Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) - Александр Кулешов

— Начинаю понимать, — усмехнулся Корунья, усталое выражение на его лице сменилось выражением сосредоточенности. Он действительно «начинал понимать».

— Так вот идите и подумайте, — уже совсем ласково сказал Рассел. — Подумайте. Вы великолепный тренер. Такими нельзя швыряться. Разумеется, вы понесете наказание. Но если к уголовной ответственности вас не привлекут, то придет время, и новый президент «Рапида» (он подчеркнул слово «новый») наверняка снова привлечет вас к работе. Но,— Рассел сделал паузу, — конечно, если там будет новый президент. Это в том случае, если нынешний, доктор Зан, которого я очень уважаю, — поспешил он добавить, вдруг не сможет остаться на своем посту. Если против него, увы, будут слишком серьезные обвинения. Вот так. Идите, подумайте. Мы с вами еще потолкуем. До свидания.

Корунья вышел на улицу бодро насвистывая. Оказывается, его дела не так уж плохи. Главное, чтоб не посадили. Ну, дисквалифицируют на какой-то срок, потом дело забудут и снова вернут в команду. Надо только, чтобы убрали Зана. Чем ему будет хуже, тем Корунья будет лучше. Просто как дважды два. Молодец все-таки этот Рассел — такой с носом не останется. Он внутренне посмеялся своему нехитрому каламбуру. Только вот в чем его интерес. Непонятно.

Наконец, еще один разговор произошел у Рассела — с Заном. Не в кабинете — в гольфклубе, за завтраком.

Доктор Зан выглядел неважно. Впервые его дорогой костюм не был безупречно выглажен, а седые волосы безупречно причесаны. Казалось, даже золотая оправа очков слегка потускнела. Он сидел за угловым столиком, вяло ковыряя вилкой в тарелке.

Рассел подсел к нему, завел непринужденную беседу. Но беседа эта скорее напоминала монолог. В ответ на все попытки Рассела Зан только хмыкал или качал головой. Наконец, Расселу это надоело и он заговорил прямо:

— Вы знаете, коллега, что бы я сейчас сделал на вашем месте? — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Подал бы в отставку! Да-да, не ожидая суда. Потому что, во-первых, все равно, как мне ни больно, национальная федерация вряд ли оставит вас на вашем посту; во-вторых и главных, надо спасать «Рапид»! Его престиж, его интегральность, его положение. Можно потерять нескольких игроков, тренеров, даже, простите, президента клуба, но нельзя терять славного сине-белого флага «Рапида», под которым он добился стольких замечательных побед! — с пафосом закончил Рассел.

Зан молчал, уткнувшись в тарелку. Он давно все понял и просто обдумывал сделку: что запросить за заявление об отставке? Это ведь бизнес, все тот же бизнес. Куда ни кинь, какую область жизни ни возьми — политику, спорт, преступность, — все равно всюду бизнес. Вот они сидят здесь в этом фешенебельном гольфклубе — два холеных немолодых господина — президент национальной футбольной федерации и президент прославленного клуба «Рапид». Суетятся официанты в белых смокингах с золотыми вышитыми погончиками, звенит баккара на столе, сверкает серебро столовых приборов. Все роскошно, изысканно, красиво.

А в действительности? В действительности кругом грязь, настоящая грязь И даже кровь. Он, Зан, в общем-то преступник, пусть пока не перед лицом закона и даже комиссии федерации, но сам-то он ведь хорошо это знает. А Рассел, президент национальной федерации? Он что, лучше, выше, чище? Да полно! Такой же взяточник и жулик. Только в отличие от него, Зана, пока не попавшийся. Вот и вся разница.

— Я подумаю над вашим советом, коллега, — сказал он усмехнувшись и посмотрел на своего собеседника спокойным взглядом.

Извинился и ушел, сославшись на дела.

А Рассел еще долго сидел за столиком, попивая коньяк и кофе, куря дорогие сигары и наблюдая сквозь огромное окно за зеленым полем и кучками ярко одетых игроков, неторопливо передвигавшихся по нему вслед за маленьким белым шариком.

Он испытывал чувство удовлетворения.

Конечно, весь этот скандал малоприятен для национальной федерации. Но его твердая, высокопринципиальная позиция, его бескомпромиссное суровое отношение к провинившимся игрокам, энергичные меры, предпринятые для оздоровления национального футбола, вызывали к нему уважение и возвышали в глазах миллионов болельщиков.

Ну и, судя по последним беседам, близка к осуществлению давняя заветная мечта— прибрать к рукам «Рапид» с его многомиллионной кассой, с его перспективами. Доселе главным препятствием служил доктор Зан, прочно сидевший в своем кресле и правивший клубом железной рукой. Но теперь представился случай, который не повторится, и его ни в коем случае нельзя упускать. Ни в коем!

