Жить на свете стоит - Марина Крамер

Ника почувствовала себя неловко. Коллеги не были в курсе ее неприятностей, а любопытство, видимо, является врожденным чувством у журналистов, так что Никина грубость выглядела не очень хорошо.

– Извините, – проговорила она достаточно громко для того, чтобы ее услышали все, – я что-то сама не своя… и рука болит. – Она продемонстрировала гипс.

Коллеги не отреагировали, сделав вид, что погружены в свою работу, и Ника, положив трубку на рычаг, тоже вернулась за свой стол.

Но работа не шла. Ника была уверена, что за это время успела привыкнуть к угрозам и разного рода страшилкам, что ее ничем уже не напугаешь, но оказалось, что это весьма далеко от истины. Тот, кто звонил, сумел внушить ей страх, и теперь она снова была сама не своя от охватившего ее чувства незащищенности.

Ника обхватила руками голову, не обращая внимания на мешавший гипс, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать. «Даже странно, – думала она, кусая губу, – еще вчера я вылезла на парапет и едва не ногтями держалась за стену, и никакого страха не было и в помине, а сегодня от обычного телефонного звонка схожу с ума. Что мне делать? Как мне избавиться от этого кошмара? Если даже Гавриленко не может это прекратить…»

Почему-то она была уверена в том, что во власти Максима взять и разрубить этот узел кошмаров. Может быть, стоило попросить его об этом в открытую? Но Ника для этого была слишком гордой. «Черт меня возьми, ну почему я всегда все так усложняю? Почему не могу сама позвонить и сказать – помоги мне?» Она трогала пальцем лежавший рядом мобильный, но так и не решалась набрать номер Гавриленко, только толкала телефон по столу, как ненужную игрушку.

– Иди домой. – Тронувшая плечо рука Натальи заставила Нику вздрогнуть всем телом. – Ты что-то и в самом деле совсем того… Иди, Ника, иди. Оставь, я закончу твое.

– Там много… – вяло запротестовала Ника, но скорее сделала это для вида – домой хотелось жутко, до крика. Запереться на все замки, задернуть шторы, лечь на кровать в спальне и накрыться с головой пледом. Как в детстве – вроде бы так нестрашно, «я в домике».

– Иди-иди. – Наталья почти силком заставила Нику встать, собрала в ее сумку мелочи со стола, туда же бросила мобильный и решительно повесила ее на плечо Стаховой: – Все, готова. Дома чайку с молоком, меда ложечку туда – и спать.

Стахова вышла из здания, миновала турникет и почти сразу налетела на Максима.

– О-па, – аккуратно переставляя ее на тротуар, проговорил он, – как я вовремя. Думал, что придется вызванивать. А это что еще?! – Он заметил гипс на руке Ники и осторожно взял ее за пальцы.

Нике стало не по себе. Ей почему-то казалось, что Максим в курсе того, что произошло с ней прошлой ночью, а спрашивает для того, чтобы запудрить мозги.

– На роликах каталась, упала неудачно, – хмуро буркнула она.

– На роликах? На Поклонке, что ли? – удивился Гавриленко абсолютно натурально, и Ника почувствовала себя совершенно сбитой с толку. – А чего же меня не пригласили? Я люблю ролики.

«Ну, могу себе представить… Катимся мы с тобой, а за нами толпа исходящих слюной светских телочек…» – хмыкнула про себя Ника. А Гавриленко, воодушевившись, продолжал:

– Давайте в выходной покатаемся вместе?

– Нет уж, хватит с меня! Вполне достаточно сломанной руки, знаете ли. – Она почти выдернула пальцы из его ладони. – И вообще… я домой иду, меня отпустили в связи с плохим самочувствием.

– Как официально, – улыбнулся Гавриленко, который никак не мог понять, что происходит с Никой и почему она себя так ведет.

– Как есть.

– Тогда… я провожу? – склонив набок голову, поинтересовался он и предложил Нике полусогнутую руку: – Прошу.

Стахова взяла его под руку и, сделав пару шагов, вдруг почувствовала, что за ними наблюдают. Обернувшись к проходной, она увидела Масленникова, изо всех сил сжимавшего пальцами блестящую трубу турникета.

Прогулка оказалась короткой – Ника жила наискосок от редакции, и теперь, стоя у подъезда, она испытывала неловкость. По правилам, нужно было пригласить Максима подняться, но она боялась сделать это, боялась показаться навязчивой, настойчивой. А проститься и уйти – как-то неловко. Ситуацию спас сам Гавриленко:

– Не хочу показаться нахалом, но…

– Может, чаю? – улыбнулась Ника. – Не вопрос!

И внезапно стало так легко, словно с плеч сняли тяжелый рюкзак. В лифте, вынужденные тесно прижаться друг к другу в маленькой кабине, они взялись за руки, и Ника почувствовала, как чуть чаще забилось ее сердце.

