Реликвии и скоровища французских королей - Сергей Нечаев

Так произошло осуждение на смерть правителя, который для многих еще выглядел как особая неприкосновенная личность.

Когда 20 января 1793 года за Людовиком пришли, он еще не понимал, что это конец. Обняв жену и детей, он сказал:

— Уверяю вас, завтра в девять я снова увижу вас.

— Вы обещаете? — в один голос спросили его родные.

— Да, я обещаю…

Но он не сдержал своего обещания, и вины его в этом не было. На следующий день на площади Революции, ставшей потом площадью Согласия, Людовик XVI поднялся на эшафот, где его ждала гильотина.

После смерти мужа Мария-Антуанетта ушла в себя, стала отказываться от пищи и прогулок. Она лишь сидела на стуле посреди комнаты, отрешенно и безучастно глядя в одну точку. Она так изменилась, что ее невозможно было узнать.

Забытая своим австрийским семейством и дворами Европы, она не надеялась больше ни на что в этой ужасной башне тюрьмы Тампль.

В течение нескольких месяцев после казни короля Мария-Антуанетта оставалась в своей камере вместе с детьми Марией-Терезой-Шарлоттой и Луи-Шарлем. Дети часто болели, и королева ухаживала за ними, как могла. К несчастью, вскоре тюремщики решили перевести Луи-Шарля в отдельную камеру. Она находилась поблизости, и по ночам Мария-Антуанетта могла слышать его плач. Несколько недель спустя у Марии-Антуанетты забрали и дочь. Посреди одной из ночей стража разбудила бывшую королеву и перевела ее в другую тюрьму Консьержери. Ее дети остались в прежней тюрьме, мать они больше никогда не увидели.

В маленькой сырой камере в Консьержери ее ни на минуту не оставляли одну, даже во время утреннего и вечернего туалета, у нее отобрали все вещи, в том числе маленькие золотые часики — ее талисман. Кое-как удалось отвоевать гребешок и пудру.

Обращались с Марией-Антуанеттой ужасно. Вот что писал человек, которому довелось видеть ее в камере:

«Помещение было маленькое, влажное и зловонное, не было ни печки, ни камина. В камере стояло три кровати: на одной спала королева, на другой, рядом с ней, спала служанка Марии-Антуанетты; а третья предназначалась для двух жандармов, которые никогда не выходили, даже если королеве необходимо было совершить туалет.

Кровать у Марии-Антуанетты была точно такая же, как у остальных: деревянная лежанка, соломенный тюфяк, грубая простыня и вытертое шерстяное одеяло серого цвета. Занавесок не было, из всей мебели стояла только старая ширма.

Королева была одета в длинную черную кофту, поседевшие волосы ей остригли на лбу и на затылке. Несчастная женщина так похудела и ослабла, что ее едва можно было узнать, она с трудом держалась на ногах. На пальцах королевы было три обручальных кольца, но ни одного дорогого перстня. Прислуживала ей грубая простолюдинка, от вульгарности которой королева очень страдала…»

Мария-Антуанетта провела в таких условиях несколько месяцев. Но почему же ее не судили? Все очень просто. Нужны были веские и надежные доказательства, которые позволили бы без проблем осудить бывшую королеву. Но юристы, как ни старались, не могли найти ни единого признака ее виновности, и многие спрашивали себя: как создать хотя бы видимость законности запланированной казни?

Наконец, 5 октября, прокурор Фукье-Тенвилль в полной растерянности направил в Конвент письмо, жалуясь, что у него в папке нет ни одной улики, ни единого доказательства. Конвент дал ему следующий весьма экстравагантный ответ:

«Мы не можем дать вам доказательств. Республика надеется на ваше рвение в их поиске».

Тем самым прокурору фактически давали право все придумать самому. Фукье-Тенвилль посоветовался с друзьями, и зловещему якобинцу Жаку Эберу пришла в голову идея выдвинуть против бывшей королевы позорное обвинение в том, что она якобы позволила себе в отношении малолетнего сына непристойные ласки. Восхищенный собственной изобретательностью, Эбер немедленно отправился к маленькому Луи-Шарлю и, бессовестно воспользовавшись его несмышленостью, заставил подписать показания, «в которых он обвинял мать и тетку в том, что они привили ему порочные привычки и склоняли к инцесту».

12 октября 1793 года за Марией-Антуанеттой пришли. Это был конец: она предстала перед революционным трибуналом под председательством безжалостного Фукье-Тенвилля.

