На все четыре стороны - Елена Арсеньева

— Excellent! — снова воскликнула мадам Вите. — Значит, в пятницу, в четырнадцать часов… Да, кстати, дорогая Элен, надеюсь, вы знаете мое основное правило: я не работаю с новичками. Я не преподаю азы, а совершенствую ваше мастерство. Поэтому прошу прощения, если мой вопрос покажется вам бестактным: вы в самом деле умеете танцевать аргентинское танго?

— Вы.., вы… — с трудом выдавила Алена.

Она хотела спросить: «Вы преподаватель танцев?!» — но от изумления начала говорить по-русски. Конечно, твердое русское «вы» не слишком-то похоже на мягкое французское oui, однако то ли от изумления она начала пищать, то ли мадам Вите плохо слышала, то ли умела не хуже Алены Дмитриевой принимать желаемое за действительное, однако она в очередной раз издала свое любимое восклицание:

— Excellent! Имейте в виду, моя школа в деревне Люзарш, близ Шантильи, точнее, в трех километрах от Люзарш, в лесу Гуи. На указателях будет написано — шато Эриво или аббатство Эриво. Это практически одно и то же. Моя школа находится на втором этаже, поэтому на домофоне у ворот наберете цифру «два». Жду вас, Элен! До встречи в пятницу!

И мадам professeur отключилась.

— Бог ты мой… — тихо сказала Алена, продолжая прижимать трубку к виску и слушая гудки. — Бог ты мой…

Да, слабо у нее с французским языком, исключительно слабо, а говоря короче — просто плохо. Как она могла перепутать два слова: danse — «танец» и dans — "в". Ведь они произносятся по-разному, да и professeur dans diplomee, профессор в дипломе, звучит сущей бессмыслицей, каковой и является!

А Мари-Урсула Вите, стало быть, дипломированный преподаватель танца. Конкретно — аргентинского танго.

Ну ничего себе… Еще одно совпадение, от которого можно только пожать плечами!

Алена только начала это делать, но немедленно остановилась.

При чем тут совпадение? Нет никакого совпадения! Габриэль любит аргентинское танго и умеет его танцевать. Почти наверняка визитка мадам professeur de danse diplomee, причем именно professeur du tango argentin, выпала именно из его кармана. Возможно — нет, почти наверняка! — он учился танцевать именно у Мари-Урсулы Вите. А это значит, что в каком-то там шато Эриво близ Шантильи (матушка Пресвятая Богородица! Танцевальная школа в замке! А кстати, где это — Шантильи.., наверное, не столь далеко, если мадам так лихо приглашает к себе) Алена и впрямь может что-то узнать об этом загадочном и опасном человеке. А если даже и не узнает, то хоть научится танцевать танец, который давным-давно был для нее эталоном изящества и недосягаемой мечтой.

Стоп, стоп…

Но ведь мадам Вите ясно сказала, что танцевать никого не учит, только совершенствует мастерство. Алена худо-бедно умеет танцевать классическое (европейское, английское — как его только не называют!) танго, но оно клинически отличается от аргентинского всем — от ритмики до стойки партнеров!

Ну что ж, у нее есть время до пятницы — можно научиться хотя бы основным шагам.

Алена дохромала до компьютера и вышла в Интернет с тремя простенькими вопросами: что такое шато Эриво, где находится Шантильи и где можно взять уроки аргентинского танго?

Ответ на вопрос номер один: аббатство Эриво построено близ деревни Люзарш в 1160 году, было почти полностью разрушено безумной французской революцией, которую почему-то называют Великой (впрочем, и Октябрьскую революцию тоже называли Великой, ну и что?), а спустя семь лет после нее эту национализированную собственность купил знаменитый писатель Бенжамен Констан и построил себе шато, то есть замок — тоже Эриво, в котором и протекал его роман с не менее знаменитой мадам де Сталь. Теперь Эриво принадлежит нескольким владельцам. Фамилии их не указаны, однако можно не сомневаться, что одна из них — Вите.

Ответ на вопрос номер два: Шантильи — знаменитый город со знаменитым замком знаменитого принца Конде, в котором некогда закололся знаменитый метрдотель Ватель (деваться некуда от знаменитостей!), находится Шантильи в полусотне километров от Парижа.

Ответ на третий вопрос — насчет аргентинского танго — поразил количеством сайтов! Школы танцев, обучающие диски, милонги, милонги, милонги… Алена кликнула некоторые позиции и разочарованно присвистнула: тот, кто уверяет, будто Париж в августе вымирает, совершенно прав. На сайтах чуть не всех школ вывешены объявления: «Закрыто до сентября». Открытой оказалась только одна школа.., не столь уж далеко от Парижа, в Шантильи, вернее, в шато Эриво. Легко было догадаться, кому эта школа принадлежит.

