Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним - Гавриил Давыдов

По сему выбирают начало отлива, или как говорят, когда вода дрогнет, для выходу в море, через устье наполненное мелями и через бар речной, или перебор; притом что бы не было свежего с моря ветру, который всегда производите на баре великое и крутое волнение; делающее выход в море совершенно невозможным. Многие суда разбились от того, что почитали ни во что сию опасность, и между прочими судно называемое Доброе намерение, построенное для экспедиции Капитана Виллингса.

Пополудни подтянулись мы к устью Охоты; но вдруг задул свежий ветер от SO и принудил дожидаться другой полной воды.

С полуночи начали верьповаться, но Лоцман наш не знал хорошо маниихи (возвышение моря в необыкновенное время, которое не подчинено никаким вычислениям); течение переменилось гораздо скорее нежели мы ожидали; верьпы, коими тянулись, ползли, судно от сего прижало к мели, и зыбью довольно сильно ударяло. Однако вода скоро сбыла, судно обмелело лежало покойно, ибо воды под оным осталось только 1 1/2 фута. С приливом, при помощи парусов стянулись с мели и остановились на глубине четырех сажень. Я пошел в сие время на ют, сорвался в рулевую дыру и больно убился о крючья; почему принужден был сойти в каюту отдохнуть. Но оная полна была дыму и никто не ведал от чего сие происходит. Знав что под каютою лежит более пятидесяти пуд пороху, я вышел на палубу дабы доискаться откуда дым, о котором коль скоро узнали, то произошло превеликое смятение. На верху много было приехавших из городу и все кричали: дым, огонь, пожар, погибаем! и тому подобное. стоявшие на берегу саженьях в пятидесяти от нас, побежали далее, опасаясь конечно быть убитыми если бы взорвало порох. Но оный скоро вытащили и положили на гребные суда, потом нашли два пока теплой стреньги, коей сначала и приписали причину дыма; однако после узнали, что дым из кухни пробирался сквозь палубу в каюту, где находя отверстие, выходил через двери; ибо коль скоро погасили на кухне огонь, то весь дым из под палубы вышел и более не появился.

После сего происшествия мы ошвартовались, но течением от 6 до 7 узлов нас подрейфовало и прижало к банке, от которой оттянувшись с великим трудом, остановились на глубине четырех сажень.

Когда течение начало переменяться, то якорь и верьпы подрейфовало и Кухтуйским течением прибило нас к банке на левой стороне Охоты находящейся.

Все усилия употребленные нами стянуться были тщетны и мы принужденными нашлись дожидаться другой полной воды. Нам привезли верьп, который иначе не становился как стоймя и штоком вверх.

В 5-м часу утра была полная вода, но маниха случилась так велика, что возвышение и понижение воды не превосходило 4 1/2 фут. С вечерним приливом Снялись с мели, положили сверх якоря три верьпа с носу и кормы.

Ha судне Елисавете всего было 49 человек: Лейтенант Хвостов начальник оного, Я, Штурман, подштурман, боцман, трое матросов, 34 промышленных, два Алеута с Лисьих островов один Американец с полуострова Аляксы, приказчик, помощник его и два наших человека. К ночи сделался крепкий ветер со шквалами от NNO поутру ветер стих. Вечером видел я одного из старых мореходцев кампании. Он едва знал, что такое компас и карты; но ходил по морю, хотя медленно, однако довольно счастливо. Тут вспомнил я пословицу: счастье лучше богатырства. Казенный галлиот вышел из устья реки; но для нашего судна воды было мало.

В 7 часов вечера начали тянутся из устья реки, когда вода еще прибывала. В 9 часов подошли к перебору, ширина коего до 200 сажень, и как ветер дул тихий благополучный, то поставили марсели, брамсели, кливер, стаксели и с помощью буксира вышли за перебор, где за сделавшимся безветрием остановились на якоре, на глубине 5 сажень, грунт мелкий песок.

В 4-м часу утра снялись с якоря при легком попутном ветре, а в 10 часов легли на дрейф и подняли байдары, которые обыкновенно бывают на судах компании вместо шлюпок. Байдары суть гребные суда, употребляемые в тех местах Америки, где нет лесу для строения шлюпок, или где не умеют делать оных. Русские переняли таковые гребные суда от диких. Для построения Байдары с начала обделывается корпус, состоящий из весьма легкого и редкого набору, по верх коего обтягивается плотно сшитая кожа, служащая байдаре вместо обшивки. Большею частью употребляются для сего выделанные кожи морских львов; по нужде же в Охотске и бычачьи кладут. Байдара чаще правится веслом, нежели рулем, корма отвесная и несколько закругленная, форштевень же очень длинен и отлог, дабы байдара легче поднималась на волнение. Можно посудить сколь таковые гребные суда неудобны.

