Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– И что делать?

– Маскироваться. Говорить надо только тогда, когда дело на принцип. Когда молчанием сам себя предашь.

– Но там почти религиозное поклонение партии и вождям. Все эти собрания, показуха. Противно.

– Не поклоняйся. Всегда есть способ тихо отойти в сторону. Ты мне лучше скажи, как у тебя дела с упражнением, которое я задал?

– Вижу, что воздух неоднородный. Вижу щели между массами. В них снежок быстрей летит.

– Молодец. Теперь попробуй сделать так, что бы эти клубы подчинялись твоей воле. Сделай из них трубу. Или плотную стену. Сразу не получится, но занимайся и все будет.

– Деда, а скажи, вот ты здесь зачем?

– Ух какой вопрос непростой! Присматриваю я за этим местом.

– Сторож?

– Вроде того. Место здесь непростое. Смотрела вдаль?

– Да. Воронка мертвенная, синяя. Вниз.

– Это она вниз тащит силу, какую может. А вот наверх пытаются вылезти те, кто внизу. Периодически.

– А что, это так сложно?

– Конечно, сложно. Мир живет по законам. Все их знает только Творец. Остальные по мере изучения. И нарушить эти законы нельзя. Поэтому для каждого действия должны быть свои условия. Магия – наука об условиях. Никогда не задумывалась, зачем примитивным в техническом плане цивилизациям развитая математика?

– Я только про индейцев майя читала. И еще про шумеров. Им надо было посевы рассчитывать, когда чего сажать.

Дед засмеялся:

– Да крестьяне уж как-нибудь без математики справляются. А то, пока ее не было, с голоду помирали. Глупости не повторяй за объяснялками. Математика нужна для расчета условий: положения звезд и планет, расстояний, освещенности и много чего. Люди очень ленивые и рациональные существа. Так просто палец о палец не ударят.

– Значит, вылезти из этой бездны тоже не просто? Много условий надо соблюсти?

– Конечно, много. Время нужное выбрать, куда силу влить для запуска, слова нужные или вибрации, струны к примеру, положение планет. Огромный невидимый механизм. А камушек вставишь в нужное место, и уже так не работает.

– Ты эти камушки вставляешь?

– И я тоже. Зачем тебе все это рассказываю? Большое зло замыслили темные в ближайшее время. Если не остановим, сразу здесь все появятся. Остановим – еще можно побороться.

– А уже вылезали?

– Пытались. Раз ничего не помнишь, скажу – в восемьдесят четвертом году смерч был. У мамы или у бабули своей расспроси. Да и не один. По всему центру России прошлись. И ваше Варегово краем задело. А вышел наш смерч из карьер. Рыбаки видели, как зарождался. Несколько десятков человек погубил по области. Но должно было быть хуже. Вот тебе пример материального воплощения. Но ненадолго. А могли и остаться.

– Помешали?

– Да. Но не я. Тот, кто смог, уже ушел навсегда.

– Так опасно?

– Очень. У демонов своя агентура. Точнее, мы сейчас, как партизаны на оккупированной территории. Это у нас агентура. А у них все. Но опять же, закон обойти не могут. Иначе бы все давно их было.

– Страшно, когда зло рядом.

– Ты уж меня прости, старого, что груз такой на тебя примеряю. Только кто ж еще мне поможет?

– Я смогу помочь?

– Сможешь. Снег стает и займемся. А сейчас прошу, не лезь на рожон.

– Расскажи про агентуру демонов.

– В другой раз. Все надо постепенно, сама знаешь. Сейчас давай поедим.

Дед достал из печи томленых карпов в сметане. Вкуснотища неслыханная. Все косточки мягкие. Карпы ему с рыбхоза привезли в обмен на мед. После обеда дед сходил к соседу. Вернулся с длинным парнем. Тот держал на плече две пары лыж.

– Это Гриша. Тебя проводит через поле до поселка. Напрямую ближе в два раза, а то и более.

У Гриши были светло-серые глаза и веснушки. Из-под шапки с бомбошкой торчали светлые волосы.

– Привет, Гриша.

– Привет, – буркнул он в ответ, – ты Маша?

– Маша. Пошли? – я обняла деда, взяла пакет с тремя крупными карпами.