Пожав плечами — на нет и суда нет! — Алена пошарила по сайтам двух самых больших магазинов в Париже, где продавалась видео— и музыкальная продукция, «Fnac» и «Virgin», и, набрав в окошечке поиска слова «tango argentin», обнаружила во «Fnac» дивидишник под названием «Танго милонгеро: основные шаги и главные фигуры». Причем уроки вела именно Мари-Урсула Вите, профессор.., и так далее.

Повезло! Надо немедленно отправляться во «Fnac» и покупать диск!

Алена сорвалась со стула и чуть не упала, потому что чертова шина съехала даже ниже щиколотки. И снова Алена решительно сняла орудие пытки и затолкала его за кресло.

Боже, какое облегчение ноге и душе!

Значит, так: отныне она будет надевать шину только ночью, чтобы не было искушения свернуться калачиком, в любимую позу во время сна. А днем.., а днем придется забыть об этой несчастной трещине в колене. Ничего — терпеть только до пятницы. А там.., или шах помрет, или ишак заговорит. В том смысле, что Алена либо смирится перед необходимостью заковать себя в шину, либо вообще перестанет думать о ней.

А что? Вон у Дика Фрэнсиса жокеи сплошь и рядом участвуют в скачках и совершают другие подвиги с переломанными ногами! Любимый писатель просто-таки настойчиво подсказывает выход из положения.

Между прочим, у Алены и у самой имелся единственный принцип лечения от всех болезней: не лечить их. И здоровьем наша барышня отличалась отменным. То есть случались у нее и сердечные приступы, и гриппы-насморки, и радикулит простреливал, и печень порою начинала шалить… Но это все именно что начиналось. Алена стискивала зубы и терпела, твердя, словно заклинание: «Дав боли волю — полежав, помрешь». Вот она не давала воли. Боль удивлялась, негодовала — и отступала. Это правда, правда истинная, ничего, кроме правды! Единственный врач, которого Алена посещала, был стоматолог. Но пломбы усилием воли не поставишь, такое небось даже Давиду Копперфильду не под силу…

Пломбы не поставишь, а с треснутой коленкой справишься!

А что делать? «При чем тут хочешь ты или не хочешь? Надо!» — говаривал Миша Поборончук, журналист, знакомый Алене по стародавнему, хабаровскому периоду жизни… А тут она и хочет, и надо!

Алена сменила мятые шорты на любимые защитные бриджи и неровной рысью, стараясь не припадать на левую ногу, помчалась во «Fnac», благо магазин находился в десяти минутах ходьбы, на бульваре Итальянцев. И вот поздно вечером, дождавшись, когда Марина, ее муж и Лизочка удалятся на покой (спальни находились довольно далеко от Алениной комнаты, к тому же были отделены от нее кухней и длинным коридором, так что она могла надеяться, что никого не обеспокоит), она поставила диск в DVD-плеер, включила телевизор.., и в ее жизни, которая прежде подразделялась на три неравных этапа — до встречи с Игорем, рядом с Игорем и после разрыва с Игорем, — с этого самого мгновения начался этап четвертый.

Алена впервые видела танго в стиле милонгеро, да еще исполняемое мастерами такого класса, как Мари-Урсула Вите и ее партнер. Эти летящие шаги, эти сплетения ног, эти опущенные глаза танцоров, рука партнерши, нежно закинутая на плечи партнера и порой мягко касающаяся пальцами его лопаток, махи ногами, странные, томительные повороты корпуса, и высоко поднятое колено, и поднимающееся навстречу колено партнера, и медлительные, неотрывные движения сцепленными ногами…

А слова?! А названия фигур?!, Салида, очос, очо кортадор, сакада, гиро, болео, крузада, зарандео, энроске…

Энроске, например, — это когда партнерша стоит на одной ноге, закинув левую за правую, а партнер обходит вокруг, как бы вкручивая ее в землю, а потом она делает болео, что означает мах ногой, после чего начинает выписывать перед партнером очос, то есть восьмерки. Фигура привела Алену почти в любовное исступление.

Она учила шаги до трех часов ночи, потом, уже в полубезумном состоянии, намазала коленку обезболивающим гелем, заковала ее в шину и упала в постель. Честно следует признать: боли она не чувствовала.., может быть, потому, что не чувствовала и ноги, но если бы вдруг явился к ней некто очень, ну очень могущественный, даже, может быть, всемогущественный, и сообщил, что жить ей осталось только три дня, до пятницы, и спросил, как бы она желала эти три дня провести, Алена, не задумываясь, воскликнула бы.., нет, не «В объятиях Игоря!», как следовало бы ожидать. Она воскликнула бы: «Танцуя милонгеро!» Ну, потом она, очень может быть, и спохватилась бы, и вспомнила бы все же о том, кого любила.., но первое слово дороже второго!