Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– Здесь, – показываю место у гнилого пня, – только я не знаю, что это. Светится необычно.

– Как знал, – дед достает из корзины саперную лопатку.

Пень и корни легко крошатся. За дерном серая земля.

– Давай, я покопаю? – яма уже больше полуметра в глубину, из стенок сочится вода. Глина пристает к лопате.

– Сейчас посмотри.

– Вижу тоже самое. Теплое желто-оранжевое свечение у поверхности.

– По-простому не получится. Тем лучше.

– Опять загадки?

– Артефакт не здесь. Точнее, он здесь в географическом смысле, а в физическом в другом мире. Понятнее не объясню. И это хорошо. Другие не возьмут. Одному мне не достать. Я открою щель, а ты заберешь.

– А что брать?

– Что увидишь. И все что сможешь. Только никуда не ходи. В руки взяла и сразу три шага назад.

– Я боюсь. Это очень похоже на могилу.

– В каком-то смысле, это она и есть, – дед улыбается, но мне не смешно, – раз выкопал, куда ее деть. На этом месте щель и сделаю, проход в другой мир.

– Там опасно?

– Опасно. Если не знаешь, чего хочешь. Поэтому задерживаться нельзя.

– Ладно. Давай.

– Сейчас вставай на край ямы. Как только воздух поплывет, делаешь шаг вперед. Там смотришь, что светится, как ты видела. Берешь и шагаешь назад. Поняла?

– Поняла.

Дед Егор достал какие-то камушки и разложил кругом по краю ямы. Показал место, куда встать. Сам встал сзади. Я чувствовала, что делает какие-то жесты. Камушки засветились голубоватым. Воздух сгустился и потянул в сторону, закручиваясь. В этой прозрачной густоте появилась узкая светлая щель. Я шагнула вперед.

Леса вокруг не было. Ровная степь. Куцая травка колыхалась от ветра. Вечер. Вдали над горизонтом висели синие тучи. Небо серо-синее, как в сумерках. Передо мной на камне лежал кол. Или посох. Темного железа. Я шагнула к камню. Посох тяжелый, покрыт знаками и письменами. Железо красноватое. Я прижала его к себе и шагнула назад. Густота схлопнулась. Я запнулась о края ямы и села на борт. Дед заглянул мне в лицо. На его лбу капельки пота собирались в струйки по бороздам.

– Забрала, – выдохнул он.

– Только он там красноватый был, а здесь обычный, синий. – Железную палку покрыл синеватый налет, как после костра. Рельефные знаки и узоры теперь еле видны.

– Это еще хорошо. Природа вещей меняется. Мог и вообще каменным оказаться.

– И что теперь?

– Смотри, что с этим делать.

– Я устала, – и правда, сил не было. Пустота подбиралась изнутри.

– Тогда едем домой. Отдохнешь, потом посмотришь.

– А если не успеем?

– Успеем. Раз дали вытащить, разрешат и применить.

Дед срубил несколько молодых березок. Обрубил, как надо. Веревка тоже нашлась. В середине вязанки поместилась железяка.

– Вот, колышков сделал, – морщины сжались в хитрющее выражение, – теперь и грибов надо.

Грибы нашлись в ельнике неподалеку. Большие и маленькие сморщенные столбики прятались вдоль канавки. Моя сетка с дырочками наполнилась до половины. Дед тоже не стал собирать полную корзину. Обратно вышли на отворот. Ноги еле волочились. Хотелось есть. Бело синий автобус пылил, задевая обочину. Дед махнул рукой. Залезли, поздоровались. Ехало несколько человек. И все до Варегова. Смотрели на наши грибы и переговаривались. «Девочка, как в лесу? Мокро?» – «Мокро. Полные бы набрали, да устали, пока набрели. Все в одном ельнике и набрали». Через полчаса были дома у деда. Тот сразу занялся готовкой, а меня уложил на кровать. В ушах легкий свист. Темно-коричневые бревна покрыты трещинками. Будто полированные. Потолок подбит крашенной белым фанерой и медленно плывет, чуть дергаясь. Кровать жесткая, но лежать удобно. Я закрыла глаза. «Жесткая редкая травка колыхалась. Нездешние тучи гнал вечерний ветер. Земля между травинками серая. И лес был вдалеке. Узкая полоска левее в низине. Может, и река там. А камень как у нас, но железяка с усилием оторвалась. Магнитный?»

Запахло едой.

