Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– А я вот все дела приделал. Дай, думаю, зайду.

– Пошли в дом. Мама сегодня раньше должна придти.

Дед достал бумажный кулек с пряниками. Я поставила чайник.

– Не приду я завтра в клуб, внучка.

– Что так?

– Тебе объясню. Боюсь не удержаться. Есть там один. Председатель совета ветеранов. Все школьникам про войну рассказывает да речи у памятника толкает. Так мне видится, что земной путь его скоро закончится. И не хочу, чтоб я был тому причиной.

– Слишком много говорит? – пытаюсь острить. Дед настроен серьезно.

– Если ты был в аду, захочешь говорить про это? Наоборот молчать будешь и забыть постараешься. Сердце человеческое не беспредельно, столько горя носить постоянно. Не в том дело. Знаю про него нехорошее. Но нельзя убивать, как бы ни было. Запрещено. И видел я тебя там завтра.

– Не собиралась никуда. Надо сходить? У памятника все Варегово будет, потом в клуб пойдут.

– Просто к нему подойти. Почувствуешь сама.

– И все?

– Как мне дали понять, и все. Еще будет дело, только узнаем мы сразу, как делать надо. Завтра я тебя все же подстрахую.

– А я причиной никакой не стану?

– Если воли твоей к этому нет, то не станешь. Если кто зло желает, то неважно, каким средством исполняется. Это я про колдуний. Они же ножом не режут, но убить могут. Так что плохого не думай.

– Зачем меня страховать тогда?

– Бабка Лида говорила же тебе, что я фронтовой разведчик? Вот и привык все основательно делать. Скажи лучше, как занятия двигаются?

– Пока встало. Трубу в воздухе еще как-то раздвигаю, а уплотнить не получается.

– Не сразу Москва строилась. Тренируйся, получится.

Глава 10

День Победы – общий праздник. Сначала все идут к Памятнику за клубом. Там уже стоит почетный караул из школьников. Выступают ветераны и руководство. Поет детский хор. Потом ветераны собираются в клубе на получение подарков. Народ начинает гуляние. Компании сидят во дворах, на огородах, по домам. Смотря, какая погода. И мы стол собираем, к нам бабуля зайдет. И деда Егора ждем.

До памятника три минуты ходу. Прогуливаюсь не спеша. Слышно детские голоса, поздравляющие стихами в микрофон. Навстречу попадается почетный караул со смены. Влад важно вышагивает впереди с автоматом на шее. Воздух сгущается. Нежная листва берез уходит на второй план. Возникают образы. Расшифровываю «пакет». «У каждого есть отпечаток ауры, особое свечение, по которому узнают человека, даже не видя его. И это свечение нестабильно, его можно скопировать с другого на себя. И наоборот. Так во снах бывает. Впечатление, как от близкого человека, а черты лица другие». Дальше не лезу. Страшно. Надеюсь после вернуться и выныриваю в мир. Звонкие голоса, испорченные плохим усилителем, прорываются и заполнят все вокруг. На окраинах толпы пьют пиво и тайком разливают водку. Дети потащили цветы. Сейчас будут расходиться. Вижу солидного ветерана с планками, плечи не сутулые и шире, чем у остальных. Бравая речь, но цепкий взгляд щупает каждого. Отвернулась и пошла в клуб.

Сегодня у меня косички. Захотелось так заплести. Перетянула красными резинками. Еще прохладно, поэтому в курточке. Под ней олимпийка и футболка. Юбка серая, которую мама отдала, не очень идет к кроссовкам. Но и для ботинок уже тепло. В клубе вечная прохлада. В зрительном зале приготовления. Решила, что не пойду туда. Просто поздороваюсь и уйду. Да, именно с этим ветераном. Если ошибусь, то и ладно. Жду в сторонке от входа, рядом с лестницей на второй этаж, где библиотека.

Оживленные голоса заполнили вестибюль. Бойкие деды и пара бабушек проходят в зал. В полумраке у лестницы вижу мельком свое отражение в стекле. И тут же образ девушки. Она похожа на меня, но волосы черные и ямочки на щеках. Красивая хохотушка. Тоже две косички, только ленты вплетены. А может, и у меня ямочки будут? Я потянула себя за косички и двинулась к выходу. Остановил меня взор, пронзительный и злой, который не как не вязался с улыбающимся ртом и смехом. Я уперлась в пиджак с планками под расстегнутым коричневым плащом. Мелькнувший образ невидимым облачком влился между нами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Здравствуй, – выдохнула я. Надо бы на вы. Но захотелось сказать так. Взор ветерана поплыл. Стал человеческим. Потом удивленным. Непонятное узнавание изменило лицо:

– Марыся? – старик глубоко задышал.

