Падение небес - Алексей Бобл

Туран снял с турели пулемет, спрыгнул на землю и побежал к грузовику. Распахнулась дверца кабины, на подножку ступил жрец, поднимая карабин. На ходу стрелять было неудобно, ствол пулемета прыгал в разные стороны. Туран дал короткую очередь, и водитель спрятался обратно.

Илай вертелся в кольце черных полуряс, жалил копьем, словно разъяренная змея, и продолжал выть. Казалось, что от его воя туман пошел волнами. Монахи увертывались, стреляли, спотыкались о скамьи, но мутант был проворнее, двигался быстрее и решительно наносил удары, он-то не опасался никого не задеть, чувствуя себя в душе неуязвимым воином. Кровь, запах страха, исходивший от монахов, крики раненых — все пьянило Илая. Он сражался, как в последний раз.

Монах-водитель, скорчившись на своем сиденье, врубил задний ход. Туран поравнялся с кабиной, поднял пулемет и надавил гашетку. Вмиг дверца стала похожа на решето. Под грузовиком скрежетнуло, мертвый водитель завалился на бок, вывернув руль, зацепил рычаг переключения скоростей. Машину повело вбок, в лужу… те, кто дрались с Илаем в кузове, отпрянули в стороны, к бортам в поисках опоры.

Альбинос, разогнав сендер на прямой передаче, врезался в грузовик, подтолкнул, и тяжелая машина, увязнув в топкой грязи, стала медленно погружаться.

Илай бросился на опешивших монахов. Разин перемахнул стену и побежал к самоходу, крича:

— Стой! Стой, дед! Одного хотя бы оставь!

Но было уже поздно. Когда Разин по пояс в воде Добрел к увязшему самоходу, Илай прикончил всех, кто находился в кузове. Он прыжком взлетел на кабину, взметнул к серому туману копье и взревел. Плащ его, уже превратившийся в лохмотья, развевался, как знамя, с окровавленного арматурного прута летели брызги, красное солнце отразилось в больших стеклах очков, будто глаза запылали алым…

Разин подпрыгнул, вцепился в борт, подтянулся, оглядел кузов и соскользнул обратно. Сердито сплюнул в черную воду.

— Да чтоб тебя! Я ж говорил, одного в живых оставить!

Туран повернулся к развалинам, ища взглядом Белоруса. В сендере выпрямился Альбинос, глянул на старика снизу вверх:

— Илай, ты как?

Мутант опустил копье и вдруг ссутулился, поник. Он больше не походил на демона-победителя.

— Целый я.

— Что ж так бросаешься, осторожней будь.

— Тебе надо осторожней, — старик поднял голову, — Илаю не надо. Илай отдал свой кохар.

Альбинос сел за руль. Турану показалось, что эти двое поняли друг друга — странный разговор.

— Эй, Белорус, — позвал Разин, заходя в лужу, — пошли трофеи соберем.

Он обогнул самоход, добрел к сендеру и влез на подножку. С него ручьями текло, и садиться он не стал.

— Музыкант, что это старик толкует, насчет кохара?

— Кохар, мешочек его…

— Да это я знаю. Чего ему не надо осторожней?

— А! Он говорит, что ему жизнь теперь не дорога, он отдал свой кохар и не вернется в пустыню. Теперь хочет умереть достойно. Только не спрашивай, с чего он такое надумал. Я не знаю.

Говорили они тихо, но Илай, видимо, услышал все. Он ответил, блестя очками сверху:

— Илай не сдержал слово, Илай обещал Чембе, что будет оружие из Киева. Не справился. Не хочу возвращаться.

— Но ты с нами?

— До конца пойду. Илай должен.

— Оригинальный ты, папаша, человек. — Белорус забрался на колесо грузовика, ухватившись за борт, заглянул в кузов и, побледнев, отвернулся.

Альбинос искоса наблюдал за ним. Тим глубоко задышал и выдавил, повернувшись к Илаю:

— Вас двое, оригиналов, ты и Разин…

— Заткнись уже, — тот вяло отмахнулся обрезом и полез в кузов.

— Во, смотрите все! — Белорус показал направление. — Там, за осокой плещется.

Туран забрался в сендер, поставил на турель пулемет.

— Музыкант, посвети фарами и правь туда.

Альбинос вывернул руль, сдал немного вперед, чтобы развернуться. Белорус уже пересек лужу и бежал к зарослям травы.

— Чего там? — крикнул Разин из грузовика.

Туран пожал плечами, на всякий случай приникнув к пулемету.

— Болтун наш кого-то углядел в траве, — отозвался Альбинос.

— Ну смотрите там, чтоб рыжего в язык не ранили, — напутствовал Разин. — Илай…

Старик, расправив плечи, указывал копьем на заросли осоки. И тут же оттуда донесся голос Белоруса:

— Эй, да где ж вы все?! Сюда! Помогите, скорей!

Альбинос повел сендер на голос. Под капотом раздавались в стороны заросли, из-под колес бросалась какая-то мелкая болотная живность. Сендер шел тяжело, увязал в топком слое ила на дне.

— В яму бы не провалиться, — проворчал Альбинос. — Где он орет?

— А я вижу? — отозвался Туран сверху. Он давно потерял Белоруса из виду.

