Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков

– Ну что, Слон, где наша палатка?

Заглядываю в первую от кухни палатку – там люди. Во вторую – тоже битком. А где Большой? Все блатные места заняты.

– Большой!!! Дегтярников!!! Ребят, никто Большого не видел?

– Да он на камбузе! Топит на массу!

Выволакиваю это сонное чмо из-за грязных бачков.

– Где палатка?

Большой, как ребенок, трет кулаками глаза. Понимаю, что орать на него сейчас бесполезно. Медленно возвращаю это чудовище в реальность.

– Саша. Саша! Где палатка?

Он смотрит на меня как первый раз. Пожимает плечами.

В итоге нам достался вигвам в самом отшибе, в конце лагеря. Но. Оказалось, не в этом была трагедия. Когда я забрался под полог, увидел, что центральный столб, на котором держится все брезентовое сооружение, вкопан аккурат в середину огромного муравейника. Мандец. Лучших сожителей не подыщешь. Но мы устали как черти. Набросали вокруг столба матрасы. Вроде ползают, но не активно. Отбой! Но даже это хрупкое спокойствие было разрушено. Большой вдруг решил реабилитироваться. Вскочил.

– Я сейчас!

Клим один заподозрил неладное:

– Куда?! Держите его, он безумный!

Большого уже след простыл. Через минут пятнадцать он возвращается. В руках трехлитровая банка. Синяя жидкость.

– Ну-ка! Отогните матрасы!

– Что это такое?

– Сейчас… Сейчас мы их!

Справа от меня курсант Александр Дегтярников по прозвищу Большой

Я даже не успел сказать «мама». Большой старательно вылил всю жидкость прямо на муравейник. Его обитатели подозрительно закопошились… Клим схватил этого юнната за шиворот:

– Это что такое?!

– Жидкость. От комаров. У санинструктора, Гриши Ревина, взял…

Лагерь-лагерек. Нашей палатки и не видно, она в саааамом конце

Минут через пять все матрасы, вся палатка были черного цвета. Муравьи объявили эвакуацию. Рассредоточились. Мы, соответственно, тоже. Клим, мокрый от росы, как от дождя, спал прямо на земле. И остальные ребята. Я пробовал, но так мне не уснуть. Всю ночь продежурил у палатки с ружейными пирамидами. Часовые менялись, я оставался на месте. И так до утра. Зато на подъеме успел к своим автомату и гранатомету первым из всего батальона. Спасибо Большому, посодействовал.

– Вот бы выбросить этот чертов ящик!

– Нельзя.

– Давай его закопаем, а потом откопаем вечером!

– Ты что, а пропадет? В тюрьму пойдем!

Я и не думал, что идти в экипировке иногда означает – налегке. Но наш командир роты быстро мне это доказал. На практике

Мы сидим на бруствере и оба дышим. Часто и неглубоко. Как загнанные ездовые собаки. Пот заливает глаза. Я предлагаю новые и новые варианты. История… Это уже второй инцидент на этих учениях. Теперь он произошел со мной при участии Маленького (ну, Запорощенко, это тот, что большой). И он, и я – пострадавшие. Можно сказать, даже жертвы. Пару дней назад, на рассвете, вызывает нас ротный наш, Штундер. В свою палатку.

– Поручаю вам стеречь патроны.

Оба-на, вот это маза. Сидеть в лагере и контролировать склад боеприпасов, пока остальные по жаре носятся.

Хором выкрикиваем:

– Есть, товарищ майор!

Оказалось, есть в этом задании небольшой нюанс. Штундер оживляется:

– Значит, так. Берете вот этот переносной сейф. И чтоб он был всегда у вас на руках. Ясно? Каждый вечер по прибытию в лагерь сдаете его под роспись. В оружейку. Утром получаете. Ясно?!

Мы меланхолично киваем…

Переносной сейф… Немаленький такой ящик, сваренный из толстого листового железа. Не пустой. В нем бултыхаются два цинка. Навесной замок. Личная печать ротного. По бокам две неудобные ручки. Точнее, две скобы из стального прутка. Сейф покрашен в ярко-голубой цвет. Мы выволакиваем его на свет божий. Килограммов сорок… И понеслась…

– Взвод, в боевую линию!!! Вперед марш!!!

Взвод в наступлении, мы с Маленьким бежим со всеми в одной цепи.

– Взвод! Преодоление минных заграждений!

Вместе со всеми вбегаем в проделанный саперами узкий проход. Выбегаем. Снова разворачиваемся для атаки. Волочем этот ящик, рвем жилы. Нет, ребята нам иногда помогают. Когда Штундер не видит. Но видит он нас практически всегда. Маленький пыхтит на ходу:

– Слон… Я понимаю, ты… Ну а я-то за что?..

– А я что – лошадь?.. Не человек?..

– Штундер тебя любит…

– Значит, и у тебя какой-нибудь залет да имеется…

– Взвод, стой! Строиться! Учебная точка номер три! Вперед!

Номер три – это гранатометная стрельба. Там старший майор Штундер. А голова у него перевязана белым бинтом. Через темя под подбородок. Мать моя, ранен наш боевой командир? А-я-я-ай. Оказалось, нет. Все пули и гранаты прошли мимо. Вот только глохнуть стал немного… От звука выстрела. Наушников-то специальных у нас нет. К Штундеру подбегает сержант Ершов, докладывает о прибытии, бегом возвращается.

– Так! Внимание, товарищи курсанты! Не садиться! Не садиться! Клещи! Энцефалит!

Серёга наш Скарюкин отдыхает. Как ни запрещали нам валяться в траве, в конце концов плюнули.

Какая разница, от чего умереть – от клеща энцефалитного или от усталости?..

Мы с Маленьким добегаем до этой учебной точки последними. Кидаем ящик на бруствер и, наплевав на команду, падаем рядом. Ершов косится, но молчит. А мы сидим и обсуждаем, что нам делать с патронами. И тут на наших глазах происходит небольшой такой залетик… Предпосылка, так сказать, к летному происшествию. Первый курсант из нашего взвода, Саня Морозов, выдвигается на позицию для произведения выстрела. Достает из ящичка гранату. Накручивает пороховой ускоритель. Вставляет, скрутив в ладонь стабилизаторы, снаряд в пусковое устройство. Кладет гранатомет на плечо.

– Огонь!!!

Курсант Морозов метится. Старательно. Мишень (куча старых автопокрышек) установлена посреди склона небольшой горки. Метится курсант Морозов, метится… И вдруг на вершину горы выныривает белая машина, «Нива». Аккурат над мишенью. Из нее выходят папа, мама и маленькая дочка. Они трогательно берутся за руки и смотрят в нашу сторону. Машут руками солдатикам… Я успеваю запомнить: папа худенький, брючки серенькие, светленькая рубашка с коротким рукавом. Мама в платьице белом. Дочка маленькая, косички в стороны и бантики, тоже белые. Отшагали вы свое по белу свету. От гранатометчика Морозова еще никто не уходил.

– Стой… Отставить…

Штундер не кричит, а хрипит! Морозов недовольно смотрит на него и опускает трубу. Ротный нежно забирает у Морозова гранатомет. А на горушку уже толпой забегают сержанты. Мандец оцеплению, проспали. Да и гражданским сейчас, наверное, тоже мандец. Штундер их четвертует.