Работа на судне отправлялась чрезвычайно дурно, да и нельзя было ожидать иного; когда ни один из промышленных и матросов ничего не знал.

Пополудни ветер стал свежее, развело довольно великое волнение; большая часть людей чувствовали тошноту и другие признаки морской болезни.

Ночью ветер стих, но поутру опять скрепчал и принудил спустить брам-реи и брам-стеньги. Около полудня прилетал на судно ястреб и скоро опять скрылся.

До полудня день был хорош, но после того пошел дождь и ветер задул от N. Около судна летало несколько маленьких птичек, кои не могут далеко от земли отлучаться, и конечно занесены были ветром. Одна из них от усталости села на палубу, легко далась в руки, и хотя ее тот же час отнесли в каюту и насыпали крупы, но она скоро умерла.

Дождь продолжался до 4-х часов пополудни. Около судна плавали и летали утки малого рода. Имея довольно свободного времени, мы читали о бедственном состоянии Английского корабля Центавра под командою Капитана Энгельфильда, который спасся с 13-ю или 15-ю только человеками, изо всего бывшего с ними военного и купеческого флота. Хотя подобное несчастье легко могло и с нами случиться, однако же описание сие нас не потревожило. Может быть от того, что мы не охотно вдаемся в размышления о бедствиях другого, когда сами к тому близки.

День был прекрасный и ветер тихий. В 5-м часу пополудни увидели с палубы остров Алаит, кругловатая вершина которого покрыта была снегом. Матрос сидевший на саленге для смотрения берет говорил, что давно уже видел оный, но боялся сказать о том. Отчего боялся? — Нас прежде за сие секали, был его ответ. Наконец узнали истолкование сей загадки. Когда долго случалось им не видать земли, то они по справедливости приписывая то неискусству начальника судна, или мореходу (как оного обыкновенно здесь называют), в насмешку кричали иногда, что видят берег, были биты за то и молчали уже если и в самом деле увидят землю.

Может быть не бесполезно будет упомянуть здесь о мореплавании Русских промышленников по восточному Океану. Оно и по ныне в весьма худом состоянии, a прежде было еще и того в худшем: чрезвычайная отдаленность доставать искусных в морском звании людей, дороговизны припасов и всякого рода снарядов, корыстолюбие частных правителей, закоренелые привычки, вредное правило вместо поправления скрывать худое, и другие подобные тому причины, не позволяют иначе, как весьма тихими и медленными шагами восходить оному на степень желаемого изрядства. Таить сии обстоятельства есть тоже, что хотеть, дабы оные не приходили никогда в лучшее состояние. И так опишем сие мореплавание в настоящем оного виде. Суда по сие время строились в Охотске самым худым образом; ибо делалось сие или одним из промышленных, не имеющим ни какого понятия о строении морских судов, или каким-нибудь корабельным учеником, тоже совершенно ничего не знающим. Построенное таким образом судно грузится и вооружается точно таковым порядком, то есть без всякого знания нужных для сего правил потом надобно для управления судна сыскать Шкипера или Морехода. Начальник Охотского порта дает, за несколько сот рублей, какого-нибудь нетрезвого и незнающего Штурманского ученика; но обыкновеннее выбирали для сего одного из бывших несколько раз на островах, промышленных, которых людей называют Старовояжными так как вновь отправляющихся Казарами. Искусство сего Морехода состоит в том, что он знает компас, затвердил курсы, коими должен идти от берет до другого, и по привычке помнить виды многих мест. Из Охотска пускается он вперед к Камчатскому полуострову, вдоль которого, если судно не разобьется на берегу, пробирается до первого Курильского пролива. Увидеть какое-нибудь приметное место называется перехватить берег. От Курильских островов далее, ищут перехватить какой-нибудь из Алеутских островов, идут вдоль гряды оных и стараются не терять из виду берегов, до Уналашки или Кадьяка, куда судно назначено. Идти вдоль Алеутских островов, называются пробираться по за огороду; ибо острова сии лежат столь близко одни от других до самой Америки, что держась вдоль, нельзя почти потерять оных из виду.