– Ну-ка, сначала это, – дед стоит рядом с фарфоровой посудиной. Сажусь. Горячий травяной чай. Травы горькие, только мед спасает. Но с каждым глотком в глазах проясняется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Лежи еще. Скоро все готово будет. Позову.

Я уснула. Разбудил шорох – кот точил когти на ножке самодельной кровати. Дед услыхав движения, заглянул:

– Вот и умница. Как раз готово.

Меня кормили бульоном из щучьих голов. Крепкий получился и очень вкусный. Выхлебав жижу, я решилась разобрать и голову. Наверно, спала часа два, потому что косточки были мягкие. Съела и вторую. Потом дед поставил сковороду с жареными сморчками, залитыми яйцом. Ценитель грибов из меня не очень. Доедал дед.

– Ты как, внучка?

– Полегчало. Ты мне дай эту палку еще потрогать. Я если не сейчас, так потом разберусь.

Дед вынес завернутую в тряпицу железяку. Подушечки пальцев скользят по еле заметному узору, тяжелая, килограмм десять. Непонятная притягательность. Нельзя с ней медлить.

– Спрячь ее. Как только пойму чего, позвоню или приеду. Рядом с собой не держи.

Дед провожает меня до Варегова. Вечереет. Мама, наверное, волнуется. С собой несу банку жареных грибов. На ужин пойдут.

– Деда, а чего нас не найдут? Ты же можешь. Да и я, если надо будет.

– Вопрос сложный для объяснения. Но попробую. Темные из нижних миров. Законы естества есть и у них. То, что они с другими свойствами, не значит, что умнее или осведомленнее. Да даже если и больше знают, то через свою натуру переступить не могут. Ложь в их природе. Поэтому информация от них очень противоречивая и непонятная. Полпоселка в подозреваемых будет.

– А люди, которые за них?

– Люди такие совсем ограничены. Особенно из органов. Поэтому надеются на систему.

– Баба Лида говорила, что раньше так было. Всех подозревали. Сажали семьями и конторами.

– Так и понятно. Когда точных данных нет, то работают по площадям. Вот всех и выкашивали, кто похож на человека.

– Так и бандитов тоже сажали?

– Конечно. Это же социально близкие элементы были. Да и сейчас есть. Присматривать за людьми кто будет? Но мы еще поговорим об этом. Ты, вот чего, если надумаешь или увидишь, что да как, позвони мне. И прямо не говори. Скажи, банки забыла отдать. Это значит, увидела что надо. Если скажешь «завтра занесу», то сегодня встречаемся, а если «чистые, готовые», то прямо сейчас. Если «грязные», то не спешим. Скажешь, занесу, значит, сама придешь. А «приезжай, забирай», я приеду.

Грибы мама сделала с рисом и луком. Получилось вкусно.

– А я с завтра в отпуске, – сообщила мама за ужином.

– Ты же хотела в июле?

– Там график поменяли, – замялась мама, – по быстрому отправили.

– Так и скажи, что попросили поменяться, а ты уступила.

– Или так. Но зато я решила поехать завтра в Ярославль. Посмотрю, что и как. Время терять нечего. Даже лучше, что сейчас. Одна тут переживешь?

– Езжай. Завтра Катя придет. Переживу. Даже если не в училище, а в школу, то лучше в городе. Все равно там надо устраиваться. Здесь мы жить не будем.

– Тогда на восьмичасовом завтра и поеду. Как думаешь, позвонить?

– Не надо. Где жена его работает, знаешь. К ней и зайди, первым делом. Но телефоны все возьми. И друга дяди Васиного, Паши, тоже.

Маму мы собрали, и утром я проводила ее на поезд. Сегодня еще консультация в школе. А через два дня первый экзамен.

Днем пришла Катя. Вместе готовимся, но больше болтаем о всякой чепухе. В дверь постучали. Заглянула бабуля:

– Маша, там мать тебе звонит.

Я бросила учебник и бегом к телефону.

– Алло, доченька! Вы как там, поели?

– Мам, все нормально. Мы большие. Нашла, кого надо?

– Все хорошо. Меня встретили, накормили. Маш, тут мне предлагают переночевать. И завтра на работу будущую с утра пойдем. Даже не знаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А чего там знать. Ты же за этим ехала. Оставайся.

– А ты как?

– Я не одна. Вон, баба Лида стоит. Пропасть не дадут. Да и Катя будет, – Катя толкает меня в бок, велит договариваться о ночевке, – со мной переночует. Можно? Уладим с ее бабушкой.