Мужчина в колготках - Александр Валерьянович Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корреспондент немного потерял терпение, спрашивает:
— Ну и как вам?
— Ну это же пропаганда моего искусства!
— А вы можете Саше подсказать, как вы двигаетесь и все такое?
— Ну нет. Во-первых, зачем его учить? А во-вторых, для этого мне надо брови накрасить…
Это все говорилось на камеру. Как только остановили съемку, Жанна тут же стала абсолютно человечной, но вы же понимаете, образ требует… Обычная и очень очаровательная девушка.
Мы с ней вместе пошли к машине и тогда уже познакомились по-человечески. Не знаю, выдам ли я страшную тайну Жанны Агузаровой, но все-таки скажу, надеюсь, она меня простит. То, какая она в телевизоре — это образ. В жизни она очень грамотный, литературно и исторически образованный человек. Пока мы шли, так хорошо пообщались! Я просто забыл, что это — Агузарова, хотя она и была в том же самом колпаке.
С тех пор мы дружим. Как-то мне предложили сделать новогоднюю программу на канале ТВЦ — чтобы туда пришли все звезды, которых я представляю. И Жанна Агузарова была одной из первых, кто без вопросов, с удовольствием откликнулся на это предложение.
Да и когда бы мы ни встречались, нам всегда было и есть о чем поговорить.
Жалею я только об одном — о том, что она слишком надолго улетела в космос и не дала возможности зрителям, ее поклонникам, наслаждаться ее неповторимым творчеством и рукоплескать ей. А ведь Жанна Агузарова как никто этого достойна.
Людмила Гурченко
Концертный зал «Россия». Великолепная, любимая, необыкновенная площадка. Это был храм, куда можно было прийти и представить свой сольный спектакль, который становился исповедью.
К сожалению, «России» уже нет. Есть другой зал, но тот был намолен. Там работали восхитительные люди, и все они были по-своему прекрасны. Но пальма первенства всегда принадлежала концертному редактору Майе Борисовне, или, как мы все ее называли, Мусе.
Маленькая еврейская женщина, она была настоящей хозяйкой концертного зала «Россия». Она стояла у истоков и была этаким серым кардиналом. В ее подчинении были редакторы: Нонна, Наташа и Галя. Все они вершили судьбы артистов — кто будет в какой программе, как, кого и куда лучше звать. Они знали про артистов все, и те доверяли им свою творческую и личную жизнь.
Попав в этот закрытый от посторонних глаз мир, я, что называется, пришелся ко двору. Ко мне относились с симпатией все — от артистов до редакторов и директора «России» Петра Шаболтая (сегодня он «хозяин» концертного зала в Кремле). Мы прекрасно сотрудничали.
Очередной сборный концерт к какому-то празднику. Ко мне подходит Муся и говорит:
— Так, пошли со мной, быстро.
Такая уж у нее была манера. По тону я понял, что спрашивать, куда мы идем, не стоит. Раз Муся сказала «быстро» — значит, надо просто подчиняться, не задавая лишних вопросов. Но далеко идти не пришлось. Муся постучалась в дверь соседней гримерки и прокричала:
— Люся! Муся к тебе!
В ответ раздался знакомый голос:
— Ой, проходи!
— Я тут тебе привела мальчика одного…
— Кого?
— Пескова.
И вдруг я слышу истошный крик из-за двери:
— Неееет! Только не его!!!!
И тут я понял, кто сидит в гримерке. Я отодвинул Мусю и просунул голову в дверь:
— А почему нет-то?
Она хохочет. Говорит:
— Ну уж заходи!
Я захожу. Она гримируется. Я стою. Повисла пауза. Муся решилась ее нарушить:
— Вот Песков.
— Вижу.
И, уже обращаясь ко мне:
— Что же вы из меня делаете? Вот это вот «хо-хо-хо-хо»… Я — глубокая актриса!
Я говорю:
— Понял.
— Идите.
И я ушел. Таким было мое знакомство с Людмилой Марковной Гурченко. Прошла неделя. Моя мама приехала в Москву. Я взял ее с собой на мероприятие, куда меня пригласили выступить, — открытие казино в гостинице «Интурист».
Я прихожу с мамой и моим ассистентом и другом Ростиком, садимся за стол. И вдруг за тот же столик садятся Людмила Гурченко и ее муж Сергей.
Она — в черной шляпке с вуалью, в черном костюме. Поздоровалась одними губами. Мою маму прорывает. Она начинает горячо шептать Людмиле Марковне:
— Как я вас люблю!!!!
И началось шоу. Приходит время моего выступления. По программе я шел перед Гурченко. Я говорю:
— Людмила Марковна, я пошел готовиться.
— Идите.
А мама не унимается, все повторяет и повторяет:
— Людмила Марковна, как я вас люблю!!!
— Я поняла, поняла…
Я иду за кулисы, у меня готов новый номер, совсем новый, премьера. После того как Гурченко сказала мне «идите» тогда в гримерке, я пошел и создал этот номер. Я работаю его уже тридцать лет, часто начинаю с него свою программу. Номер называется «Фотограф»: я пою песню «Ты сними, сними меня, фотограф…»
Я сделал все, как надо. Усилил все эти жеманные «хи-хи» и «ха-ха»…
Номер заканчивается. Людмила Марковна первая встает и начинает аплодировать мне. За ней встает весь зал.
Все. С этой минуты мы стали друзьями. Она увидела во мне большого мастера. За неделю я вырос. Она увидела это как очень профессиональный человек.
И после этого мы, где бы ни встречались, всегда целовались, обнимались, кокетничали друг перед другом. Она называла меня Санечкой.
Были незабываемые эпизоды. Тот же концертный зал «Россия». Рядом с гримеркой 105 Б, которую всегда занимала Гурченко, был маленький закуток: туалет, душ и дверь, где переодевались другие артисты, в том числе и я. А перед ней — курилка.
Я захожу — вижу, одиноко сидит Людмила Гурченко, в уголочке. Больше никого. Увидела меня. «Иди сюда. Садись. Покури со мной». Я сажусь, достаю сигарету. Молчим. Потом она одними губами: «Все хорошо?» — «Да». — «Ну хорошо». Пауза. «Хорошо сидим».
Немногословная мудрость. Не надо было рассказывать, как, что… Ни она мне о своих проблемах не рассказывала, ни я ей. Но «хорошо сидим». И в этом — вся мудрость.
* * *
Как-то, в 1989 году, я купил у Валентина Юдашкина костюм для образа Гурченко. Он приехал из Парижа, где у него была выставка, после которой его признали кутюрье мирового масштаба, и привез свою коллекцию.
Это был серебряный костюм, короткое платье с разрезом, который мне сделал Юдашкин, потому что платье было на женскую фигуру, и я в него не помещался. Сейчас этот костюм находится в музее моды Александра Васильева. Я в нем отработал лет
