Третья Мировая Игра - Борис Гайдук

Брат быстро переоделся в чистое, побросал в сумку дорожные припасы, сорвал с вешалки картуз.

— Бывай, Миха!

И все равно грустно мне сделалось. Есть во всем этом что-то неправильное. Потеряли все-таки мяч. Добились князья своего, не дали Петьке гол забить. Да и противник, наверное, защищался отчаянно. Чтобы немецкую оборону проломить, нужно четко действовать, все силы в кулак собрать. А у нас что? Разброд и метания. Каждый за своей выгодой смотрел.

Столько людей зря трудилось, и жизнью своей жертвовало, и здоровьем. Вот так. Завтра Николка расскажет подробности, а я пока отцовское завещание дочитаю.

…народы, не забывшие своего языка и реликтов культуры, объединились вокруг игровых команд, как на заре старой эры объединялись вокруг воинских дружин. Очень скоро для обслуживания Игры появились государственные институты, сословия, общественные отношения, дипломатия, пресса. Игра заменила собой все: спорт, войну, искусство, науку, книги. Революционеры-ученые, опомнившись от изумления, схватились за Игру, как за соломинку. Установленные на городских площадях экраны, а также мгновенно расплодившиеся спортивные издания и целая армия обозревателей донесли игру до каждого человека. Все, кто не участвовал в Игре и не обслуживал ее, стали зрителями. Лоботомированное человечество, казалось, было спасено. Или, по крайней мере, получило шанс. Пока люди гоняли по полям мяч и благодаря этому не опускались до варварского состояния, виновники их трагикомического положения пытались осмыслить сложившуюся ситуацию и отчаянно искали выход из положения. Хрупкое равновесие зарождающейся футбольной Эры сулило надежду и определенный запас…

А ведь я и сам о чем-то таком догадывался. Затем и игра, чтобы прежние кровожадные привычки вытеснить. Тогда что же получается — в игре для людей не зло, а благо?

Дальше, дальше…

Здравствуй, Миша.

Перечитал уже написанное, поставил себя на твое место и ужаснулся. Не примешь ли ты это письмо за бред сумасшедшего? Столько всего необычного и даже, с твоей точки зрения, невероятного. К тому же тебе еще труднее. Во-первых, тебе не имплантирована пластина, у тебя нет этого гнетущего, но и отрезвляющего шока упавшей с глаз темной повязки. И во-вторых, вместо традиционного посвящения в сопровождении документов и кинофильмов ты всего лишь читаешь письмо и вынужден верить мне на слово.

Верь мне, Миша. Я тебя не обманываю.

Но у тебя есть и преимущество. Если я, и твой дед, и прадед, и прапрадед — все мы получали посвящение в виде некоего наложенного на нас бремени, и вернуть все назад у нас не было возможности, то ты стоишь перед свободным выбором. Ты можешь взять на себя этот груз, но можешь и отказаться от него. А можешь взять, но не весь, а лишь посильную тебе часть. Возможно, ты один из первых людей новой эры, имеющих свободу выбора и право распоряжаться своей жизнью.

Я очень надеюсь, что будут и другие люди, более или менее адаптировавшиеся к терапии, что природа возьмет свое, и вода жизни рано или поздно источит наложенные на всех нас оковы.

Итак, я продолжаю. С самого начала…

Верю я тебе, папаша, не сомневайся. Каждому твоему слову верю, и прочитанному, и безвозвратно сгоревшему.

Свобода распоряжаться своей жизнью? А разве не было ее у меня раньше? Ведь мог я остаться в Зябликове, или стать, как отец, ветеринаром, или завести в Малоярославце ремесло. Но мне больше по душе ученье, вот я и выбрал дорогу в Университет. И в игру сам пошел, без принуждения. Наверное, папаша другой выбор имеет в виду: выбор между обычной жизнью и его тайным послушанием. Но как раз этот выбор меня, кажется, и миновал.

…шло, и спустя еще несколько десятилетий в научных кругах распространилось новое веяние. Многие стали полагать, что род человеческий теперь сам найдет выход, и достаточно в этом ему не препятствовать, чтобы тем или иным вмешательством снова не поставить планету на грань катастрофы. Действительно, к тому времени, всего за сто лет новой эры, население Земли, освобожденное от войн и самоубийственного бегства в виртуал, увеличилось вчетверо (а к настоящему времени уже и в десять раз!). Заново осваивались брошенные земли, отстраивались города, складывалась государственная власть. Появлялись новые традиции, новая мифология, особенные общественные, межличностные и семейные отношения. Игроков нужно лечить и восстанавливать? Развивалась медицина. Люди желали знать все о своих кумирах и великих играх прошлого? Появилось подобие литературы и журналистики. Игра вовлекала в себя огромные массы обслуживающего персонала. Совершенствовались управление и государственный аппарат. Так постепенно произошла подмена объекта приложения сил. Из спасителей и реаниматоров прежнего человечества ученые превратились в исследователей и наблюдателей человечества нового. Первыми руководителями новых государств чаще всего были сторонники ученых или даже некоторые из них самих. Потом возникли разногласия. Правителям новых государств, очень быстро привыкшим повелевать своими послушными народами, далеко не всегда нравился этот контроль извне, эта ответственность за деяния незнакомых им предшественников. Президентам и королям, которые никогда не знали другой жизни, устройство их государств казалось разумным, гармоничным и единственно правильным. О прошлом…