Я подняла лицо. Глаза в глаза:

– Вспомнил? – слова рождались сами.

Ветеран поднес дрожащие пальцы моему лицу. Я поднырнула и скользнула на улицу. Обрывки фраз стихали: «Степа, чего встал то? Спину прихватило? Забыл чего? Эй, стул несите, заплохело человеку».

От перекрестка я оглянулась. Кто-то бежал от клуба к аптеке. «Звонить» – догадалась. Пришло понятие, что звонить бесполезно. И что должно быть, произошло. На отвороте к дому стоял дед Егор.

– Здравствуй, деда. Все, видела его.

– Здравствуй, внучка, знаю.

– Пойдем к нам. Тебя ждем.

– Нет. Проводи меня до тропинки.

Мы идем по пустынной дороге, молчим.

– Расскажешь? После моего «здрасте» ему плохо стало.

– Не после «здрасте», а как вспомнил кой-чего.

– Эту девушку?

– Видела? Да, ее. Я тебе расскажу, но язык держи за зубами. Это Степа. Служил он в НКВД. На войне сначала заградотрядом командовал. Потом народы переселял. Шпионов ловил. Как-то на Украине понравилась ему девушка. А у таких «вояк» разговор известный, силой и властью своего добиваются. Хоть и он ей приглянулся, но так она не хотела. Думала, по любви будет. Случилось так, что какие-то родственники ее дальние попались в лесу с бандеровцами. Еду приносили или еще что. Он ее и арестовал. Перед выбором поставил. Девушка отказалась. Много говорить не буду. Били и насиловали всей группой, пока не умерла. Думал, так и пройдет, как с другими. Не прошло. Не смог забыть. Он потом в лагерях служил, пока на пенсию не вышел.

– Ты говорил, что путь его оборвется. Это из-за меня теперь?

– Себя не кори. Не нам решать, когда и кто умрет. Если бы прощения попросил у нее, хоть и мертвой, то имел бы шанс. Скоро за грибами поедем.

– У меня экзамены в июне.

– Раньше управимся.

* * *

Максим Иванович негодовал:

– Мы должны быть в полной готовности. Великое Знамение случилось. И тут начались потери. Я не верю в случайности. Сколько лет ему было?

– Шестьдесят пять. На вскрытии кровоизлияние в мозг, геморрагический инсульт. Шансов не было. – Невзрачный человек не чувствовал вины.

– Так не бывает. Все последние шаги восстановили? Все проверили?

– Замер в дверях. Потом сел. Ничего не говорил. Потерял сознание. Через три часа умер в машине скорой помощи.

– Бригаду врачей проверили?

– Всех проверили.

– Активность на участке, вот что это значит. Бригаду усилить. До конца мая ждем. На Переславском и Рыбинском объектах как обстановка?

– Спокойная.

Вечером Максим Иванович приехал на одну из многих дач кооператива «Строитель». Горбатый человек сидел в кресле, укрывшись пледом.

– Мы потеряли координатора на Варегове. Это отвлекающий маневр?

– Информацию не дают. Провели уже три ритуала. Глухо. Надо решать самостоятельно. Мы на переднем крае борьбы. Бывает, что надеяться не на кого.

– А если проход не откроется вовсе?

– Откроется. Так обещано. Знаки сбываются. А вот позже или раньше, зависит от нас.

* * *

В конце мая нас отпустили на подготовку. Сдавали изложение, русский устно, математику устно и письменно. Знали, что выпустят всех. Мы с мамой обсуждали почти каждый вечер предложение Дмитрия Семеновича. Мама предлагала закончить мне школу здесь, а потом поступать в педагогический институт на русский язык и литературу. Я настаивала, чтобы учиться вместе. Никаких жертв не нужно. Выживать вдвоем легче. Самочувствие у меня хорошее. Смогу подработать. Мама устроится на полставки куда-нибудь еще, а работать буду я. Да хоть тем же дворником. Их постоянно не хватает. Меня неожиданно поддержала бабуля. Тоже считает, что пока молодые, надо двигаться вперед. Насчет дальнейшей учебы мнения разошлись. Баба Лида кормила нас пирогом и отстаивала свое мнение:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})