля наша! — Спартак с победным криком ворвался в кухню, уже освещенную керосиновой лампой. — Я купил сегодня землю у нотариуса Беллерио. Он все распродает и уезжает в Америку, — торопливо объяснил он, захлебываясь от возбуждения и веером раскладывая по столу бумаги, свидетельствующие о собственности на землю.

Его мать помешивала похлебку в котелке над огнем. Услыхав слова сына, она в страхе перекрестилась и, подняв глаза к небу, воскликнула:

— Боже милостивый! Что ты такое говоришь? Что случилось?

Отец и сестра были заняты плетением корзин. Они уставились на Спартака в растерянности, не в силах ухватить смысл только что сказанных им слов. Спартак иногда делился с родными своими планами относительно покупки земли, и эти планы никак нельзя было назвать воздушными замками, поскольку их скромный счет в банке рос и округлялся каждый месяц. А теперь к обычным доходам добавилось еще и жалованье, которое Спартак получал в качестве помощника управляющего в графском именье. Он не тратил ни чентезимо и все откладывал. Однако до покупки земли им было еще очень далеко.

— Ты, часом, не бесовщину ли какую затеял? — подозрительно спросила мать, прекрасно, впрочем, знавшая о порядочности и благоразумии своего сына.

— Все по закону, поверьте мне. Нотариус торопился продать, и я был бы круглым дураком, если бы упустил такой случай. Я даже поторговался и немного сбавил цену, а Беллерио мне помог получить ссуду в банке в Болонье. Я все точно рассчитал. Выплатим долг за год, не больше, — обещал Спартак.

— Но ведь это векселя! — воскликнул его отец, в ужасе тыча пальцем в разлетевшиеся по столу бумаги.

Миранда, двенадцатилетняя сестренка Спартака, радостно улыбнулась. Она обожала брата и считала его способным на великие дела.

— У кого долги, у того и честь, — возразила мать, одобрительно кивнув Спартаку. — Раз моему сыну дают деньги в долг, значит, ему доверяют.

— Прошу вас только об одном: никому ни слова. Никто не должен знать, что теперь мы хозяева земли, — предупредил молодой человек.

В этот вечер Спартак пошел на танцы. Ему хотелось повеселиться, дать выход накопившейся радости.

В Луго был кабачок, прилепившийся под старинной городской стеной, где по вечерам играл оркестрик и молодежь отплясывала до рассвета.

Спартак, когда был еще мальчишкой, часто взбирался на городские стены, густо поросшие каперсами, собирал плоды и сбывал их в местные ресторанчики. Владельцы охотно их покупали, уверяя, что местные каперсы по вкусу намного превосходят привозные с юга. Взобравшись на стену, он с высоты наблюдал, как молодежь танцует во дворе кабачка, как по углам целуются парочки, как завязываются романы, и спрашивал себя, сможет ли сам, когда вырастет, позволить себе провести здесь вечерок.

И вот его час настал. В кабачке Спартак познакомился с Альбертой. Она отплясывала на площадке с лихостью настоящей танцовщицы. Их познакомил Эмилио Гельфи, владелец автотранспортной конторы, друг Спартака, пригласивший его за свой стол.

У Альберты было маленькое, покрытое веснушками личико сердечком, живые, веселые глаза, короткие, завитые по моде волосы, низкий, с хрипотцой голос. Спартак знал, что ей двадцать пять лет и что она работает учительницей в городской начальной школе в Луго. С ней были две подружки, тоже учительницы. Каждая была с кавалером.

— Как это ты сегодня решился покутить? — спросил Эмилио, удивленный появлением Спартака в ресторанчике.

— Чего на свете не бывает! Раз в жизни и курица петухом споет, — уклончиво, как всегда, ответил тот.

Остальные рассмеялись, даже не подозревая об истинной причине его веселости.

— Он у нас такой: за что ни возьмется, все удается, — заметил Эмилио.

— Это ты о чем? — насторожился Спартак.

— Ну, ты же знаешь, мир тесен, а языки у всех длинные. Болтают люди. Обычно злословят, но вот о тебе, к примеру, графский управляющий говорит одно только хорошее, — пояснил приятель.

Альберта не сводила оценивающего взгляда с крепкого светловолосого парня. На такого можно опереться, думала она.

— Серджо Капорали переоценивает мои скромные заслуги, — покачал головой Спартак, с облегчением переводя дух.

Он знал, что своим процветанием усадьба графа Сфорцы в значительной степени обязана именно рачительному попечению Серджо Капорали. Управляющий был не чужд прогрессивных нововведений и полностью разделял идеи Спартака.

— Потанцуем? — вмешалась Альберта. Ей не терпелось поскорей оказаться в его объятиях.

Они протанцевали вместе весь вечер, потом она попросила его проводить ее домой.

— Я не могу. Эмилио обидится, ведь ты пришла с ним, — возразил Спартак.

— Тогда давай встретимся завтра, — предложила Альберта.

Она была из тех современных девушек, которые не обращают внимания на условности. Спартаку нравилось, что она такая компанейская, но он не собирался ссориться из-за нее со старым другом.

Они уже завершали последний круг вальса, когда Спартак почувствовал, как кто-то сзади хлопнул его по плечу. Обернувшись, он увидел весело подмигивающего Эмилио.

После окончания танца, проводив Альберту к столу, Спартак вопросительно поглядел на друга. Наклонившись к нему, Эмилио прошептал:

— Слушай, на мой счет можешь не беспокоиться. Считай, что путь свободен. У меня с этой учителкой больше ничего нет.

— Спасибо, что предупредил, — подмигнул в ответ Спартак.

— Только не зарывайся. Она вовсе не такая бесстыдница, какой хочет казаться.

Когда Спартак проводил ее домой, была уже поздняя ночь. Альберта жила с семьей в новостройке на пересечении улиц Эмилия и Равеньяна. Ее отец был армейским капитаном в отставке, а мать — преподавательницей музыки. Она давала уроки игры на фортепьяно детям богатых и добавляла к пенсии мужа свои скромные заработки. Все это и многое другое Альберта успела поведать Спартаку, пока он вез ее домой на раме своего велосипеда.

— Странные у тебя духи, — заметил он, лишь бы что-нибудь сказать.

— Туалетная вода «Лаванда Колдинава», — с гордостью проговорила она.