Как же все сложно! Не умещается в голове. Позже надо еще раз все перечитать. Только без советчика все равно полной картины не сложится…

…годы новой эры примерно две трети участников исследований отказались от сопровождения эксперимента. В самом деле, к чему копаться в прошлом, если народы, случайно возвращенные в золотой век, процветают и благоденствуют? Зачем хранить копии картин Рембрандта, если появилось новое искусство, как то же знаменитое «Солнце» Клаудио Гардиани, созданное из ста тысяч оттенков желтого цвета, или жилые дома в форме животных и плодов, столь популярные во Франции? Некоторые радикалы даже пошли на то, чтобы хирургическим путем, с опасностью для жизни, лишить себя защитной пластины и таким образом полностью присоединиться к новому кроткому человечеству. Но другие не пожелали снять с себя ответственность за некогда предпринятый и далеко не законченный опыт, хотя возможности для воздействия на процесс и даже для наблюдений существенно сократились. Со временем эта часть исследователей превратилась в некую секту посвященных, подобие всемирной масонской ложи, тайных хранителей огня. Мы уверены, что огромный материал, накопленный нами, когда-нибудь пригодится.

Во многих странах приостановление наблюдений прошло мирно, у нас, с нашей самодержавной традицией власти, и в некоторых других государствах имели место гонения и даже казни. Ты удивишься, но, увы, подобные вещи оказались…

Вот оно! Казни! Значит, не вся дикость и людоедство в прошлом остались! Но зачем же исследователи от своего труда отказались? Непонятно. Если уж взялся за дело, надо делать его до конца. Чего стоит, к примеру, наполовину вырытый колодец или прерванный на середине рассказ? Ничего. Так и здесь. Дело, конечно, совсем другого охвата, но ведь и народ за него взялся недюжинный, лучшие из лучших. Неясность какая-то здесь…

…влияния и власти вне Игры. Вообще, многое в новой истории удивительным образом повторяет старую. И очень часто, особенно в нашей стране, у власти оказываются люди, не побрезговавшие ради этого подлостью, предательством и даже убийствами. Именно от подобных репрессий и бежал в наши края Борис Генрихович Штайн, ставший впоследствии Игорем Прокофьевым, твоим прапрадедом. Бежал с большим архивом, провидчески угадав грядущее мракобесие. Бежал с одной целью — не допустить полного забвения, сохранить свою крупицу сведений о том, что было раньше, как начался великий и ужасный эксперимент, что было сделано уже в новой эре.

Ему удалось обмануть преследователей и спрятаться в глухом поселении Вельяминово. Зябликова тогда еще не было, а Вельяминово насчитывало не более ста пятидесяти дворов. Как раз тогда победоносно закончилась игра с австрийцами, и в шумихе…

Борис Генрихович Штайн. Фамилия немецкая. Неужели иноземцем был наш предок? И не за это ли бежать ему пришлось? Но ведь папаша мой давно уже Прокофьев, три поколения с тех пор минуло. И все равно умертвили его. Значит, не в национальности дело, а в другом. В чем же? В том, что нынешние людоеды-властолюбцы дорогу к власти себе расчищают и устилают свой путь человеческими жизнями. Как страшно…

…нет, я ошибся, не восемьдесят два, а восемьдесят три года назад. Впрочем, это неважно.

Спустя десять лет возникла новая деревня, наше милое Зябликово, и Игорь Прокофьев стал одним из его первых поселенцев. Место это он выбрал не случайно — глухой угол на стыке трех районов и двух областей, в стороне от больших дорог, но в то же время всего в ста сорока километрах от Москвы. Здесь и укоренился род Прокофьевых, землемеров, учителей, ветеринаров и даже простых землепашцев в миру, и в то же время видных, авторитетных членов нашего сообщества. Достаточно сказать, что дважды, в сто шестьдесят четвертом и в сто девяносто девятом годах наши работы направлялись в Исландию и были там высоко оценены. Ах, да — буквально два слова об Исландии. На этом северном острове располагается некогда один из крупнейших, а ныне единственный из сохранившихся в практически нетронутом виде научных институтов. Там сложилась уникальная ситуация. Из-за удаленности от остального человечества население острова в игре не участвует и от этого совершенно одичало, вернулось в родоплеменной строй и едва поддерживает навыки обработки металлов и каменного строительства. Но там же, в Исландии, по сей день работает многочисленная и самая активная исследовательская группа, не прекращавшая…