Наезд - Владимир Спектр

Я знал – наступит время, и я не смогу доверять даже самому себе.

Хулиганская девка Весна ворвалась в город, изнуренный затянувшейся зимой. Как-то по-блядски зазвенела капель, побежали ручьи, засветило солнышко, даже ветер стал каким-то ласковым, кошачьим, почти летним. В связи с этим и настроение мое стало подниматься. Объективно радоваться было нечему, но человек так уж устроен, что вот выглянуло солнце, зачирикали птички, и на душе тоже стало по-весеннему светло. Особенно это было заметно в преддверии уикэнда. К Вадиму приехала какая-то давняя подруга. Ее звали Ириной, и, по-моему, именно с ней мой друг отвязывался на диких полуподпольных квартирных сейшенах в далекие перестроечные годы. Потом пути их разошлись, Вадим подался в медицину, а она променяла психоделические ценности мира хиппи на ценности житейские. Инстинкт взял свое. Ира вышла замуж за степенного немецкого бюргера и родила двойню. Постепенно превратилась из очаровательной хиппушки с ворохом спутанных черных волос в степенную, аккуратно расчесанную, пахнущую сложным букетом парфюмов, гелей, лосьонов и детских присыпок мать семейства. Но, видимо, дух Вудстока крепко сидел у Ирины в душе. В который раз утвердился я в мысли, что, как ты ни меняйся, прошлое нет-нет да и вылезет наружу, грубо дефлорируя оболочку внешнего лоска и важности. Объяснив мужу, что едет в Россию повидаться с родственниками, она примчалась в Москву и первым делом направилась к моему другу. Тоже, собственно говоря, родному ей человеку. Тот с радостью восемнадцатилетнего шалопая подхватил инициативу и принялся отвязываться с азартом не меньшим, чем в далекой юности. Я, помнится, уже как-то обозначал, что мы с Вадимом, при всех наших семьях, детях, разводах, бизнесах и практиках, никогда не станем взрослыми. Но иногда даже я (представьте себе) внутренне вздрагиваю от того, насколько старше ощущаю себя по сравнению с другом. Уж если Вадим собирался отдохнуть, то так, что иным и нынешним студентам не снилось! Я часто задавался вопросом, откуда берутся такие вот индивиды? Ведь даже в животном мире не найти примера большей безответственности. Мать-Природа – мудра, а мы всего лишь неудавшийся эксперимент…

Однако как часто я потакал этой черте, или то, что я творил, называется не «потакать», а «искушать»?

По случаю приезда Иры Вадим предложил зажечь вместе. Что означало это «зажечь», я догадывался и не колеблясь согласился. Чем не пример той же безответственности? Мне ведь уже за тридцать, за тридцать! Я давно вышел из юношеского возраста, когда все грехи можно списывать на молодость.

Я часто задумываюсь о своем возрасте. Время бежит все быстрее и быстрее, вскоре мне будет сорок, а там уже и старость не за горами. Чего добился я в этой жизни, за эти свои тридцать? Какие-то сомнительные материальные успехи, грозящие превратиться в череду неудач. Сын. Это что, достояние? Миллионы бездарных, ни на что не способных плебеев рожают и рожают, рожают и рожают, рожают и рожают, и никак не могут остановиться. Давно пора ввести жесткие законы, ограничивающие рождаемость. Захотел завести ребенка, будь добр, докажи свою состоятельность. Причем не только материальную, но и моральную. Имеешь ли ты право растить маленького человека? Не искалечишь ли ты его своим пьянством и развратом, крайним кретинизмом и скудоумием? К сожалению, до этого далеко. Миллионы нищих и деньгами, и духом рожают, плодят, сеют…

А Церковь, кровавая наследница крестовых походов и инквизиции, тоталитарнейшая из мировых корпораций, отрицает аборты. Да что аборты, даже контрацепция удостоена глухого неодобрения. С Церковью все более или менее понятно. Секте нужно мясо, прихожане, паства, рабы. Но нужны ли рабы миру? Может, вместо миллиона сектантов стоит вырастить десять свободных, не роботов, но людей? Хотя, в конце концов, даже самый свободный из ныне живущих в некотором роде всего лишь андроид.

Вечером в пятницу Вадим с Ириной приехали к нам с Таней в гости. Было часов десять вечера или половина одиннадцатого. Конечно, мы не сели за стол пить белое вино под салат из настурции и авокадо и филе кефали с чили. Мы не вытащили из холодильника покрытые изморозью бутылки пива Sol. Не разлили по маленьким чаркам густую замороженную «Столичную». Не устроили, в конце концов, чаепитие с лимонным бисквитом, игриво украшенным лепестками роз. Мы даже не сочинили себе и гостям какой-нибудь новомодный коктейль вроде «гаванской устрицы». Вместо этого Вадим высыпал на стол горсть пузатых голубых таблеток.

