Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

Мы двинулись к Синаю на танковозах. Запомнился мне разговор с офицером из спецназа «Шакед» капитаном Ицхаком Розенштрайхом. Всю дорогу он расспрашивал меня про танки и сказал, что после войны хочет пройти переквалификацию, поскольку в пехоте он уже реализовал себя. Ицхак также рассказал, что в последнюю ночь успел заскочить домой. Незадолго до начала войны он женился. 17 октября, через десять дней после нашего разговора, Ицхак Розенштрайх был убит в бою у «Китайской фермы». Я навещал его семью после войны и обратил внимание, что его жена беременна. Когда я пришел в следующий раз, у нее уже родился сын.

Было неясно, где и в составе какой части будет воевать наш батальон. Мы подчинялись командованию Южного округа, и приказы постоянно менялись, поскольку ситуация на фронтах была неясной. В командовании округа было много планов для нашего батальона, многие из которых отличались дерзостью и даже фантастичностью (вероятно, из-за командира батальона, в прошлом командира спецназа Генштаба, а также из-за состава батальона). К примеру, взвешивалась возможность использовать наш батальон в прорыве к окруженному опорному пункту «Мезах» или в спланированной, но неосуществленной операции по высадке десанта в порту Адабия на египетском берегу Суэцкого залива. После высадки десанта танки должны были прорваться на север и отрезать Третью армию, обеспечив израильским войскам быстрое форсирование Суэцкого канала в районе Дверсуар, где оно и произошло. 13 октября батальон был прикомандирован к 460-му полку 162-й дивизии под командованием генерала Адана. Это был полк танковой школы. Бойцы из спецназа Генштаба покинули батальон и воевали в других частях или самостоятельно. Некоторые из них погибли, в том числе капитан Амитай Нахмани, один из лучших офицеров спецназа. Он был убит в бою за аэропорт Фаид. Я навсегда запомнил его лицо с неизменной улыбкой и любознательным взглядом.

Батальон остался с десятью бронетранспортерами в мотострелковой роте и двумя танковыми ротами, где было 27 танков. В конце концов я все-таки попал на фронт в составе той же самой дивизии, в которую явился в первый день войны, но в боевых частях, а не офицером штаба.

Вечером 14 октября мы застряли в огромных пробках в направлении Акавиш (Паук), вдоль которого сконцентрировались основные силы. В тот день мы получили приказ о форсировании Суэцкого канала с подробной дислокацией всех сил. 15 октября 143-я дивизия под командованием Арика Шарона должна была первой форсировать канал и закрепиться на западном берегу. Наша дивизия должна была двинуться следом по наведенным мостам и атаковать египтян на западном берегу по направлению к Суэцу, отрезая Третью армию. Дивизия Шарона должна была двинуться на север и окружить Вторую армию. Мы следили за переправой по радиосвязи и слышали, что первые части уже форсировали канал. 16 октября стало ясно, что форсирование не продвигается запланированным темпом, и мы продолжали наше медленное движение к каналу. Ночью был получен приказ идти на помощь воздушно-десантному батальону, который вел бой на направлении Тиртур.

Единственное, что нам было известно, – это то, что речь идет о 890-м воздушно-десантном батальоне, а также его примерное местоположение. К рассвету мы вышли к трассе и установили связь с десантниками. Было сложно понять, где находятся их позиции, а где – позиции египтян. Эхуд попросил у окопавшихся десантников выпустить сигнальную ракету, и таким образом мы их обнаружили. Оказалось, что между ними и египтянами всего несколько десятков метров. Местность была ровной, и практически все парашютисты находились на полностью простреливаемой местности. Мы заметили несколько складок почвы, в которых укрылась часть десантников. Эхуд отдал приказ открыть огонь, и танки нашего батальона начали обстрел позиций египтян. Мы подбили несколько египетских танков, и их огонь против десантников ослаб. Однако главная проблема оставалась нерешенной: ребят нужно было вызволить из-под непрерывного огня. Каждый из них при попытке сдвинуться с места сразу попадал под огонь египтян, в основном из легкого стрелкового оружия и пулеметов. Наш танк не стрелял, поскольку Эхуд сосредоточился на командовании затянувшимся боем и координации действий остальных подразделений. В конце концов он решил перейти в атаку на египетские позиции, попытаться захватить их и тем самым спасти десантников и вывести трассу из под огня египтян. Приказ к атаке по рации – и все танки, включая и танк командира батальона, пошли в наступление. Египтяне сражались очень упорно и даже героически. Я помню, как во время атаки вдруг перед нашим танком вырос в полный рост египетский солдат и открыл по нам огонь из автомата Калашникова. Когда мы на него наехали, он залег между гусеницами, а когда мы проехали, он снова вскочил и продолжал стрелять в нас. Нам пришлось подать вперед и назад, а затем развернуться на месте, чтобы убить его.

