Любовь требует жертв… - Диля Еникеева

— Те-то, видать, она вовсе не дорога, сама под пули прёшь. Просют же тя по-человечески — не лезь. Может, не поедешь, а? — с надеждой спросил он.

— Хрен тебе! Еще как поеду!

— Во дура баба! — в сердцах сплюнул Толик. — Как набьют брюхо свинцом — не так запоешь.

— Не боись за меня! Зато потом буду гордиться боевыми шрамами.

— Чё там гордиться-то? Пулю и дурак схлопочет. Гордиться надо, если она тя не достала.

— Не бзди, не достанет, — уверенно заявила Алла.

Тот с сомнением покачал головой:

— Командир велел за тобой глядеть, а как за тобой углядишь-то? Чтобы ты тишком сидела да не высовывалась — ни в жисть не поверю. Не тот у тя характер. Ребятам командир велел вас прикрывать. Главное, грит, не Саввиных бойцов перемочить, а вас с Ларкой в целости обратно привезти. Дак тя ж не удержишь, ты ж драться начнешь. Чё мне тогда с тобой делать-то?

— А ты дай мне автомат, — потребовала Алла. — Чтобы я тоже была при деле.

— Дак ты ж стрелять не умеешь? — удивился Толик.

— А ты меня научи.

— Разве ж можно прям щас научиться? Ехать пора, “стрелка” через час. Да и командир такого приказа не давал. Еще перестреляешь своих ребят. Кончай дурить, надевай броник.

— Да он на мне не сходится! — хохотала Алла.

— Сойдется, на всяких рассчитано.

— А на меня не рассчитано! Говорю же, мне надо сделать броник по индивидуальному заказу.

— Ты чё, собираешься еще на “стрелки” ездить? — обалдело уставился на нее Толик.

— А то! — самоуверенно заявила Алла.

— Ну ты, блин, даешь... — У него не нашлось слов, чтобы выразить свое неодобрение, и он использовал фразу, уже ставшую крылатой.

Из дома вышел Мирон, и Алла устремилась к нему:

— Славик, скажи ребятам, чтобы мне дали автомат. Я тоже хочу пострелять, если начнется заварушка.

— Нет, Алла, автомат я тебе не дам. Ты не умеешь с ним обращаться, да тебе и не надо этого уметь. Зная твой характер, могу предположить, что ты из-за своей любви к острым ощущениям первой откроешь стрельбу по боевикам Саввы. Нет, и больше эта тема не обсуждается.

Мирон резко повернулся и пошел к машине, — видимо, боялся, что любовница опять начнет капризничать и грозиться. Ее коронная фраза: “Я тебя пошлю, куда всех прежних посылала, и ты умчишься, высоко подбрасывая зад”, — действовала на Славу безотказно.

Все расселись по машинам. Сидящий на переднем сиденье Мирон обернулся к дамам:

— Очень прошу — ведите себя спокойно, что бы ни произошло. Алла, к тебе личная просьба — никаких реплик, ни единого слова и тем более — резких движений. Поверьте, любая неосторожность может привести к непредсказуемым последствиям. Они полные кретины, вы с такими еще дела не имели. На полу лежат запасные бронежилеты. Если начнут стрелять — накройте ими голову, грудь, живот и ложитесь между сиденьями, если не успеете выскочить, а успеете — прячьтесь за машиной. Ребята будут вас прикрывать и отвлекать огонь на себя. Внимательно слушайте меня. Если я крикну: “Бегите!” — убегайте в лес, до него там метров пятьдесят. Не мешкайте, они могут бросить гранату, и машина взорвется. Самое главное — не впадайте в панику. Бойцам дан приказ вас оберегать. Пусть жизнь положат, но с вами ничего не должно случиться. Все, больше никаких обсуждений и хиханек-хаханек.

Дальше ехали молча. Несколько раз пиликала рация, Мирон отдавал короткие распоряжения, по которым Лара поняла, что для подстраховки он расставил бойцов в укромных местах.

К месту встречи четыре автомобиля подъехали точно в назначенное время и попарно встали на некотором расстоянии друг от друга. С каждой стороны вышло по одному человеку. Мирон напряженно следил за происходящим. Бойцы держали свои автоматы наготове и тоже внимательно смотрели на парламентеров. И вдруг Лара увидела в окне одной из машин противной стороны парня из “Зари”. Тот тоже увидел ее и вытаращил глаза, потом обернулся к напарникам и что-то сказал. К стеклу придвинулась еще одна физиономия. Лара застыла, боясь пошевелиться, — мало ли как они отреагируют на ее присутствие.

