Боль - Маурицио Джованни

Во дворе, на глубине трех этажей под ним, собралась маленькая толпа. Микеле увидел около десяти взрослых и нескольких детей, которые разинув рот смотрели вверх. Пожилая женщина слушала песню с восторгом. Во двор вошла его девушка, в одной руке держа сверток из газет. Она растерянно оглянулась. Из группы слушателей вышла консьержка, обняла ее и поцеловала. На одном из балконов второго этажа мужчина в шляпе-канотье даже захлопал в ладоши. Насколько Микеле помнил, он еще ни разу не имел такого успеха.

С того дня для жителей квартала он стал Певцом, а девушка — Любовью Певца.

26

Ричарди не удивился, когда узнал от Майоне про грязные сапоги на складе театра Сан-Карло. Он знал, что блужданию на ощупь пришел конец, и теперь кольцо вокруг убийцы будет сжиматься все теснее. Сначала указания, потом доказательства будут следовать в одном направлении, сливаясь в неопровержимую правду. Это справедливо.

Поэтому он, как обычно, назвал Майоне имя и фамилию того, о ком нужно собрать необходимые для расследования сведения. Майоне во всю прыть помчался выполнять приказ.

А сам комиссар отправился в приход Сан-Фердинандо, пригласить дона Пьерино на спектакль. Сегодня вечером он хотел послушать оперу.

Любовь Микеле и его спасительницы начиналась постепенно. Сначала улыбки, потом ласки и, наконец, отчаянное объятие. У них была одна и та же ярость, одно желание выжить, не дать убить себя ни голоду, ни людям, ничему. Теперь они больше не одиноки. Поскольку ясно, его уже никто не разыскивает, Микеле стал искать работу. Гордость не позволяла ему больше жить на скудные средства его женщины, у которой была работа, но явно не очень денежная.

Снова петь в ресторанчиках он не может, это ясно, там, разумеется, уже знают о том, что случилось в «Маттонелле». Поэтому он стал ходить по стройкам, которых возникло в городе великое множество, и предлагать себя в чернорабочие. Он нашел поденную работу недалеко от своего нынешнего жилища, на перестройке особняка на улице Монте-ди-Дио.

Вечером он возвращался домой совершенно разбитый, тело ломило от тяжелой работы, а душа тосковала без музыки, которой она всегда питалась. Снова перед сном призраки родных и земляков стали спрашивать его о том, что он делает, и еще больше о том, чего не делает. После этого при свете луны, падавшем из окна, он смотрел на безмятежное лицо своей женщины и находил оправдание для всего, а потом тоже засыпал.

Она понимала, как Микеле страдает в нынешнем положении из-за своих несбывшихся надежд. И однажды, когда он вернулся домой под дождем, она встретила его широкой улыбкой и сказала, что с помощью подруги добилась его прослушивания самим дирижером оркестра театра Сан-Карло маэстро Марио Пелози. Было 10 ноября.* * *

Снова увидев перед собой Ричарди, дон Пьерино встревожился. В глазах комиссара был холодный блеск, губы поджаты и оттого казались еще тоньше. Растрепанные ветром волосы падали ему на лицо и придавали ему еще больше решительности.

— Комиссар! Как скоро вы пришли! Я не ожидал, что снова увижусь с вами сегодня. Прошу вас, входите, устраивайтесь удобней в ризнице.

— Спасибо, падре. Извините, что снова вас беспокою, но я здесь для того, чтобы выполнить свое недавнее обещание.

— Какое?

— Не хотите ли сегодня пойти вместе со мной на спектакль? Мне это необходимо.

Лицо дона Пьерино стало печальным.

— Значит, вы пойдете в театр для работы. Я не об этом думал, когда взял с вас обещание пойти в оперу.

Ричарди на мгновение опустил глаза. Когда снова посмотрел на священника, в них уже не было лихорадочного блеска.

— Вы правы, падре. Это по работе, и мое обещание не будет исполнено. Я остаюсь вашим должником и подтверждаю свое обещание при первой возможности пойти на ту оперу, которую вы предпочитаете. Но я хотел бы попросить вас пойти со мной сегодня, если у вас есть такая возможность. С вами я, может быть, буду чувствовать себя в каком-то смысле спокойней.

Помощник настоятеля улыбнулся и положил ладонь на руку Ричарди:

— Хорошо, комиссар. Я буду сопровождать вас, как вы хотите. И снова помогу вам. Мне бы только хотелось, чтобы иногда вы были снисходительнее к себе самому. И поищите в глубине своей души те добрые чувства, которые, я знаю, у вас есть.

Ричарди согласился с ним и был при этом серьезен. А потом попрощался:

— До вечера, падре. И еще раз спасибо.