Во время боя я действовал в качестве заряжающего-связиста и должен был обслуживать пулеметы и заряжать снаряды. Ишай Изхар, пятый член экипажа, сидел сзади меня, и его ноги свисали в танковую башню, а почти все его огромное тело оставалось снаружи: он стрелял из дополнительного пулемета, который я установил на башне. До меня доносились звуки стрельбы и крики, наших и египтян, и вдруг я почувствовал, как на меня что-то надавило сзади. Я сказал Ишаю, что он мешает мне зарядить снаряд, но он почти лег на меня. Я повернулся и увидел, что Ишай сидит согнувшись, лицо его побледнело, а на шее с правой стороны показалась тонкая струйка крови. Как нас учили, я засунул палец в рану и нажал, чтобы остановить кровотечение. Ишай посмотрел на меня смущенным и извиняющимся взглядом и развел руками, словно говоря: «Извини, что я могу сделать…» Губы его двигались с трудом, и я не мог понять, что он говорит. Кровотечение остановилось, и я подумал, что все обошлось, но в этот момент у него изо рта хлынул фонтан крови и облил меня целиком. Видимо, пуля попала в артерию, и, когда я перекрыл отверстие раны, кровь пошла через рот. Ишай продолжал на меня смотреть, и я видел, как его взгляд затухает и жизнь уходит из его тела. До последних секунд он был в сознании, хотя его лицо побледнело и превратилось в белую маску. Вдруг кровотечение прекратилось, и я понял, что его сердце остановилось. Почти шесть литров крови, которые есть в человеческом теле, вылились из него на меня. Моя одежда была пропитана кровью Ишая. У меня не было запасного комбинезона, и в пылу боев было не до смены одежды.

Бой продолжался. Я отодвинулся, чтобы мертвое тело мне не слишком мешало. Сменил ленту в башенном пулемете и сказал Эхуду, что Ишай убит. Я вылез наружу, сдвинул тело Ишая в сторону и начал стрелять из его пулемета. Пулеметная лента еще не кончилась. Эхуд, не оборачиваясь, продолжал стрелять из командирского пулемета. Он только спросил меня: «Ты уверен?» Я ответил коротко: «Он мертв». Эхуд сказал, продолжая стрелять: «Нужно вытащить его из танка». Видимо, даже не видя меня, он почувствовал мое изумление, поэтому сказал своим обычным, тихим и четким тоном: «Если он останется в танке, я не смогу поворачивать башню». Я понял его правоту и попросил остановить танк. Через несколько минут, когда стрельба немного стихла, мы остановились возле группы парашютистов, лежащих в наскоро выкопанном окопе. Глядя на них, меня охватило чувство гнева и стыда. Десантники, многие из которых были ранены, лежали с примитивными карабинами FN бельгийского производства, которые часто ломаются. Карабин совершенно не подходил для боевых условий в Синайской пустыне. Десантники остались почти без боеприпасов, без воды и выглядели истощенными морально и физически. Десантники бросились к танку, надеясь, что мы заберем их, но Эхуд приказал: «Никто на танк не поднимается». Я добавил: «Мы не можем вас взять, помогите мне вынуть убитого». Они помогли мне вытащить тело Ишая. Мы уложили его на землю, и танк тут же двинулся вперед. Я опять сжал рукоятку пулемета, наша атака продолжалась.

В ходе атаки я понял, почему Эхуд не разрешил взять десантников на броню танка. Мы ехали по позициям египтян, давя их и стреляя в них. Внезапно на нас обрушился залп ракет слева, с севера, где находилась «Китайская ферма» – «Миссури», согласно кодовому названию на карте. Я видел, как белые огненные шары движутся на нас, описывая на лету небольшие круги. Я слышал их характерный посвист, когда ракета пролетала над головой или возле нас, и увидел, как ракета попала в соседний танк. Мы сразу принялись считать выпрыгивающих из танка: один выскочил, второй выскочил, третий не вылез, четвертый не вылез. Все. Значит, два члена экипажа убиты либо тяжело ранены, у них почти нет шансов – танки горят, и снаряды внутри них взрываются один за другим.

Мы двигались дальше, бой продолжался. Вдруг я увидел, что огненный шар летит прямо на наш танк с огромной скоростью. Все произошло за долю секунды. По траектории полета я предположил, что ракета попадет в переднюю часть корпуса танка, и приготовился к удару. Я положил руку на автомат «Узи», чтобы не забыть его в танке. Также автоматически проверил фляжку с водой. Я уже видел, как танкисты выпрыгивают из подбитого танка без оружия и без фляжек с водой. Я знал, что, у раненого нет шансов выжить без воды под синайским солнцем больше чем несколько часов. Кроме того, у меня не было никакого желания остаться безоружным против египетских солдат. Все это длилось доли секунды, и я не смог произнести ни звука. Я не крикнул Эхуду, что ракета слева, и не приказал водителю остановиться. Вероятно, эти доли секунды я был в состоянии шока. Ракета почему-то приподнялась над корпусом танка и пролетела над кабиной водителя, прямо перед башней, оставив на память только свист и волну жара. Только тогда Эхуд заметил ракету. Это была не первая ракета, выпущенная по нам, но эта прошла ближе всех. Наша атака продолжалась.