Между тем парламентеры сошлись на середине поляны, о чем-то поговорили, потом представитель группировки Саввы вернулся к своей машине и появился уже с “дипломатом”, передал его бойцу Мирона, а тот понес “дипломат” командиру. Второй парламентер отошел к своей “вольво”. Все по-прежнему настороженно следили за каждым движением противника. Мирон перекинул “дипломат” на заднее сиденье, и Толик стал быстро пересчитывать деньги. Говорить он не мастер, зато купюры считал получше профессионального кассира — видно, сказался опыт сборщика дани.

— Порядок, командир, — оповестил Толик, захлопнув “дипломат”.

Мирон кивнул. Его парламентер снова вышел, навстречу ему — Саввин боевик, они перекинулись парой слов и пошли к своим машинам.

И тут случилось неожиданное. Открылась дверца, и вылез парень из “Зари”. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Все замерли. Парламентеры еще не дошли до своих автомобилей и остановились, полуобернувшись. Парень нетвердой походкой подошел к машине, где сидела Лара, чуть покачиваясь, наклонился к окну и прошипел:

— Мы еще встретимся, сука! Из-под земли достану.

Мирон прищурился и сжал челюсти так, что скулы побелели. Такого бешенства во взгляде своего друга и защитника Лара не видела никогда. Его светло-голубые глаза стали почти белыми от ярости. Слава был просто страшен. Лариса поняла, почему все боятся с ним связываться, — если его довести до такого состояния, он ни перед чем не остановится.

— Слав, он же пьяный или под наркотиками, — прошептала она, но ее никто не услышал.

Лариса сидела ни жива ни мертва. Сейчас начнется... Началось...

Мирон лишь кивнул, и тут же захлопали дверцы. Первым выскочил Толик, передергивая затвор автомата и яростно матерясь, за ним Серега, затем бойцы из второго автомобиля. Боевики Саввы немного замешкались, но вскоре тоже высыпали на поляну. Проводив взглядом своих стрелков, Мирон снова обернулся к подругам. Выражение его лица чуть смягчилось, но в глазах еще металась злость.

— Дамы, сохраняйте спокойствие, — ровным тоном произнес он. — Ни в коем случае не выходите из машины, мы сами разберемся. В другой ситуации сейчас бы уже не было в живых ни одного Саввиного ублюдка, но сегодня я не заинтересован в стрельбе и все улажу.

Он вышел, оставив свой автомат в машине, и направился к своим. Обе группы стояли напротив друг друга, держа оружие на изготовку.

— Эх, Алка, говорили же тебе — не надо было нам ехать, — не выдержала Лариса. — Видишь, что мы натворили. Если бы этот придурок меня не увидел, ребята получили бы деньги и спокойно уехали. А так наших на два ствола меньше.

— Молчи, подруга, — возбужденно проговорила Алла. — Самое интересное начинается. Эх, мне бы автомат, я бы тоже в строй встала или отсюда всех врагов моментухас расхреначила!

— Дура, своих же могла бы подстрелить!

— Надо научиться стрелять, — заявила боевая подруга.

Лариса безнадежно махнула рукой. Вспоминая белое лицо Мирона и его яростные глаза, она ожидала самого худшего и, кусая губы, напряженно следила за происходящим. Спина взмокла, из-под мышек текли ручейки. Сама себе была противна, но что поделать, если нет в ней Алкиного боевого задора...

По счастью, все обошлось. Савва на встречу не приехал, а приказа начинать стрельбу его боевики не получили, поэтому выжидали. К удивлению Лары, Мирон проявил себя дипломатом. Видно, опасения за жизнь милых дам перевесили желание поквитаться, хотя по бандитской этике оскорбление не прощается. Бригадир Саввы согласился, что виновный должен извиниться перед дамой, и инцидент будет считаться исчерпанным. Парень подошел и извинился, но его губы при этом тряслись, а глаза горели ненавистью.

После этого все пошли к автомобилям, не забывая поглядывать на противника. Бригадир Саввиной команды дождался, когда мимо него пройдет виновник непредвиденного обострения отношений, и, взяв наперевес автомат, так врезал ему прикладом, что тот отлетел на пару метров и остался лежать недвижимо. Хлопнули дверцы, боевики Саввы уехали.

Мирон был уже спокоен, зато Толик никак не мог остыть. Он был зол как черт, и только присутствие Аллы с Ларисой не позволяло ему выразить свои чувства с помощью привычного мата — командир строго-настрого запретил своим бойцам выражаться при дамах. От переполнявших его чувств Толик даже забыл о субординации и влез с предложением.

— Командир, — возбужденно произнес он. — Надо пристрелить этого гада. Они же его нам оставили. Имеем право наказать сволочугу по всей строгости. Позволь, а то душа горит.

— Нет, — отрезал Мирон. — Они сами с ним разберутся. Ты же слышал, бригадир сказал, что Савва не хочет войны. А по вине этого недоумка чуть не началась стрельба. Этот урод уже не жилец.