Бывшая королева не могла знать, что Конвент и Комитет общественного спасения использовали ее и ее детей как разменную монету, чтобы ликвидировать опасность интервенции — все-таки Мария-Антуанетта была представительницей (и не самой последней!) великой державы, воевавшей против революционной Франции. Некоторое время велись переговоры, но под давлением общественного мнения 16 октября 1793 года трибунал вынес ей смертный приговор.

Отметим, что суд над Марией-Антуанеттой существенно отличался от суда над королем: она предстала не перед Конвентом, а перед революционным трибуналом на тех же правах, что и любой рядовой гражданин.

Это была форменная пародия на судебный процесс. В обвинительном заключении Фукье-Тенвилль сравнил Марию-Антуанетту с Мессалиной, Брунгильдой и Екатериной Медичи…

Мария-Антуанетта, стоявшая с гордо поднятой головой, не удостоила его ответом.

Немного позже, во время дебатов, заместитель прокурора Эбер детально описал сцены якобы известных ему оргий, имевших место между бывшей королевой и ее сыном.

Мария-Антуанетта и на этот раз осталась безучастной. Тогда встал один из присяжных:

— Гражданин председатель, предлагаю вам указать обвиняемой, что она никак не отреагировала на факт, упомянутый гражданином Эбером, относительно того, что происходило между ней и сыном…

Услышав эти слова, Мария-Антуанетта выпрямилась и сказала с невероятной силой и твердостью:

— Я не ответила, потому что сама природа запрещает матери отвечать на подобные обвинения.

Потом, повернувшись в сторону женщин, заполнивших зал заседаний, она добавила:

— Призываю в свидетели всех матерей, находящихся здесь…

Ее ответ произвел очень сильное впечатление на народ и даже на некоторых руководителей революции. Вечером во время обеда член трибунала Вилат рассказал о нем председателю Комитета общественного спасения Робеспьеру. Тот в ярости разбил тарелку и погнул вилку, заорав:

— Какой болван этот Эбер! Ему мало того, что она воистину похожа на Мессалину, он хочет, чтобы она призналась в инцесте, доставив ему напоследок радость общественного триумфа!

Увы! Хотя это обвинение рассыпалось, как карточный домик, против «инфернальной фурии» выдвинули другое — в заговоре…

За это Фукье-Тенвилль без малейшего колебания потребовал для нее смертной казни.

У Марии-Антуанетты не было никаких иллюзий по поводу исхода этого процесса. Его решение было предопределено. И как и ее муж, она была приговорена к смерти за участие в заговоре против Республики. Доказательства были найдены, но намного позже, в венских архивах; в течение же процесса ни один документ не смог поддержать это обвинение. Впрочем, как наследница Габсбургов и супруга Бурбона могла бы чувствовать себя виновной в том, что пыталась содействовать торжеству абсолютной монархии, бывшей ее правом, данным Богом?

В письме, которое ей разрешили написать на рассвете ее последнего дня, 16 октября 1793 года, она написала, обращаясь к своей золовке Марии-Аделаиде:

«Я буду приговорена, но не к позорной смерти, она только для преступников, а к присоединению к вашему брату. Как и он, я невиновна и надеюсь продемонстрировать такую же твердость, как и он в последние минуты жизни».

В день казни Мария-Антуанетта поднялась очень рано, часов не было, так что она не могла следить за временем. С помощью служанки королева надела белое платье. Охрана следила за каждым ее шагом, и, наконец, осужденная воскликнула:

— Во имя Господа и приличия, прошу вас, оставьте меня хотя бы на минуту!

Вошедший в камеру палач Сансон отстриг роскошные волосы Марии-Антуанетты: это был его трофей. Ее посадили в грязную телегу и повезли по улицам Парижа. Толпа грозно и оскорбительно улюлюкала ей вслед. Она держалась прямо, стараясь оставаться достойной своих предков. Прибыв на площадь Революции, перед тысячами внезапно затихших людей, высоко подняв голову, она взошла по ступеням на эшафот.

Когда Марию-Антуанетту подвели к плахе, она неосторожно наступила на ногу палачу.

— Извините, месье, я сделала это не нарочно.

Это были ее последние слова…

Палач Сансон поднял ее окровавленную голову. «Да здравствует Республика!» — дружно завопила толпа.

Глава восьмая. Сердце Людовика XVII

8 июня 2004 года тысячи людей собрались на главной площади парижского предместья Сен-Дени, чтобы поприсутствовать на церемонии захоронения сердца Людовика XVII — непризнанного короля Франции, скончавшегося, согласно официальной версии, 8 июня 1795 года в мрачной камере тюрьмы Тампль.