Том 1. Стихотворения 1892-1909 - Валерий Брюсов

23 июля 1899

«Случайность и намеренность…»

Случайность и намеренностьИх разум разделил,Не верю я в уверенностьИ в силу наших сил.

Творим мы волю божию,Намеренья Судьбы, —Идем по бездорожиюВ оковах, как рабы.

Но жажда совершенного —Величия залог.Мы выше мира тленного,И в наших душах — бог.

22 июля 1900

Лирические поэмы

Краски

Я сегодня нашел свои старые краски.Как часто взгляд на забытый предметВозвращает все обаянье ускользнувших лет!Я сегодня нашел мои детские краски…И странный отрок незванно ко мне вошелИ против меня уверенно сел за стол,Достал, торопясь, тяжелую тетрадь…Я ее не мог не узнать:То были мои забытые, детские сказки!

Тогда я с ним заговорил; он вздрогнул, посмотрел(Меня не видел он, — я был для него привиденьем),Но через миг смущенья он собой овладелИ ждал, что будет, с простым удивленьем.Я сказал: «Послушай! я тебя узнаю.Ты — это я, я — это ты, лет через десять…»Он засмеялся и прервал: «Я шуток не люблю!Я знаю лишь то, что можно измерить и взвесить.Ты — обман слуха, не верю в действительность твою!»

С некоторым гневом, с невольной печальюЯ возразил: «О глупый! тебе пятнадцать лет.Года через три ты будешь бредить безвестной далью,Любить непонятное, стремиться к тому, чего нет.Вселенная жива лишь духом единым и чистым,Материя — призрак, наше знание — сон…»О боже, как искренно надо мной рассмеялся он,И я вспомнил, что был матерьялистом и позитивистом.

И он мне ответил: «О, устарелые бредни!Я не верю в дух и не хожу к обедне!Кто мыслит, пусть честно служит науке!Наука — голова, а искусство — руки!»«Безумец! — воскликнул я, — знай, что ты будешь верить!Будешь молиться и плакать пред Знаком креста,Любить лишь то, где светит живая мечта,И все проклянешь, что можно весить и мерить!»

«Не думаю, — возразил он, — мне ясна моя цель.Я, наверно, не стану петь цветы, подобно Фету.Я люблю точное знание, презираю свирель,Огюст Конт навсегда указал дорогу поэту!»«Но, друг, — я промолвил, — такой ли теперь час?От заблуждений стремятся все к новому свету!Тебе ли вновь повторять, что сказано тысячу раз!Пойми тайны души! стань кудесником, магом…»«Ну, нет, — он вскричал, — я не хочу остаться за флагом!»

«Что за выражения! ах да! ты любишь спорт…Все подобное надо оставить! стыдись, будь же горд!»«Я — горд, — он воскликнул, — свое значенье я знаю.Выступаю смело, не уступлю в борьбе!Куда б ни пришел я, даже если б к тебе, —Приду по венкам! — я их во мгле различаю!»

И ему возразил я печально и строго:«Путь далек от тебя ко мне,Много надежд погибнет угрюмой дорогой,Из упований уступишь ты много! ах, много!О, прошлое! О, юность! кто не молился весне!»

И он мне: «Нет! Что решено, то неизменно!»Не уступлю ничего! пойду своим путем!Жаловаться позорно, раскаянье презренно,Дважды жалок тот, кто плачет о былом!

Он стоял предо мной, и уверен и смел,Он не видел меня, хоть на меня он смотрел,А если б увидел, ответил презреньем,Я — утомленный, я — измененный, я — уступивший судьбе,Вот я пришел к нему; вот я пришел к себе! —В вечерний час пришел роковым привиденьем…

И медленно, медленно образ погас,И годы надвинулись, как знакомые маски.Часы на стене спокойно пробили час…Я придвинул к себе мои старые, детские краски.

17 декабря 1898

Сказание о разбойнике

Из Пролога

Начинается песня недлинная,О Петре, великом разбойнике.

Был тот Петр разбойником тридцать лет,Меж товарищей почитался набольшим,Грабил поезда купецкие,Делывал дела молодецкие,Ни старцев не щадил, ни младенцев.

В той же стране случился монастырь святой,На высокой горе, на отвесной, —Меж землей и небом висит, —Ниоткуда к монастырю нет доступа.

Говорит тут Петр товарищам:«Одевайте меня в платье монашеское.Пойду, постучусь перехожим странником,Ночью вам ворота отопру,Ночью вас на грабеж поведу,Гей вы, товарищи, буйные да вольные!»

Одевали его в платье монашеское,Постучался он странником под ворогами.Впустили его девы праведные,Обласкали его сестры добрые,Омыли ноги водицею,Приготовили страннику трапезу.

Сидит разбойник за трапезой,Ласке-любви сестер удивляется,Праведными помыслами их смущается,Что отвечать, что говорить — не знает.

А сестры близ в горенке собирались,Говорили меж собой такие слова:«Видно, гость-то наш святой человек,Такое у него лицо просветленное,Такие у него речи проникновенные.Мы омыли ему ноги водицею,А есть у нас сестра слепенькая.Не омыть ли ей зрак той водицею?»

Призывали они сестру слепенькую,Омывали ей зрак той водицею, —И прозрела сестра слепенькая.Тут все бежали в горенку соседнюю,Падали в ноги все пред разбойником,Благодарили за чудо великое.

У разбойника душа смутилася,Возмутилася ужасом и трепетом.Творил и он — земной поклон,Земной поклон перед господом:«Был я, господи, великим грешником,Примешь ли ты мое покаяние!»

Тут и кончилась песня недолгая.Стал разбойник подвижником,Надел вериги тяжелые,По всей земле прославился подвигами.А когда со святыми преставился, —Мощи его и поныне чудеса творят.

28 августа 1898

Аганат

Финикийский рассказ

Женская звезда — планета Истар: она такова на закате. Мужская звезда — планета Истар: она такова при восходе.

Астарта Сидонская

Небесная девственница,Богиня Астарта,В торжестве невинности ты стоишь предо мной.Длинная лестница,Освещенная ярко,А за дверью во храме смутный сумрак ночной.

Я знаю, божественная, —Ты отблеск Ашеры,Богини похоти и страстных ночей.Теперь ты девственна!Насладившись без меры,Ты сияешь в венце непорочных лучей.

Утомленная условностями,Вчера, о Астарта,Прокляла я с восторгом твой возвышенный зов.Я искала греховности,Ласк леопарда,Бессилья и дрожи бесконечных часов.

Но сегодня, о девственница,Тебе, не Ашере,Приношу на алтарь и мечты и цветы.Освещенная лестница,И за сумраком двериВозвращенье к невинности… да! я — как ты.

I

Ей было имя Аганат. ОнаПрекрасней всех в Сидоне. В темном взореСверканье звезд ночных, а грудь бледна.

В дни юности она познала горе:Ее жених, к сидонским берегамНе возвратись, погиб безвестно в море.

И, девственность принесши в дар богам,Она с тех пор жила как жрица страсти,А плату за любовь несла во храм.

Чуть подымались в дали синей снасти,Она спешила на берег, ждала,Встречала моряков игрой запястий,

И, обольщенного, к себе вела,В свой тесный дом, на башенку похожий,Где в нижней комнате царила мгла

И возвышалось каменное ложе.Никто не забывал ее ночей!Из всех гетер платили ей дороже, —

Но каждый день входили гости к ней.И от объятий в вихре наслажденья,От тел, сплетенных, словно пара змей,

Означилось на камне углубленье.

II