– Специально для Володи, – сказал он, – дизайнерские. От Armani.

– Я не буду, – Таня смущенно и немного виновато разглядывала наши довольные лица.

– Ну, как хочешь, – сказал я, – пожалуйста. Может, тогда просто выпьешь немного вина и посидишь с нами?

– Она же будет не на волне, – Вадим, казалось, был раздосадован. – Ира тоже еще ни разу не пробовала. Даром что из Франкфурта приехала.

– Да ладно, – мне не хотелось излишних препирательств, – не хочет человек, и ладно.

Какое-то время все молчали. Ира принялась показывать фотографии своих детей. Этот ритуал, совершенно обязательный для всех родителей, вызвал у меня омерзение. Я почувствовал, что ненавижу эту бывшую хиппи, так удачно перевоплотившуюся в стопроцентную тетку.

– А это не очень опасно? – неожиданно поинтересовалась Таня и, взяв со стола одну из таблеток, принялась сосредоточенно разглядывать ее.

Мы с Матусяном едва заметно улыбнулись друг другу.

– Не опаснее, чем если бы ты выпила водки.

– Только намного приятнее.

– Мне точно не будет плохо? – спросила она снова.

– Я никогда не видел человека, которому от Е стало бы плохо. – Вадим выглядел самым натуральным коновалом, убеждающим пациента принять новое, малоизвестное лекарство.

– Только давай мы с тобой есть не будем, – предложил я другу, – а вмажем. Уж больно мне скорость прихода нравится.

– Ладно, – Вадима, как всегда, уговаривать не приходилось, – тогда девчонкам надо прямо сейчас сожрать. Пока еще их накроет…

Ира и Таня немного помялись. Потом все же взяли по таблетке и проглотили их.

– Что будет-то? – не унимались обе.

– Да не напрягайтесь вы, – мне было немного забавно, – уже съели, чего уж теперь? Расслабьтесь, и все будет хорошо.

– Ой, а я не могу расслабиться, – Таня заметно нервничала. Она постоянно ходила по квартире. Присаживалась за стол, закуривала и тут же тушила сигарету. Пыталась поддерживать беседу, но не справлялась. Было видно, что она сильно поглощена собой, своими ощущениями.

– Не волнуйся, кошка, – сказал я твердым, уверенным голосом, – скоро все будет хорошо.

Вадим тем временем готовил наркотик. Он раскрошил таблетки (по две на брата) и растер их в порошок. Растворил порошок в воде. Намотал на иглу ватку и втянул раствор сначала в один шприц, затем в другой.

– Давай-ка я тебя ширну, старый наркоман, – сказал он мне, после того как закончил все приготовления.

К тому времени девушек уже начало накрывать. Они уже лежали на диване и курили, делясь впечатлениями.

– У меня немного кружится голова, – говорила Ира.

– А у меня пока все по-прежнему, только вот лампочки очень яркие, – отвечала Таня.

– Ой, звук стал каким-то объемным, – Ира указывала в сторону музыкального центра. Из колонок несся трек Dj Remy «Backstabber». Аппарат был поставлен на постоянный реверс, как только смолкал последний бит, все начиналось по-новому. Музыка была столь наркотической и вязкой, что действие MDMA однозначно усиливалось под ее влиянием.

Вадим двинул меня по вене, в кисть правой руки. Первое, что я почувствовал, была липкая тошнота.

– Блядь! – вскрикнул я. – По-моему, слишком сильно. Сейчас проблююсь!

Тишина была мне ответом. Вадим сосредоточенно искал у себя вену. Девушки затихли на диване и лежали не двигаясь. Внезапно меня накрыло. Ощущение столь мощное, что его невозможно было ни с чем сравнить. Животное чувство, но не оргазм. Намного глубже и сильнее. Как будто бы все это время я балансировал на краю бездны и вдруг рухнул в нее. Скорость падения стремительно возрастала, даруя неожиданную безмятежность и счастье. При этом тошнота не пропадала.

– Что же э-то за хуй-ня? – я говорил чрезвычайно медленно, мне становилось легче и тяжелее одновременно, я не мог разобраться в своих ощущениях.

Я прилег на диван рядом с Таней и Ирой. Девушки слегка постанывали.

– Вы слишком много двигаетесь и разговариваете, – едва слышно протянула Таня, – помолчите, пожалуйста.

Я замолчал и попытался расслабиться. Где-то рядом со стоном рухнул Матусян. По-моему, он даже не дошел до дивана, а упал на пол. Тошнота исчезла. Растворилось даже воспоминание о ней. Вместе с тем исчезло все мое сознание. Какие-то частицы меня парили в нирване. Казалось, я умер. Только это было отнюдь не плохо. Душа моя отлетела, покинув комнату, город, и даже саму Землю. Душа моя наслаждалась покоем. Потом она вдруг вернулась в тело, и я ожил.