— Выезжайте на сухое, — громыхнул Илай с кабины.

— Эй, Белорус! Ты где? — крикнул Разин.

Он и старый мутант, позабыв об оружии в кузове, напряженно всматривались в темную лощину, куда еще не успели добраться лучи восходящего солнца.

— Я тут! Да скорей же вы, не удержу ведь! — раздалось неподалеку, осока в той стороне закачалась.

Оказалось, Альбинос слегка ошибся с направлением. Туран спрыгнул в воду и побрел в сторону, откуда звал Тим. Вскоре он отыскал Белоруса — тот стоял, погрузившись по пояс в болотную жижу, и безуспешно тянул ремень. На другом конце ремня барахтался водитель «тевтонца». Он не попал под пули, но угодил в топкое место и увяз, а сил, чтоб вытянуть его, у Белоруса недоставало. Дно и под ним было ненадежным, он погружался все глубже, но ремень не бросал.

— Музыкант, посвети! — крикнул Туран.

Заурчал мотор, сендер развернулся, лучи фар выхватили из темноты рыжую шевелюру и перепачканную болотной тиной физиономию Белоруса.

— Да тащи же меня скорей! — завопил он, увидев подмогу. — Зову вас, зову! Хотели монаха, чтоб допросить, — вот он вам!

Туран ухватил Белоруса за изодранный жилет и потянул из топи. Монах молчал, только отфыркивался и сплевывал мутную жижу, попавшую в рот. Он уже погрузился по шею, мокрая борода была облеплена ряской, так что вид монах имел довольно жуткий — болотный мутафаг какой-то.

Жилет Белоруса, пострадавший во время драки в Лавре, не выдержал и с треском разлезся по швам. Туран отшатнулся с обрывками в кулаке, Белоруса качнуло вперед, он провалился еще глубже, а монах ушел в грязь с головой. Вынырнув, тряхнул испачканной бородищей и лишь злобно блеснул глазами на Турана.

— Музыкант, да швырни ты им трос! — прокричал Разин. — Живей давайте, шевелите поршнями.

Альбинос кинул Турану трос и отъехал подальше — туда, где сендер не проваливался, конец перебросили монаху и потом, держась за трос, побрели к берегу. Впереди ехал сендер, сзади болтался вывалянный в грязи монах. Разин к тому времени собрал трофеи в кузове грузовика. Оказалось не густо, четыре патрона к обрезам, для пулемета вообще не нашлось, два магазина к автоматам, остальные пустые — видно, монахи в азарте боя не жалели боеприпасы. Егор осмотрел оружие, которое искупалось в грязи и требовало основательной чистки, и погрустнел. Времени было мало, нужно торопиться. Он сложил патроны в подсумки, повесил на плечо автомат, решив, что сможет во время поездки его привести в порядок, и вышел встречать процессию.

Когда Туран с Белорусом вывели из зарослей пленного, оказалось, что он — здоровенный детина, сложением не уступающий Разину, а ростом даже выше на полголовы. Монах отряхнул полурясу, выжал грязь из бороды. Белорус тут же сноровисто обыскал его, выгреб все, что нашлось в карманах. Потом отступил, критически оглядел добычу и сказал:

— Экий ты, брат, грязный. А еще из Ордена Чистоты!

— Телом грязны, а душою чисты — монахи Ордена Чистоты! — здоровяк скороговоркой отбарабанил заученный куплет. — Грязь телесная не вредит, а тебе, падшая душа, наказание уже уготовано! Не отмоешься, грешник! На кого руку подняли, злыдни? На Орден! Ужо воздастся вам!

— А нечего было наш «Панч» отбирать, — на Тима угрозы никакого впечатления не произвели. — Сами связались с нами, на себя и пеняйте. Куда грузовик увели? Рассказывай давай.

Монах обхватил плечи широченными ладонями — замерз в мокрой одеже. Оглядел всех поочередно. Надолго задержал взгляд на Илае — тот по-прежнему оставался на кабине самохода, погрузившегося в лужу, только сел, скрестив ноги, и невозмутимо поблескивал очками.

— И мутантище с вами, порождение нечистого! Враг рода человеческого!

— Ладно, — Разин поднял обрез и почесал подбородок. — Рассказывай про Губерта, проповеди нам ни к чему.

— И про «Панч», грузовик наш, говори! — добавил Тим.

— Губерт — благой человек, свыше отмеченный, — ответил монах, гордо вздернув подбородок. — Он спасение Киеву принесет. Да и нынче добра немало сотворил. Оружием Ордену помогает.

— То есть Зиновию, а не Ордену, — уточнил Туран.

— Зиновий верной дорогой Орден ведет, дело правое вершит. Что Зиновию на пользу, то и для Ордена благо. Самоход ваш Губерту отправлен, ибо не место ему в Лавре, самоходу-то, печать нечистого на нем. То-то и видно, мутант на нем прикатил, скверной загрязнил. А Губерт не в Ордене, зато всяку таку технику разумеет, он самоходу тому наилучший хозяин. Да у тебя, урод, — монах ткнул толстым пальцем в Белоруса, — скверную вещь отобрали, она тоже от нечистого. Да в кузове самохода еще нашли всякого, греховного. Тьфу!