Времена и формы (сборник) - Степан Вартанов

– Начнем, – произнес человек в черном, что сидел в центре. При этом он посмотрел на сидящего слева. Тот поднялся.

– Именем Трора, – изрек он, – вы обвиняетесь в государственной измене. Признаетесь?

– В чем? – изумился Ван.

Тогда судья поднялся и объявил, что – именем Трора, (разумеется) двум бунтовщикам, Вану и неизвестному, отрубят головы. Процедура состоится утром.

Те, кого уже приговаривали в прошлом к смертной казни, поймут, а остальных я прошу поверить мне на слово: Ван имел полное право упасть в обморок. Очнулся он уже в камере.

– Добрый вечер, – приветствовал его Трор. – Ну как, понял, что такое цирк?

– Чему ты радуешься? – рассердился Ван. – Ведь завтра нам отрубят головы. Одновременно – тебе и мне.

– Одновременно не отрубят, – успокоил его Трор. – В городе только один палач. Кому-то придется быть первым.

– Но за что?! – Ван заплакал.

– Как за что? Тебя за песню, а меня – за нарушение спокойствия и оскорбление величия. Есть страны, где за подобные вещи и похуже наказывают.

– Но что в этом такого? Песня. Ну и что? – недоумевал Ван.

– Эта песня зовет, пойми, чудак! – Трор улегся на койку и заложил руки за голову.

– Зовет?

– Ну да! Зовет прочь из этой дыры. Есть на Юге такая сказка пришел в город крысолов, тоже, кстати с трубой, и заиграл. И все крысы ушли из города. Красивая сказка… А я вот видел, как это было на самом деле. Побили того крысолова. Люди побили, не крысы.

– За что – побили?

– Кто за что… Продавцы мышеловок боялись разориться, торговцы хлебом – что хлеба станет много, а значит, он будет дешевым… Так что бросили его, бедняжку, в море. Он, правда, выплыл, но крысами больше не занимался. Играл в кабаке. А потом сочинили сказку, что, мол, это крысы попрыгали в море. – Трор помолчал, потом добавил: – И про нас сказку сочинят, это точно.

Затем он, как и вчера, повернулся на бок и через минуту уже храпел.

И вот наступило утро. Чуть свет на городской площади застучали топоры – это плотники сколачивали эшафот. Затем стал собираться народ: послушать оркестр и заодно посмотреть на казнь.

Ван и Трор, в сопровождении четырех дюжих стражников, поднялись по деревянным ступеням туда, где палач уже готовил свой довольно-таки острый топор. Там же, на эшафоте, стоял накрытый сукном стол, за которым сидели судьи.

Стражи схватили Вана, подняли его и, как пушинку, положили головой на огромную колоду. Палач взмахнул топором…

Южнее Зеленой долины почему-то считают, что перед смертью, в самый последний момент, в голове человека с огромной скоростью проносится вся его жизнь.

Жители Севера резонно возражают – мол, какие там воспоминания, когда тебя с размаху тычут носом в занозистую колоду! Да и что было вспоминать Вану? Не хотел он ничего вспоминать.

…Топор больно ударил Вана по шее и разлетелся на куски. Как ни странно, наш музыкант все понял сразу. Он оглянулся на Трора.

О, Трора было не узнать! Теперь на нем были шитые золотом сапоги, куртка и штаны из фиолетового шелка и, главное, кроваво-красная мантия.

– Ап! – сказал Трор, и с Вана упали веревки. Стража тоже упала. Лицом вниз.

– Судью сюда! – велел Трор. Тут же из воздуха возникли два гигантских медведя и, после недолгих поисков, извлекли из-под стола господина судью.

– Скажи «ква»! – велел ему Трор.

– К-к-к-ва… – пролепетал бледный, как мел, толстяк и тут же превратился в жабу. Жаба эта стала расти и росла до тех пор, пока под нею не проломились доски эшафота. Тогда она заблестела медью.

– Ап! – снова сказал Трор, и бронзовая жаба взлетела в небо и опустилась вновь где-то за домами.

– Теперь у вас в парке новый памятник, – сказал Трор, и голос его разнесся по всей долине. – Это и есть _в_а_ш_ Трор. А настоящий Трор уходит. Живите, как хотите.

В тот же миг эшафот исчез, а Вон и Трор оказались далеко за городской стеной, на самом перевале.

– Отсюда я впервые увидел долину, – грустно сказал Трор. – Пошли, что ли?

И они пошли прочь.

А через час, как только взошло солнце, оркестр на городской площади исполнил «Гимн Города Трора».

Лето

Когда путник поднялся на перевал, солнце стояло почти в зените. Поэты и писатели не раз воспевали красоты здешних мест, и в особенности, долины Горячей реки.