Микеле чувствовал огромное волнение, он стоял на сцене Сан-Карло! Разумеется, за годы учебы в консерватории он слышал много опер. Он хорошо знал, что его голос словно создан для больших ролей, действующих на чувства. И все-таки пение в ресторанчиках, как ни крути, стало упражнением для его голосовых связок и теперь поможет быть в форме на прослушивании.

Вместе с ним прослушивания ждали еще около десяти соискателей. Требовался исполнитель для нескольких оперных спектаклей, которые будут поставлены в течение сезона. Его брали в труппу поддержки.

Платили хорошо, но для Микеле важнее любого заработка была возможность воплотить свою мечту. Если его примут, призрак неудачи, который все время преследует его, наконец исчезнет.

Он пел всем сердцем, всей душой. Риголетто, любимая партия, созданная его мощным голосом, звучала словно в первый раз. Ни в ком из остальных соискателей не было столько ярости и страсти. Глаза Пелози, который слышал многих певцов за десятки лет своей работы, блестели от восхищения и изумления. Микеле оказался лучшим из всех и получил роль в спектаклях.

Возвращаясь домой, он не чувствовал под собой ног от счастья. А обнимая свою женщину, ощущал себя в раю.

Перед тем как идти в оперу, Ричарди зашел домой, не хотел, чтобы няня волновалась больше чем нужно, боялся того, что она потом скажет ему по поводу своей тревоги. Однако ранний приход не избавил его от бурного протеста, няня заявила, что, если он не будет есть всегда в одно и то же время, заработает болезнь желудка и, не предупредив ее о своем приходе, поставил в трудное положение, потому что ей нечем его накормить.

Последнее заявление было неправдой, на столе мгновенно появились холодное мясо и отварная зелень. Ричарди подумал, ему стоит каждый вечер приходить домой раньше, чтобы уберечься от болезни желудка.

Поев, он переоделся в темный костюм, потом раздвинул занавески на окне своей комнаты, не желая пропустить свое безмолвное свидание, и решил явиться на него хотя бы на минуту. Ричарди совершенно не предполагал, что Энрика знает о нем. Поэтому и не заметил жеста, которым она невольно выразила свое удивление. Энрика накрывала стол к обеду. Ричарди наслаждался ее медленными изящными движениями, которые казались волшебным домашним танцем, мастерством ее умной левой руки и тем, как женственно она слегка наклонила голову, оценивая расстояние от тарелки до столового прибора и от него до бокалов.

Ему пришлось сделать большое усилие, чтобы оторваться от созерцания Энрики. Но он не мог не прийти на вечерний спектакль в театр.

Майоне, согласно договоренности, ждал его у входа в управление. В ответ на вопросительный взгляд Ричарди он покачал головой:

— Данных мало. Он живет один, в квартире возле консерватории всего несколько месяцев, где жил раньше, никто не знает. В театре недавно, первый год, но говорят, он хороший певец. Остальное — завтра. Я оставил там Алинеи и Дзанини.

— Хорошо. Держи меня в курсе каждую минуту. А теперь идем, дон Пьерино уже ждет нас снаружи.

Публика в партере театра Сан-Карло была не такой элегантной и светской, как в день премьеры, но зато собрались истинные любители оперы. Дон Пьерино, ожидая Ричарди, рассматривал лица зрителей, постепенно собиравшихся у главного входа, и развлекался тем, что старался угадать по одежде, возрасту и выражению лица, на каком месте будет сидеть каждый из них. В такие вечера театр нравился священнику еще больше. Его не раздражали даже случаи, когда публика наказывала кого-то из певцов за ошибку громким свистом. Сам он был более снисходительным; как можно критиковать того, кто старался подарить тебе столь прекрасное переживание?

Когда появился комиссар в сопровождении бригадира Майоне, священник радостно пошел ему навстречу:

— Дорогой комиссар, добрый вечер! Хотя вы здесь и по делам работы, вы не сможете не по чувствовать очарования атмосферы этого театра!

Ричарди быстро огляделся, взял его за руку и сказал:

— Молчите, падре! Сегодня нет никакого комиссара и никакой работы. Никто не должен знать, что я здесь. Покажите мне, как вы обычно входите в театр.

Дон Пьерино растерялся, взглядом попросил прощения у Ричарди и указал на нишу в конце портика, где находился боковой вход. Все трое направились в ту сторону. Навстречу им вышел сторож Патрисо. Вначале он их не узнал.

— Извините, господа, но это служебный вход, сюда нельзя… Ах, это вы, дон Пьерино? И… бригадир, комиссар, добрый вечер! Чем могу служить?

Ему ответил Майоне:

— Здравствуйте, Патрисо. Как случилось, что эта боковая дверь до сих пор открыта?