А уж сев в кресло президента клуба, он сумеет наладить все как надо. Он вспомнил о пленках, лежавших в его сейфе, и улыбнулся. Есть и еще кое-что. Он понимает, конечно, что придется делиться. Никто не возражает. А вот о доле он еще поспорит. Есть у него кое-какие козыри...

Шло время. Шло расследование. Но убийцу Тринко пока не обнаружили. Старший инспектор Бафир между тем не сидел сложа руки.

Он тоже вызывал на допрос десятки свидетелей, игроков...

Однако, в отличие от своего неофициального коллеги Рассела, добился немногого.

Каспи готов был все рассказать правосудию, помочь всем, что в его силах. Он все и рассказал. Забыл только поведать о своем последнем разговоре с Лонгом, о признаниях убитого футболиста.

В конце концов, всего не упомнишь...

Марию, на которую вышел Бафир, не удалось пригласить на допрос. Она находилась где-то у черта на куличках — в Бразилии, и никто не знал сроков ее возвращения.

Удачнее обстояло дело с Корунья. Упорствуя, сопротивляясь, по постепенно сдаваясь, он все же давал показания в отношении и игроков, и себя самого, и, что было очень важным, в отношении доктора Зана. В результате этих допросов стало выясняться, что роль президента «Рапида» в преступных махинациях значительно больше, чем предполагал инспектор.

Короче говоря, следствие двигалось, хотя и не так быстро, как хотелось бы того комиссару Фабиану. А уж он времени не жалеет.

К примеру, сейчас за окном ночь, а он сидит в своем рабочем кабинете в комиссариате и в какой раз изучает сводки, протоколы допросов, донесения.

Комиссар отхлебнул остывший кофе, намочил платок водой из графина, вытер вспотевший лоб — ну и жарища, даже ночью не освежишься — и вновь углубился в документы...

В этот момент ночную тишину нарушил громкий телефонный звонок. Фабиан даже вздрогнул.

Он торопливо снял трубку.

— Комиссар слушает.

— Комиссар полиции Фабиан? — услышал он вкрадчивый незнакомый голос.

— Да, это я. Кто говорит?

— Господин комиссар, это пресс-атташе клуба «Рапид». Извините, что беспокою вас в неурочный час. Но я знаю, что вы не спите в связи с прискорбными событиями. И я подумал...

— Нельзя ли покороче? — не выдержал комиссар.

Но пресс-атташе не смутился.

— И я подумал, — продолжал он своим вкрадчивым голосом, — что могу позвонить. Видите ли, мы еще не знаем, есть ли основания для беспокойства, но решили, что в наше тревожное время лучше перегнуть палку, чем недогнуть. Хе-хе, — он хихикнул, будто дверью скрипнул.

Комиссар весь кипел от нетерпения. Он хотел было поторопить своего собеседника, но тот наконец приступил, видимо, к сути звонка.

— Дело в том, что я уполномочен официально поставить вас в известность еще об одном несчастье, постигшем наш клуб, — исчез Каспи...

Пресс-атташе замолчал. Молчал и комиссар.

— Вы меня слушаете, господин комиссар? Алло, алло,— услышав невнятное мычание, пресс-атташе продолжал: — Он должен был после товарищеского матча с местной командой «Аза», тренировочного матча, вы же понимаете, что «Аза» нам не соперник; так вот, он должен был встретиться с женой. Часов в девять вечера. На свидание он не явился. Сейчас уже два часа ночи. Жена в отчаянии, у президента Зана плохо с сердцем. Вы сами понимаете, такие удары один за другим. Короче говоря, я официально ставлю вас в известность. Алло, алло! Вы меня слушаете?

— Слушаю, слушаю, — сдавленным голосом прошептал комиссар. И после паузы добавил: — А он не мог задержаться в каком-нибудь баре, клубе?

— Господин комиссар, — ледяным тоном произнес пресс-атташе. — Каспи не пил, не курил, не играл в азартные игры.

— Да, да, понимаю, а девушки...

— Господин комиссар, — на этот раз в голосе пресс-атташе затаился гренландский айсберг, — Каспи обожал жену и своих двух малюток.

— Конечно, конечно. Сейчас к вам приедет мой инспектор. Адрес, пожалуйста.

— Не надо ко мне. Пусть едет к госпоже Каспи. Улица Роз, двенадцать. Несчастная женщина не спит.

Еще минуту комиссар стоял нажав на рычаг, но продолжая держать трубку в руке. Затем набрал домашний номер старшего инспектора Вискайта.

Вискайт был его лучшим работником, но в настоящее время пребывал в отпуске на своей маленькой вилле и в двадцати километрах от города. Он уже трижды пытался уйти в отпуск, и дважды его отзывали. Теперь придется отозвать в третий раз. Сам виноват, нечего торчать поблизости. Надо было уехать в Калифорнию, в Австралию, в Исландию, наконец, черт возьми!