Кипящий поток и утопающая в садах долина. Вечное лето. Заслуженные плоды Великой Победы… Путник миновал перевал, не подняв глаз, упорно глядя себе под ноги.

Это было странно.

Триста лет назад Долина была иной. Высоко в горах и сейчас еще заметны были шрамы, оставленные Войной, а тогда, говорят, и в Долине, и за горами просто не оставалось ничего живого. Это была Великая Битва. Так утверждали книги, и возможно, не лгали.

И тогда же, триста лет назад, Трор, величайший из волшебников, победил здесь последнего дракона. Драконы, как известно, возникли из ниоткуда, из пустоты между мирами, и было их семь. Трор изгнал шестерых и сбил седьмого молнией.

Молния была черной, как и все прочие чудеса Трора.

Затем злой волшебник ушел на Юг, не обращая внимания ни на людей, ни на умирающее чудовеще.

Однако дракон не умер. Он упал в воду, в небольшое озерцо, в которое разливалась в предгорье Горячая Река. Вода немедля вскипела. Чудовище попыталось выбраться на берег – и не смогло пошевельнуться. Вода, обычная вода, охладила его раскаленное тело – и сдалала кожу и верхний слой мышц твердыми как камень.

Дракон не умер. Три столетия превращал он в кипяток воду ледника, согревая долину и давая жизнь, богатство и процветание населяющим ее людям. Заслуженные плоды великой победы.

К вечеру путник был на берегу Драконьего озера. Дракон возвышался над водой, подобно бурому острову, покрытый глубокими трещинами, горящими в глубине вишнево-красным. Голова чудовища лежала на берегу.

Некоторое время человек смотрел на Дракона, затем он попытался заговорить.

Тщетно, голос тонул бесследно в реве пара, столбами рвущегося ввысь из-под боков исполина. Тогда человек подошел ближе, и стал кричать снизу-вверх, опираясь посохом о гигантскую челюсть и нимало не заботясь о своей безопасности.

Прошло не менее часа, прежде чем дракон открыл глаза. Человек вздрогнул и отпрянул, такая мука стояла в глазах зверя. Затем он сложил руки рупором и принялся выкрикивать слово за словом. Он повторил все трижды, прежде, чем убедился, что его понимают.

– Двенадцать часов. Пол-дня. Может быть, больше, но пол-дня – точно. Ты понял? – Гигантские веки медленно опустились и столь же медленно поднялись. Человек повернулся и пошел не оглядываясь вдоль берега озера и дальше, вверх по течению.

Он тщательно выбрал место, где река протискивалась между скал, именуемых на карте Воротами Дракона. Почни все названия в этих местах были связаны с пленником озера.

Человек собирался это изменить.

Сняв со спины рюкзак, он бережно извлек свою ношу – бочонок смолы горного дерева. Капля такой смолы стоила золотой, и человек проработал пять лет, прежде чем скопил нужную сумму. Гном, продавший ему смолу, потратил три недели, обучая его саперному делу – и это тоже стоило денег.

Наконец приготовления были завершены. Человек поджег фитиль и поспешил прочь. Не отдавая себе отчета, он выбрал место, с которого не было видно ни дракона, ни прекрасного города, лежащего в долине. Жемчужины северной части Континента.

Затем земля дрогнула. Не было слышно грома, не было видно огня. Гном научил человека фокусировать взрыв.

– Это подобно воле, – говорил он. – Поставь себе цель. Думай только о ней. Точка, где рождается Сила… Левая створка Ворот Дракона осела, запрудив единственный исток горячей реки. Человек жевал соломинку, вяло наблюдая, как прибывает вода по одну сторону запруды, и обнажаются донные камни по другую. Никакого подъема он не испытывал, да и не ожидал.

Дракон появился через восемь часов – и теперь он был иным. Трещины и бурая окалина исчезли, тело зверя горело ярким золотом, и иногда вдоль него пробегали голубые блики.

Зверь и человек посмотрели друг на друга, затем дракон склонил голову. Его тело не было приспособленно для поклонов. Подождав еще немного, дракон сжался в золокой клубок, рванулся ввысь и растаял бесследно в пустоте между мирами.

Тогда и только тогда человек посмотрел вниз, на обреченный город.

МЕЧ

Погоня отстала.

Хагар усмехнулся, хоть это было и непросто сделать на бегу, прыгая с камня на камень и пытаясь не сбиться с дыхания. Отстала погоня. А чего еще ждать от местных крестьян? Они привыкли к тяжелой работе, это правда. Тяжелой, с утра до вечера. И мышцы у них крепкие, и двужильными их зовут не зря.

Но вот выложиться полностью за, к примеру, час бега вверх по склону, нет, это не для крестьян.

Это для воинов.