– Ника… если ты скажешь, то… мы просто попьем чаю… – пробормотал Максим, касаясь губами ее макушки.

– Конечно, попьем. – Она прижалась лицом к его голубой майке-поло и даже не сразу поняла, что лифт остановился.

Молча, точно боясь спугнуть возникшее между ними чувство, они спустились к квартире, и Ника вставила ключ в замок. Рука Гавриленко легла сверху, легко управляя Никиной, повернула ее в сторону. Дверь открылась, Ника сделала шаг вперед, чувствуя, что Максим не выпускает ее руку с зажатым ключом. «Что я делаю? – пронеслось в ее голове. – Боже мой, что же я делаю?» Но губы Максима уже нашли ее, руки осторожно сняли с плеча и опустили на пол сумку, и Ника совершенно расслабилась. Она перестала думать о том, как выглядит, о том, что на руке гипс, о том, что она крупная, полная, совершенно непохожая на тех девиц, которые оказывались рядом с Гавриленко раньше. Сейчас он был с ней, он был ее – и все остальное не имело никакого значения.

– Очень душно… – выдохнула она, уже оказавшись на пороге спальни, и Максим быстро обогнул кровать, распахнул окно и задернул темные шторы:

– Так лучше?

– Ты, смотрю, совсем у меня освоился, – улыбнулась Ника, пытаясь одной рукой стянуть с себя расстегнутые джинсы.

– Погоди, я сам… – Гавриленко опустился на колени и медленно, обнажая сантиметр за сантиметром кожу, освободил Нику от мешавшей детали гардероба. – Ты такая красивая, Ника… – пробормотал он, прислонившись щекой к бедру и глядя снизу вверх в глаза застывшей от изумления Стаховой.

– Уверена, ты говорил это куда более красивым женщинам!

– Не буду отрицать – говорил. Но вряд ли они были такими, как ты. – Максим поднялся и взял Нику за подбородок. – Не думал, что ты можешь быть неуверенной в себе.

– А кто сказал, что это так? – прищурилась уже справившаяся с волнением Ника. – Я принимаю себя такой, как есть.

– А мне ты только такой и нравишься, – заверил Гавриленко, стягивая через голову майку.

Как и думала Стахова, у него оказалось крепкое, тренированное тело без грамма жира, хороший пресс и довольно внушительные бицепсы, хотя одежда каким-то странным образом скрывала это. Рядом с ним даже крупная Ника не казалась себе такой уж большой.

«Так странно… я уже забыла это ощущение от нового тела в постели. Столько лет с Артемом… чувствую себя кошкой, утащившей хозяйское мясо. Как он смотрел на нас сегодня…» – Все это пронеслось в Никиной голове за те секунды, пока Гавриленко опускал ее на кровать и ложился рядом, бережно поглаживая ее кожу.

Максим оказался на удивление нежным, слегка робким, и это сильно удивило Нику. Ей казалось, что человек, которому были доступны любые женщины, в постели будет вести себя требовательно, капризно, ибо успел пресытиться разнообразием тел. И его желание доставить сначала удовольствие ей, а потом уж себе, тоже оказалось приятной неожиданностью.

– Как порядочный человек, я теперь обязан жениться, – пробормотал он, крепко прижимая ее голову к своей влажной от пота груди.

– Очень смешно, – прогнусавила Ника, стараясь вывернуться, – зачем ты все портишь?

– Порчу? Чем?

– Пошлостями. – Нике удалось освободиться и сесть, натянув на грудь простыню.

Гавриленко тоже приподнялся на локте и удивленно смотрел на Нику:

– Не понял.

– А что тут непонятного? Я… совершила ошибку. Ошибку – понимаешь? Этого не должно было случиться. – Стахова обхватила себя за плечи и продолжила: – Понимаешь, это против правил. Против моих правил.

– Правил?

– Да. Я не должна была переходить эту грань… грань между работой и удовольствием, понимаешь?

– Так я для тебя всего лишь работа? – грустно спросил Максим, дотягиваясь до Никиной руки и властно забирая ее в свою. – Значит, все наши прогулки по бульварам – это только часть работы, да?

– Ты не понимаешь…

Нике казалось, что она говорит что-то не то, не так, но остановиться она не могла. Ей на самом деле казалось, что сейчас она нарушила какой-то собственный кодекс, которому подспудно следовала все время до встречи с Гавриленко.

– Так объясни! – требовательно сказал Максим, чуть сжимая ее пальцы. – Объясни, чтобы я не плутал в лабиринте твоих мыслей и поступков, потому что я уже и сам не понимаю, куда иду и какие правила нарушаю. Ты нравишься мне, Ника, очень нравишься, так, как никто прежде. Но ты… ты зачем-то выстраиваешь все новые преграды. Едва мне начинает казаться, что все, путь свободен, как тут же возникает новая трудность. Ты сама не устаешь от этого? Не пробовала просто жить? Жить, а не выстраивать стены?