Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

Может быть, я ошибаюсь, и они не насмехались надо мной, а, наоборот, жалели меня, но тогда я был уверен, что им стыдно за своего преподавателя… Ты только не спрашивай, что я такого сказал! Очень может быть, что тебе моя ошибка покажется незначительной, но это не так, Эка!

Он выпил вина и встал.

— А ты знаешь, на примере с моим младшим внуком я лишний раз убеждаюсь в том, что у меня не в порядке с памятью. Бывает, рассказываю я ему сказку, которую он от меня раньше уже слышал, а он вдруг схватит меня за руку и остановит: «Дедушка, его зовут не Ростом, а Мзечабуки». — «А ты откуда знаешь?» — спрашиваю. «Как откуда? В тот раз звали Мзечабуки». Вот так-то. Этот карапуз все помнит и поправляет меня.

— Дедушка! — послышался со двора голос Гиоргия, и Зураб вздрогнул. Он быстро вышел на балкон и сделал, очевидно, жене какой-то знак рукой. Вернувшись в комнату, он снова плотно прикрыл за собой дверь.

— Эка, завтра ты должна поехать в Хергу.

— В Хергу? — удивленно переспросила я и встала.

— Да, поедешь на колхозной машине. Тебя будут ждать в отделе просвещения… Завтра тебя назначат директором нашей школы, — спокойно и решительно сказал Зураб.

— Меня? Меня назначат директором школы?

— Да, тебя! Почему ты удивляешься?

— Я боюсь! У меня же совсем нет опыта!

— Ты хочешь сказать, что ты еще молода, — с иронией в голосе сказал Зураб и нахмурился. — Именно поэтому! Именно потому, что ты молодая! А каким же должен быть директор школы? Я был как раз в твоем возрасте, когда меня назначили директором. Сил и энергии у меня было хоть отбавляй, я любил учеников и все свои силы отдавал школе… Теперь это предстоит сделать тебе. Или тебе жалко своих знаний для школы? Не жалко? Тогда завтра поедешь в Хергу! А теперь иди в школу, а то твое «окно» осталось открытым.

Он проводил меня до калитки.

В тот год Зураб на ружейный выстрел не подходил к школе.

Он жаловался на боли в сердце, и все ему верили. Даже его домашние.

Чего я только не придумывала, чтобы заманить его в школу, но ничего не получалось. Он не приходил — стыдно было перед десятиклассниками. Об этом знала только я, и Зураб просил не выдавать его. Он обещал вернуться в школу, если для него найдется дело, но только после того, как мы выпустим его бывших десятиклассников.

Первое время я чуть ли не через день навещала Зураба. Стоило мне прийти, как он тут же отсылал всех своих из комнаты или мы с ним сами уединялись в саду, и он подробно расспрашивал меня о школьных новостях… Но потом он вдруг начал избегать меня. В какое бы время я ни пришла, оказывалось, что его нет дома. Я почему-то была уверена, что он прячется от меня в своей комнате! Однажды я засиделась у Зураба в доме допоздна, а он пришел уже ночью с целой связкой сатевельского усача…

…Зураб Барбакадзе совсем отошел от деревенских дел и явно сторонился своих односельчан. Его не видели ни в дни праздников, ни на похоронах… И постепенно в деревне привыкли к тому, что Зураб нигде не показывается.

Но я-то знаю, что Зураб здоров. Он ходит на Санисле на охоту, рыбачит на Сатевеле, из Нигвзиани приносит для дома дрова. А как мастерски он сбивает с ветвей огромного дерева орехи! Зураб любит говорить, что чем лучше поработаешь сейчас, тем больше плодов будет на следующий год. И виноград собирает сам, и сам же его давит на вино, да так, что и капли сока не пропадает. И он болен? Неправда. Все дело в том, что он допустил ошибку на уроке в десятом классе…

Осень у нас стояла теплая и сухая. Как-то в конце сентября, в воскресенье, рано утром я пришла к Зурабу. Мне необходимо было с ним повидаться. Дверь в кухню была распахнута, и видно было, что в доме уже встали. «Гиорги», — тихо позвала я. Увидев выглянувшую из кухни жену Зураба, я вошла во двор. Она удивленно спросила меня, не случилось ли чего.

— Нет, нет. Я хотела видеть Зураба…

— Зураба? Вы опоздали, он уже ушел, — улыбнувшись, сказала Саломэ.

Я удивилась:

— Так рано?

— И не говорите. По-моему, еще не рассвело, когда он ушел на Сатевелу.

Извинившись перед калбатоно Саломэ, я хотела уходить.

— Оставайтесь, позавтракаем, — сказала она и придержала меня за локоть.

— Если я сейчас пойду на Сатевелу, смогу я его найти?

— Он уходит очень далеко, выше мельницы, туда, где большой водоворот.

Простившись с Саломэ, я пошла в школу. Копавшийся в земле школьный сторож явно удивился моему раннему приходу.

Я спросила, ходит ли он на Сатевелу. «А почему же нет, — ответил он. — Правда, на рыбалку-то не ходил уже лет пять, а так на Сатевеле бываю часто». — «Тогда ты должен знать водоворот, что выше мельницы», — сказала я. «Водоворот выше мельницы? — задумался он, а потом улыбнулся: — Это так говорят «выше мельницы», а он от мельницы далеко, до него километра три будет».

Я пошла на Сатевелу. На полянке перед мельницей дети гоняли тряпичный мяч и, узнав меня, прекратили игру. Я крикнула, чтобы они продолжали, и прошла мимо.

От мельницы еще три километра? Это не так уж много! Вдоль берега реки есть тропинка, по ней я и пошла. Постепенно берег становился круче, и тропинка поднималась все выше и выше. Я шла уже час, а водоворота все не было видно. Неожиданно тропинка свернула к лесу, и, пройдя шагов двести, я оказалась в густом лесу, в каштаннике. «Наверное, ребята из нашей школы ходят сюда за каштанами», — подумала я.

Тропинка свернула вправо и через некоторое время снова вывела меня на берег реки. В этом месте Сатевела очень быстрая и шумная. Видно, школьный сторож ошибся, потому что я прошла от мельницы по крайней мере пять километров, а водоворота все не было. Устав, я решила немного отдохнуть на большом камне. Многих шум реки успокаивает, а меня, наоборот, необыкновенно утомляет, и я встала, решив идти дальше. Теперь тропинка подошла совсем близко к реке, так близко, что ветерок доносил до меня брызги. Постепенно шум реки начал стихать, потому что Сатевела текла здесь по равнине, течение ее было медленным, и я увидела, что передо мной водоворот. Река в этом месте широкая, с берегами, заросшими липами и хурмой.

На большом камне