Мы прошли по дороге и свернули на поле. Лыжи охотничьи одевались просто. На солнце наст затвердел и держал прекрасно. Почти не оставляя следа я скользила вслед за парнем. Через пару километров мы остановились у окраины поселка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Спасибо, Гриша. Дальше дойду.

– Ага. А ты Макарова? Из восьмого?

– Точно. Ты же в нашей школе. В десятом.

– Да, в десятом. А ты где такие книжки берешь? Мама достает в библиотеке? Тогда в театре это же ты режиссера застыдила?

– Не застыдила, а натолкнула на мысль. А книги все те же самые.

– Ладно, давай. В школе увидимся.

Глава 9

Весенние каникулы короткие. Зато после них последняя четверть. Я забросила на неделю все занятия. Разговор с дедом Егором поставил перед выбором. Хорошо, я ничего про себя не помню. Маму пришлось полюбить заново. И как можно не любить человека, который любит тебя? Но до болезни я как-то жила. После возвращения в бурные потоки жизни появилось осознание себя, как человека, как девушки. А ощущение чужой, приглашенной зачем-то души стало уходить сначала на второй, а потом и на третий план. Я по-прежнему много читаю. Часто такое чувство, что перечитываю. Это позволяет видеть мелкие детали и не глотать взахлеб. Сначала мне было все равно, как я одета. Ну, почти. Стиль все же должен быть. А теперь присматриваюсь к чужим обновкам. Хочется вкусненького. Понимаю зависимость от денег. Но только умом. А вот все мои тренировки и способности с позиции этого бытового ума – просто блажь. Или способ достижения красивых шмоток, вкусненького и денег.

После возвращения из Селиверстова я оставила все занятия и почти до конца каникул сидела дома. Проплакала несколько ночей. Не разговаривала ни с кем. Перед мамой извинилась и сказала, что надо побыть одной. Я разглядывала детские фото в альбомах. Вот я в садике, вот первый класс, вот мы с мамой на экскурсии. Я смотрю и плачу по простой жизни, которая не моя. Что от меня надо? Пусть реальное зло будет сказками старого фантазера. А все явления можно объяснить научно. Вообщем, настал кризис.

Катя все-таки вытащила меня гулять в последний день. Она смотрит на мое припухшее лицо:

– Что с тобой?

– Думаю, правильно ли все, что я делаю. Зачем и кому это надо? Все проще. Непыльная работа, хороший муж, достаток, красивая одежда.

– Посмотри вокруг. У многих это есть. А дальше что? А дальше – еще больше достатка, одежды, поклонников?

– Это верно. До бесконечности.

– Папа мне в одном из писем написал, что быть собой это большая роскошь, доступная немногим. И пожелал мне не забывать себя при любых обстоятельствах. Я это помню. И тебе того желаю. Что толку будет во всем, если это уже будешь не ты, а твоя видимость?

– Умный у тебя папа. Не пишет?

– Мама говорит, он, очевидно, занят. Должен уехать на работу во Францию. И раз писем нет, то уехал, а там не до писем. Почтальонша по пьяни говорила, что у них приказ все письма за границу рвать прямо в отделении. Отсюда ничего не пошлешь. Так и сюда, может, не доходят. А ты про своего не спрашивала?

– Нет. Мама сказала, что потом. Когда я буду готова все понять.

После разговора с Катей я специально три дня еще просто жила. Еда, школа, приборка. А потом погрузилась в себя. Как обычно заглянула. И мне стало стыдно. Драгоценное во мне я думала променять на какую-то мишуру. Прежнего не будет. Извинилась перед собой. И решила во всех притягательных вещах не спеша искать смысл. Сразу пошли образы одежды, внешнего вида. Смысл каждой детали, узора, украшений. Информация в них настолько насыщена, что пришлось отодвинуть от себя на время и раскрывать порциями.

Сомнения не прошли даром. Я повзрослела. Мой выбор теперь сделан не по наитию, а осознанно. Двигаться вперед придется во всех направлениях. И в бытовом, и в общественном. «Планета людей», как писал Экзюпери. Уйти от этого нельзя. И не надо, иначе маскировки не получится. Пойдем осмотрительно и не спеша с выводами. И дед Егор тоже человек, и на его слова свой ум приложить придется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})